уважение. Зато усомнившийся Воронин сегодня знатно потерял в моих глазах. Только что с моих чувств Максу?
В отличие от всех, я априори знал, — Макс не виноват. Мне незачем было тратить время на отработку целой половины версий. Разрыв с Зайками развязал мне руки, целиком освободив вечера, их-то я и начал использовать. Положение героя и капитана СБ — это не только возможность беспрепятственно заселиться в гостиницу, это еще и повсеместное уважение. В казарму после когда-то устроенного переполоха хода мне не было, но с Борисом Сударевым — капитаном роты, задействованной в охране наших экзов на выездах, за время работы довелось шапочно познакомиться, поэтому вызов на разговор Ольги Кущиной не составил труда.
— Господи, когда же это закончится! — пробормотала рядовая, вызванная к командиру.
— Оля, всего несколько минут. Я сам летел в том самолете, поэтому для меня это важно!
— Да понимаю я! Просто… Извините, — и дальше она как заученный текст оттарабанила историю того дня, — Ваш товарищ, значится, он как мы приехали, сначала с главной летчицей поговорил. Потом она ушла, пришла другая, второй пилот, стало быть. Нас отправили на выгрузку, приятели ваши рядом крутились, а он с той девушкой, значит, отстал. И вдруг он вроде как вспомнил что-то, чуть ли не по лбу себя хлопнул, и протягивает, значится, ей из кармана кулек с конфетами. А мне так обидно стало: мы, значится, вашу броню ворочали, а конфеты, значится, пожалуйста летчице!
— Что за конфеты?
— Так не меня же угостили! Оранжевые, вроде бы медовый ирис в таких фантиках!
— А сам он нервничал, может тебе что-то подозрительным показалось?
— Так я уже сто раз говорила: он, значится, как будто случайно вспомнил!
— Понятно, — поспрашивав рядовую для проформы еще пару минут, отпустил девушку на законный отдых.
— Узнал, что хотел? — капитан охраны, подтвердив подчиненной мой приказ, обернулся ко мне.
— Узнал.
На протяжении всего разговора эмофон девушки оставался ровным. Она ничего не скрывала, рассказывала точно как видела и запомнила. С маленькой поправочкой — я сам вышел из клана потомственных гипнотизеров, и то, что она помнит, может кардинально отличаться от того, что произошло на самом деле.
— Когда у нее были увольнительные?
— Лось, ты что, подозреваешь ее? — подобрался капитан, готовясь грудью встать на защиту подчиненной, — Так глубоко даже СБ не копало.
— Борис, я отлично знаю, что твоя Кущина говорит правду. СБ в нелепых розыгрышах раньше замечено не было. Но вместе с тем, у меня лучший друг сейчас сидит на Лубянке, обвиняемый то ли в государственной измене, то ли в массовых убийствах и покушениях! Я просто хочу убедиться, что никто не мог повлиять на твою рядовую!
— Ладно, — нехотя согласился капитан после раздумий, — Кому другому бы отказал, но поскольку ты там пострадавшая сторона… Пойдем, покажу журнал.
— Боря, спасибо! Не забуду!
— Спасибо плохо принимает форму стеклянной посуды… — намекнул Сударев на приемлемую форму благодарности.
— Понял, осознал, сей же вечер!
Повлиять на Кущину могли только в краткий промежуток, который, если верить журналу, Кущина провела, никуда из роты не отлучаясь. Тупик.
Попробовал раскопать историю конфет, но недельный обход окрестных магазинов ничего не дал: мерзкая приторная сладость ввиду дешевизны пользовалась у женской части населения постоянным спросом, ириски раскупали килограммами. И, разумеется, никто не вспомнил покупателя в буденовке и с парашютом за спиной. А жаль.
Жизнь тем временем продолжалась. Воронин железной рукой навел в лабе порядок, работа со скрипом возобновилась, досужие разговоры прекратились, на упоминание имени Кудымова словно наложили табу. А у меня исчезла легкость в общении с шефом. Наш тандем разладился, и все чаще Ван-Димыч стал вызывать к себе Тушку с Гаей, интересуясь их мнением по тем вопросам, которые раньше обсуждал со мной. Девчонки задирали нос, мне же оставалось довольствоваться утешением, что хотя бы Иголкина шеф оценил верно, не подпуская к экспериментам. В один день, когда не справившаяся с управлением Наталья грохнулась с четырехметровой высоты, ворвался в кабинет, стремясь поставить точки над «и»:
— Шеф, вы мне больше не доверяете?
— Миша, — замялся Ван-Димыч, комкая в руках знакомый оранжевый фантик, — Миша…
— Ясно. Шеф, а вы где эту гадость взяли?
Повороту начальник удивился, но тему сменить был рад:
— Балуюсь иногда, — и смущенно кинул бумажный катыш в мусорную корзину, — Когда курить бросил, подсел. Иногда понервничаю и…
— А кто это знает?
— Да почти все… — растерялся от моего допроса мужчина.
— Ясно, — повторился я, уже забыв, с чем пришел.
Ответ «почти все» меня не устроил. Я, например, не знал. Устроил опрос сотрудников и нашел еще несколько человек, таких же непосвященных в слабости начальства.
— Тебе заняться нечем⁈ — с раздражением поинтересовался Рыбаков, наткнувшись на меня и двоих коллег в коридоре. Парни, обнимавшие тяжелые коробки, благодарно кивнули ему и поспешно засеменили прочь.
— Чего это вы за папки туда-сюда таскаете? — указал на груз в руках Мишки.
— В отдельный кабинет переезжаю.
— О, поздравляю! Повышение?
— Оно самое, долгожданное, — самодовольно улыбнулся бывший сосед и тут же нахмурился, — Лось, если хочешь помочь — помогай, коробок на всех хватит. А нет — так не суйся под руку. Видишь же: не до тебя с твоими шуточками!
Проводил согнутые под тяжестью бумаг фигуры взглядом и отправился к себе — эти трое были последними в моем списке. В зале мельком глянул на тренировку и заперся в каморке: всего за час история обросла новым слоем.
Шеф на контакт не шел, но у меня имелся собственный добровольный информатор — Угорин. Через Алексея Игоревича и его старые связи удалось выяснить — обвинение в госизмене с Макса сняли, сейчас ему шили покушение на убийство на почве личной неприязни ко мне, то есть почти точь-в-точь повторяли Мишкины доводы. Хорошая попытка, если забыть, что эмпатия почти всегда при мне — я могу ошибиться в отдельном случае, но наблюдая человека изо дня в день, не заметить общее отношение не способен.
Зато почти уверен, что нашел, кому на самом деле предназначались конфетки с начинкой. Макса сыграли в темную, рассчитывая, что ненужный ему пакетик он передаст по адресу. Но то ли мой друг тоже не знал о слабости шефа, то ли просто решил распорядиться по-своему, а вышло все не так, как задумывал недоброжелатель.
Уже две ниточки вели к одному и тому же лицу, и, отталкиваясь от сложившихся подозрений, осталось проверить только третью.
— Что⁈ — всхлипнула Юля, затягиваясь сразу на полсигареты, — Мне теперь можно!
— Как будто раньше нельзя было! — пробурчал я, распахивая окно на ее крохотной кухоньке.
— Раньше нельзя было, — она с силой раздавила бычок в блюдце, приспособленном под
