Вот туда-то и направили Озара волхвы, вызволенные из Варяжских пещер с его помощью. Какими же измученными были служители, когда их вытолкали из подземелья! Столпились, жались друг к дружке, щурясь на белый свет, от которого отвыкли, находясь в пещерах. Жалкие, грязные, исхудалые… И это служители, которым ранее сами князья в пояс кланялись! А посмотреть сейчас – ну чисто калики перехожие в лохмотьях. Даже амулеты-охранители отобрали у них дружинники князя. Зато лишать свободы больше не смели. Добрыня от имени князя Красна Солнышка отдал приказ – и отпустили их на все четыре стороны.
Волхвы и впрямь решили разойтись в разные концы света. Немного оправились, подкрепились, обговорили все случившееся и решили, что и дальше будут служить своим богам. Понимая, что именно Озару обязаны освобождением, они даже предлагали поставить его главным над всеми. Однако Озар отказался.
– Мне лучше уйти, не привлекая к себе внимания, – сказал он. – Дела нам предстоят немалые, а я многим известен. Нам же действовать отныне предстоит тайно. Вот и разойдемся по миру и станем новой вере чинить препоны. Будем разъяснять людям, как сохранить наше исконное даже вопреки воле правителей.
Старый верховный волхв отдал наказы, куда кому отправляться. Некоторым повелел двинуться в Черниговскую землю, где обитало племя радимичей. Надо было предупредить тамошний люд, что скоро их вынудят насильно принимать иноземную веру. При этом не следовало упоминать о празднествах и гуляниях, какие были в Киеве в честь крещения, а надо поведать, что народ плетками и дубинками загоняли в реку, даже забивали тех, кто противился. Другим служителям было наказано пробираться в сторону северных племен Руси и там разнести весть о жестокосердном подчинении киевлян иноземной вере. Кому-то было сказано уйти в леса древлян. Это племя давно сблизилось с Киевом, однако там и поныне многие жили в глухих селениях, почитая своих богов, так что трудов особых в чащах древлянских не предвиделось. Сложнее было с южными землями Руси, особенно расположенными вдоль Днепра. Эта река – великий путь торговый, там исстари ходят ладьи, а корабелы останавливаются в селищах и рассказывают о том, что многие страны в мире приняли веру в Христа и теперь не бедствуют, а поднялись и богато живут. Местные же из Приднепровья слушают их и в большинстве своем уже решили, что с Христом и они лучше заживут. А чтобы такие мысли не посещали легковерных, туда надо отправить самых опытных и разумных служителей.
Одним из лучших считался волхв-перунник Озар. Теперь его путь лежал на юг, вдоль течения великого Днепра. И он отправился нести свою службу, шел легко и уверенно, гордый тем, что ему предстоит, и напрочь лишенный сомнений в том, что справится. За его плечами была котомка, в руках – крепкий посох, на поясе – калита дорожная. В калите – завернутый в тряпицу литой шип, каким купца Дольму убили. Он так и остался у волхва, вот и решил взять. Все же хорошее оружие, вроде и незаметное, но надежное. А то в дороге мало ли что случится. Но о дурном сейчас думать не хотелось. Озар чувствовал себя едва ли не соколом, вылетевшим из тесной клетки на волю. Надо же, сколько он провозился с дворней Колояровичей да с ними самими, когда его дела столь важные ожидали. Но теперь-то он развернется в полную силу. Ведь умел же он увлекать людей, умел добиваться их доверия и расположения. Это ему не единожды помогало. Как в той же усадьбе на Хоревице, где приходилось особенно изворачиваться и наводить людей на те действия и помыслы, какие самому было выгодно им внушить.
К ночи волхв добрался к окруженному валами городку Треполь[109]. Попросился на постой. Законы Рода гостеприимного тут чтили, да и по длинной гриве волос в нем признали волхва. Пусть он и был в простой холщовой одежде путника, без всяких вышитых узоров-оберегов, без костяных амулетов на поясе и груди.
Хозяин подворья, где его приютили, даже участливо спросил:
– Трудно сейчас вашим приходится?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Озар со светлой улыбкой ответил, что, мол, ничего, все, что ни случается, по воле богов происходит. Всегда идет борьба света и темных сил, и ранее такое случалось, когда небожители были в полной мощи и славе, а когда и им побороться за себя приходилось. Известно, что боги оберегают Русь от бед, и этому уже не воспрепятствовать, если, конечно, им по-прежнему верить да славить их. И если так будет продолжаться, то никакой иноземный Христос ничего не добьется в этих краях. Да и что это за Бог такой, если некогда бродил простым человеком по земле, как голытьба, и даже не смог за себя постоять, когда его схватили и казнили. Таких богов не бывает. Выдумки все это неразумные.
Хозяин вздохнул:
– Вроде ты все верно говоришь, служитель, да только опасно сейчас вести подобные речи. Особенно учитывая, что все дружинники в Треполе носят на груди крест.
– Крест носят? Что с того? – усмехнулся Озар. – Или хочешь сказать, человече, что дружинники эти не плюют через левое плечо, отгоняя Недолю злую? Или, поднимаясь на ладью, не бросают краюху хлеба водяному, чтобы не потопил их судно? Что, так и есть? Вот то-то, не забывают русичи наши обычаи, даже если охристианились. Так что наша исконная вера крепка, она никуда не делась. А все это христианское… Сегодня есть, а завтра опять требы к священным дубам люди понесут.
Жена хозяина наблюдала со стороны, как молодцеватый длинноволосый волхв доедает уже вторую миску мясной похлебки, а потом и молвила, что, дескать, требы-то порой уж слишком большие отдавать служителям приходилось. А новые попы немного берут.
– Это лишь пока, – заверил ее Озар. – А как вцепятся в нашу землю, расселятся повсюду – и будут у вас забирать не меньше нашего. Если не более. Но все же верю – не надолго они пришли. И вы поверьте ведуну, служителю самого Перуна. Как говорится в народе, новая метла по-новому метет, а как сломается – под лавкой валяется.
Они еще долго говорили, хозяин слушал и кивал, а вот баба его была чем-то недовольна и вскоре спать ушла. Видать, зацепила ее новая вера. Но, как заметил волхв, бабы, они скорее к христианству тянутся.
Наутро хозяин проводил гостя и даже одарил: принес ему в дорогу сапоги городской выделки. Пожалел волхва, у которого кожаные поршни от долгой ходьбы почти уже развалились. А выданные им сапоги хоть и не новые, однако еще крепкие. Легко в них в пути будет.
Хотел гостеприимный хозяин доброе дело сделать, но вышло только хуже. Ибо сапоги его оказались тесны Озару, и вскоре волхв натер такие мозоли, что каждый шаг вызывал боль и идти столь же быстро, как ранее, не получалось. А ведь Озар рассчитывал уйти от Киева как можно дальше. А то вдруг слуги Владимира опомнятся и сообразят, что натворили, отпустив служителей старых богов. И Озар, стиснув зубы, ковылял по большаку, старался побыстрее удалиться от стольного града. Ему бы разуться, однако босой волхв особого почтения не вызывает. Это бы означало унизить свое звание служителя богов.
Большак потому большаком и называется, что является не какой-то стежкой-дорожкой, а широкой наезженной дорогой. Тут и возы могут разминуться, и отряд всадников проедет беспрепятственно. До самого Витичева дорога вдоль берега Днепра была прямая и ровная, и весь этот путь хорошо охранялся, дружинники то и дело проезжали верхом на отборных лошадях. И вышло вдруг так, что один из них придержал коня возле Озара. При этом так натянув поводья, что его гнедой едва ли не на дыбы встал.
– Силы небесные! Озар?
Волхв резко оглянулся. Сперва напряжен был, потом даже рассмеялся.
– Эх, разверзнись само небо! Эко тебя занесло, Златига неугомонный! Неужто в Киеве не сиделось подле жены-красавицы? Но понимаю – служба. Да и смотришься ты чисто витязь!
Златига и впрямь был в высоком блестящем шлеме-шишаке, в добротной кольчуге, в стремя ему упиралось высокое копье с ромбовидным острием, за плечом висел червленый щит со знаком бьющего с лету сокола – герб князей Рюриковичей.
