А сколько у вас кислорода?
Он ответил сразу:
По триста атмосфер на каждого.
Все стало на свои места — имеет смысл идти к вершине. Они получили «добро» раньше, чем прервалась связь…
Итак, первая группа еще не вернулась в лагерь V, а вторая уже идет к вершине. Я не думал об ответственности за столь спорное решение. Анатолий Георгиевич, когда я рассказал ему о переговорах, как всегда в таких случаях, поддержал меня. Подобное единство взглядов было очень существенно для работы всей экспедиции.
Когда двойки встретились, Эдик и Володя были предельно измученными и замерзшими. Их продвижение замедлялось не только отсутствием сил. Выходя утром на штурм, они взяли лишь самое необходимое, а поскольку погода была хорошей, оставили кошки. К вечеру пошла снежная крупа, и сухие днем скальные плиты превратились для них в ловушку-приходилось идти только с попеременной страховкой. От этого оба еще больше промерзали. И все же встреча с друзьями, кончившееся одиночество, горячее питье, которое под пуховками принесли Сережа Бершов и Михаил Туркевич, и, конечно, кислород, как посчитали все четверо, достаточно восстановили силы первой двойки. Безусловно, Сережа с Мишей казались по сравнению с ними свежими и энергичными. Разгоряченные подъемом, воодушевленные своей миссией, они стремились вверх при условии, что их помощь сейчас больше не нужна. Со своей стороны, Балыбердин и Мысловский тоже очень хотели, чтобы ребята попытались выйти на вершину. Это снимало с них (не существующий на самом деле) груз моральной ответственности: они прекрасно понимали, что для этих двоих повторный подъем сюда для выхода на вершину исключен. У Бершова и Туркевича было предусмотрено все необходимое. Покидая лагерь V, они знали, что в этом их единственный шанс выйти на вершину, хотя не исключали ситуации, при которой и мысли такой не возникает — если нужна будет постоянная помощь и опека первой двойке. Поэтому и не просили раньше времени разрешения у Тамма.
Теперь, получив разрешение и уточнив у Володи детали дальнейшего подъема, они устремились вверх.
Наши первые переговоры с ними состоялись в 21:30. Примерно в 22:30 дежурные у рации и я в своей палатке слышали вызов:
— База, база!
Потом еще раз. И все кончилось до утра, до плановой связи в 8:00. Казалось, мы начали привыкать ко сну и прослушиванию рации одновременно. То, что при этом можно было назвать сном, обретало привычное содержание в те короткие периоды, когда побеждала мысль: все хорошо, просто у них питание рации село.
Как мы узнали потом, вызов «база, база!», который мы слышали примерно в половине одиннадцатого, был безуспешной попыткой сообщить радостную весть о победе. Счастливые, стояли они на вершине. Поняв, что рация на таком морозе работать не будет, прекратили вызывать базу и попытались сфотографироваться. Пробыв на вершине 25 минут, Бершов и Туркевич начали спускаться. Очень скоро они неожиданно для себя догнали Володю и Эдика. Те практически не сдвинулись с места. Надо было организовать их спуск. В таком состоянии да еще без кошек они не могли сделать этого самостоятельно. Помощь, оказанная им двумя часами ранее, не дала желаемого результата.
Началось медленное, изнурительное движение. По маршруту спуска между Мишей и Сережей растягивалась перильная веревка — 45 м. Пристегнувшись к веревке и придерживаясь за нее, вниз уходили Эдик и Володя. Потом опять работала вторая двойка, опять на очередном участке спуска натягивались перила, и все повторялось вновь. И так много часов кряду.
Истекали сутки с тех пор, как первая двойка покинула лагерь V. Оба были уже почти в невменяемом состоянии.
Около 6 часов утра 5 мая они наконец добрались до палатки. Позже Балыбердин записал в своем дневнике, что так близко к концу он еще никогда не был. Друзья помогли ему влезть в палатку, когда силы, казалось, покинули его.
И вновь возникает вопрос: где же предел человеческих возможностей? Всего через несколько часов все четверо продолжили спуск, и еще 2 дня двигались они до лагеря I на отметке 6500 м. Очень скоро Володя восстановился настолько, что никакая помощь ему уже не требовалась. Для Эдика же эти 2 длинных дня продолжали быть днями испытания духа и воли. Руки были поморожены. Кончики пальцев почернели, местами лопнула кожа. Они болели сами по себе, не говоря о мучениях, вызываемых рукавицами. А надо было спускаться по сложным и крутым скалам, пользуясь непрерывной цепочкой веревочных перил. 4 км веревок, на каждые 50 м. минимум по 3 крюка, то есть минимум 3 раза надо этими руками отстегнуть и вновь пристегнуть страховочный карабин. Все 4 км надо крепко держаться этими руками за веревку и жумар. Все 4 км — 2 дня — надо терпеть и терпеть. Никто не мог ему в этом помочь, никто не мог за него (этого он не хотел допустить) перестегиваться и держаться. Только эти его пальцы. Только эта его воля.
Во всем же остальном ему непрерывно помогали два ангела-хранителя — Сережа Бершов и Михаил Туркевич. И, конечно, Володя Балыбердин.
Когда Эдик спускался в очередной лагерь, он не мог уже ничего делать сам. Ни разуться, ни переодеться, ни поесть, ни залезть в спальный мешок. Он становился капризным, как ребенок. Но это никого не выводило из равновесия — дневной работой он заслуживал большего снисхождения.
Теперь об ангелах-хранителях или, точнее, спасителях. Оба достойны высшей похвалы. Их выдающиеся способности скалолазов были хорошо известны и раньше. Здесь же, действуя все эти дни просто замечательно, они продемонстрировали, что являются и исключительно сильными альпинистами. В Сереже, спокойном, мягком и в то же время решительном человеке, никогда не теряющем чувство собственного достоинства, можно было заранее увидеть все те качества большого человека и альпиниста, которые так ярко проявились на Эвересте.
А вот Миша приятно удивил. Я не относил его к числу сильных альпинистов. Компанейский, веселый парень — это да. Но бывает несдержан, не всегда контролирует себя. Таким он мне представлялся. И это подтверждалось вначале, когда ему тяжелее многих давалось врабатывание. Уставая, он готов был раздувать, и казалось с удовольствием, досадные для нас неурядицы, встречавшиеся на начальном этапе. Вместо спокойного анализа и поиска путей исправления ошибок готов был винить всех и каждого. А тут, в решительный период, когда надо было зажать себя и действовать, действовать и действовать несмотря ни на что, он сработал отлично во всех отношениях. Молодец!
Но вернемся в базовый лагерь. Мы покинули его в ночь на 5 мая. Когда сон отступал под напором тревожных мыслей, вспоминались события этого дня. Начался он со скоротечного, но тревожного происшествия.
