Мириам постучала каблуком возле моего уха.
– Эй, рептиль!..
Я прорычал сердито:
– Чего тебе, пласкатик?
Она тут же поинтересовалась:
– Это кем ты меня обозвал?
– Летать не умеешь? – ответил я. – Значит, передвигаешься в плоскости. Что тебе, существишко?
– До моего королевства, – сообщила она высокомерно, словно была императрицей Римской империи времен ее расцвета, – еще далеко. Я не хочу, чтобы ты прилетел обессиленным. Вон там впереди озеро, можем отдохнуть немного.
– А, – сказал я понимающе, – одежку надо прополоскать?.. Ладно-ладно. А то я слышу запах, гм… и что-то течет по мне.
Мириам возмущенно завопила, принцесса озадаченно молчала, не поняв моих загадочных слов, а я с подозрением рассматривал блеснувшее далеко впереди озеро.
– А в нем кто живет?
– Никто, – заверила Мириам.
– Точно?
– Абсолютно, – крикнула она. – Мы трижды останавливались на его берегах и отдыхали.
– Вода пресная?
– Конечно, – ответила она удивленно. – Хорошая вода.
– Пили?
– И сами пили, и коней поили…
– Хорошо, – ответил я с удовлетворением. – Будем считать, что уже снизились, сели, искупались, отдохнули и полетели дальше. Уже без остановок. Где, говоришь, это странное королевство?
– Почему странное?
– Ну, его еще нужно отыскать…
Она сказала зло:
– Я слыхала, что Сен-Мари вроде бы побольше. Ну и что?
Я пробормотал:
– Да, в самом деле… Ну и что?
Навстречу плывет целый ледоход облаков, я не стал врезаться в это неприятное месиво, поднялся выше, и некоторое время мы летели, словно над заснеженным полем.
Принцесса пискнула, указывая розовым пальчиком на крупную полынью, на самом дне которой виднеются крохотные домики. Я послушно нырнул, а когда облака остались выше, рассмотрел сразу два города, связанные общей широкой дорогой и домики по обе ее стороны.
– Лианекс, – вскрикнула Мириам. – Уже близко! Как быстро ты летишь, оказывается… А с виду так медленно…
– Повтори такое, – пригрозил я, – когда я пойду над самой землей!
Мириам умолкла и не проронила ни слова, пока из-за появившейся реки не проступили белые известковые горы, а за ними дома и башни. Принцесса что-то у нее спрашивала, Мириам беспокойно задвигалась, я чувствовал, как она привстала, преодолевая встречный ветер, напряженно всматривается в проступивший впереди большой город. Домики, на мой взгляд, мелкие, аккуратные, улицы извилистые и хаотичные, и все это окружено довольно толстой стеной, по ней могут пройти двое плечо в плечо.
Конечно же, в самом центре площади торчит черная стела. Крупный дворец расположен, как и водится, на краю площади, чтобы народ мог собраться и выразить свое ликование при виде любимого правителя.
Я услышал нежный голос принцессы:
– Это и есть Меркер?
– Да, – ответила Мириам почему-то упавшим голосом.
– Я думала, – произнесла принцесса, – что он побольше…
– Я тоже так думала, – ответила Мириам невесело. – Почему? Я такая глупая? Или я выросла?
Я сказал утешающе:
– Это просто вид сверху, пласкатики. На самом деле внизу все мелко. Даже Гандерсгейм не так уж велик… если полетать и над другими землями.
Мириам вздохнула, но промолчала. Я снизил скорость полета, надо подумать, как явиться, а то все слишком по-женски: собрались и полетели. Как же, щас нас ждут не дождутся.
Несмотря на общее разочарование, город все же достаточно крупный. Я в задумчивости раскинул крылья и задержался в одной точке пространства. Видны как бы два, даже три города, вложенные один в другой, как кольца. Такое нехарактерно для этой эпохи, а здесь в центре вон самый древний город, его окружают дома и здания заметно другого стиля, а вокруг этого, отделенного кольцевой дорогой, третий город, самый большой, шумный и многолюдный.
Присмотревшись, я увидел вбитые глубоко в землю следы широкой крепостной стены, стена явно мешала и раздражала настолько, что в конце концов снесли, но дорога на ее месте получилась узкая, хотя и ровная, как будто нарисованная циркулем: древние строители свое дело знали…
Улочки во всех трех частях города кривые и бестолковые, везде в самых неподходящих местах лавки. Кони или верблюды на привязи, даже столы с табуретками вынесены из душной и жаркой харчевни. Люди то ли едят, то ли пьют, то ли просто сидят там и мешают остальным передвигаться.
Я повел головой по сторонам, сердце стиснулось непонятной тоской. Город странен, чужд, постройки непонятны, кроме массивной черной стелы, угрожающей острием самому небу, много храмов, и пусть они все стары и ветхи, но церквей нет, а из меня хреновый принуждатель даже к светлому и чистому. Я из тех, кто после первой же безнадежной попытки машет рукой и говорит: не хотите, придурки, идти к свету – сидите во тьме!.. А я не буду с вами возиться.
И либо в самом деле пройду мимо и дальше, либо велю все старые храмы сжечь, всех несогласных поставить на колени и окрестить насильно. Но, учитывая, что за моими плечами мощь всей армии Сен-Мари, или Орифламме, как ее здесь называют, наверняка выберу второе.
И пусть знаю, что слишком нетерпелив, что так нельзя, но… так же делалось? И получилось? Непокорных язычников-саксов, зверски распинавших всех христианских миссионеров, Карл Великий истребил две трети, оставшихся окрестил насильно, и вскоре они стали костяком его христианской империи.
Я чувствовал, как накренилась влево Мириам, рассматривая центральную часть города, где величием и пышностью построек выделяется королевский дворец.
Мириам прошептала с печалью:
– Как все стало иначе…
Я буркнул:
– Всего за десять лет?
– Вы живете по тысяче, – сказала она с печалью. – Что вам такие перемены… Вам надо, чтоб море высохло или горы поднялись из песков, тогда заметите…
– Мы живем по сто тысяч лет, – с достоинством возразил я. – Потому такие умные. Но дворец вроде бы тот, что как-то видел мельком сто лет назад.
– Он стал темным, – произнесла она. – Я вижу крылья зла. И все мои цветы увяли.
– Что такое цветы? Ах да, трава так размножается… Дура.
Мириам спросила непонимающе:
– Почему?
– Корнями надежнее, – сообщил я. – Вегетативно. Скрыто под землей, стыдливо и строго. А цветы… Бесстыдство какое-то. Вот так, прямо наверх, чтоб все видели…
Она задумалась, щечки внезапно покраснели, бросила на меня взгляд искоса, но я ждал ответ, она пробормотала:
– Так это же цветы…
– И что?
– Им можно, – сказала она чуть окрепшим голосом. – И вообще… Как-то странно у рептилий мозги устроены. Такое видите, что нормальный человек никогда не подумает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
