температура, пожалуй, чуть-чуть упала. Освещения никто не выключал, воздух поступал бесперебойно, но пища стремительно разлагалась, распространяя в отсеке тошнотворный запах. Не прибавляло бодрости и то, что из лопнувшей трубы не переставая текла вода, – в нижней части кабины образовалось целое озеро.
Мы старались держаться как можно тише, не ведая, слышат ли нас чудовища, и опасаясь ужасных последствий, если вдруг услышат. Правда, сами монстры, казалось, совершенно погрязли в собственных приготовлениях: сколько раз я ни поднимался к люку, ведущему в их отсек, там по-прежнему не умолкал шум.
Голодные, усталые, потные, испуганные, мы уселись рядышком на наклонном металлическом полу, выжидая удобной минуты, чтобы ускользнуть на волю. Вероятно, на какое-то время нас сморил сон; я очнулся с внезапным чувством, что в нашем окружении произошла определенная перемена. Взглянув на часы – ввиду отсутствия карманов на нижнем белье я ухитрился пропустить цепочку под пуговицей через петлю, – я установил, что с момента нашего прибытия на Землю миновали без малого сутки. Надо ли говорить, что я немедля разбудил Амелию, чья голова покоилась у меня на плече.
– Что такое? – встрепенулась она.
– Ты ощущаешь запах? – Она принялась громко нюхать воздух, наморщив нос. – Чувствуешь, пахнет гарью?
– Верно, – согласилась Амелия и вдруг воскликнула: – Так это же костер! Горящая древесина!
Нами овладело неистовое возбуждение – запах представлялся таким родным, ни с чем не сравнимым.
– Люк, – произнес я многозначительно. – Они наконец открыли люк!
Амелия уже была на ногах:
– Скорее, Эдуард! Пока не поздно!
Я подхватил ее ридикюль и повел свою спутницу по круто изогнутому полу к коридорам. Затем я пропустил Амелию вперед с тем расчетом, что подхвачу ее, если она упадет. Поднимались мы медленно, обессиленные выпавшими на нашу долю суровыми испытаниями. Но ведь мы полагали, что поднимаемся в последний раз – из преисподней марсианского снаряда на свободу.
5
Почувствовав опасность, мы замерли, не дойдя до конца коридора, и бросили взгляд вверх, на небо.
Оно было синее-синее и нисколько не походило на небеса Марса – эта была свежая, умиротворяющая синева, какую с наслаждением видишь в теплый летний вечер. По этой синеве плыли перистые облачка, далекие, покойные, тронутые багрянцем заката. Но гораздо ниже и ближе к нам вился тяжелый серый дым – именно он и доносил до нас запах горящего дерева.
– Пойдем дальше? – шепнула Амелия.
– Что-то мне это не нравится, – отозвался я. – Я надеялся, вокруг соберутся толпы народа. Слишком уж все тихо.
И тут, будто опровергая мои слова, до нас донесся резкий стук металла по металлу, и коридор озарила ослепительная зеленая вспышка.
– Значит, чудовища уже выбрались наружу! – прошептала Амелия.
– Надо посмотреть. Оставайся здесь.
– Ты меня не бросишь?
В ее голосе вдруг прорвались какие-то новые нотки, он едва не сорвался от напряжения.
– Только доберусь до кромки люка, – заверил я. – Должны же мы знать, что там происходит.
– Будь осторожен, Эдуард. Постарайся, чтобы тебя не заметили.
Я передал ей ридикюль и пополз наверх, терзаемый самыми противоречивыми чувствами. К переполнявшим мою душу испугу и тревоге добавлялись волнующие ощущения, приходящие извне: я понимал, что дышу воздухом Земли, впитываю в себя ароматы родины.
Подобравшись к самой кромке, я лег на металлический пол ничком и подтянулся на руках. В вечернем полумраке я увидел огромную яму, которую снаряд вырыл при своем бешеном приземлении, а в яме моим глазам предстало зрелище, наполнившее меня паническим ужасом.
Прямо под округлой кормой снаряда лежала упавшая крышка главного люка – огромный стальной диск примерно восьмидесяти футов в поперечнике. Когда-то именно этот диск противостоял ярости взрывов при запуске; теперь его вывинтили изнутри и сбросили на песок, очевидно, за ненадобностью. А чуть поодаль марсианские чудовища уже приступили к сборке своих дьявольских машин.
Все пять монстров сумели благополучно выбраться из чрева снаряда и работали, не щадя себя. Двое старательно прилаживали опору к одной из боевых машин, распластанной неподалеку от моего убежища. Я сразу понял, что она еще не боеспособна: другие ее ноги-опоры выдвинуты лишь на несколько футов, а платформа едва приподнималась над землей. Еще двое работали под платформой в небольших экипажах – механические руки поддерживали треножник на весу, в то время как более короткие отростки сновали туда-сюда, постукивая по металлическим деталям. Каждый удар сопровождался яркой зеленой вспышкой, и легкий ветерок уносил в сторону желто-зеленый дымок.
Пятое чудовище участия в работе не принимало. Оно взгромоздилось на плоскую поверхность сброшенного люка буквально в двух шагах от меня. Рядом стояли тепловой генератор, жерло которого было направлено вертикально вверх, и высоченная телескопическая мачта, увенчанная параболическим зеркалом футов двух в диаметре. Мачта и зеркало вращались – вращало их само чудовище, прильнувшее огромным, как блюдце, ничего не выражающим глазом к какому-то прицельному устройству. Я еще толком и не разглядел это устройство, как чудовище содрогнулось всем телом, и над краем ямы взвился смертоносный белый луч – в земной, более плотной атмосфере он был виден совершенно отчетливо.
В отдалении послышались сдавленные крики, затем до меня донесся треск горящих деревьев и построек. На какой-то миг я невольно пригнулся, не в силах участвовать в этом кровопролитии даже в качестве пассивного наблюдателя. Мне казалось, что своим бездействием я помогаю чудовищам в затеянной ими адской бойне.
Яснее ясного было, что луч пускали в действие не впервые: бросив взгляд на противоположный край воронки, я заметил там несколько обугленных тел. Разумеется, я не мог знать, зачем эти люди пришли к яме и почему чудовища пустили в ход оружие, но теперь-то я не сомневался, что они будут держать всех и каждого на почтительном расстоянии до тех пор, пока не закончат сборку машин.
Параболическое зеркало продолжало вращаться над краем ямы, однако тепловой луч на моих глазах не применяли больше ни разу.
Я переключил свое внимание на самих чудовищ и не без ужаса отметил, что непривычная для них сила земного притяжения наложила на их внешность свою печать. Я уже говорил о том, как податливы тела этих омерзительных созданий; с возрастанием тяжести их губчатые туши раздались и сплющились. Страж, что находился ближе всех ко мне, казалось, распух раза в полтора и достигал теперь в длину шести-семи футов. Щупальца у него не удлинились, но также расплющились под собственным весом и походили на змей еще сильнее, чем раньше. Изменилось и «лицо». На глаза – наиболее приметную его часть – сила тяжести, правда, не повлияла, зато клювообразный рот вытянулся клином. Дыхание стало затрудненным, изо рта на землю непрерывно капала тягучая слюна.
Я и раньше не мог смотреть на этих монстров без содрогания и ненависти, а теперь, в новой обстановке, едва не потерял контроля над собой. Я позволил себе оставить свой наблюдательный пост и добрых пять минут лежал на полу, трясясь от бессильной ярости.
