Набираясь смелости, я делаю еще один большой глоток спиртного. На язык попадает лишь мельчайшая капля. Поднимаю бутылку и прищуриваюсь через стекло. Пусто. Отбрасываю ее в сторону.
Мне нужно покончить с этим, но я слишком пьян, чтобы двигаться.
«Вставай», — говорю я себе. — «Пока не вырубился!» — Я тру лицо и шлепаю себя по щекам. — «Проснись!».
Возможно, я никогда больше не смогу найти в себе мужества сделать это.
Но я хочу этого. Хочу обрести покой. Свободу. И не вижу другого пути.
Наконец, я встаю на ноги, и темный горизонт изгибается и наклоняется перед моими глазами. Это должно быть легко, как бы я ни был пьян.
Надеюсь, Кайя сможет меня простить. Сейчас я не самый любимый ее человек, но если бы не она в последние несколько лет, то не знаю, смог бы я прожить так долго.
— Черт, это ты. — Эштон, старший брат Кайи и мой бывший лучший друг, подходит ко мне с доской для серфинга подмышкой. Он изучает меня, затем песок вокруг меня. Замечает пустую бутылку. — Ты действительно кусок дерьма.
— Ты это уже говорил, — говорю я невнятно.
Я вижу, как напрягается его челюсть. Этот парень ненавидит меня до глубины души. Я мог бы подраться с ним, может быть, он ударил бы меня достаточно сильно, чтобы убить.
— Хочешь вырубить меня, сейчас самое время. Я не буду сопротивляться.
Он прищуривается, как будто размышляет об этом.
Взрыв смеха раздается откуда-то из темноты внутри меня.
— Тебе придется убить меня, потому что я никогда не перестану трахать твою сестру. — Слюна скапливается у меня во рту. Я сплевываю на песок.
Напряжение так сильно напрягает его мышцы, что я чувствую, как меняется воздух вокруг нас.
Хорошо. А теперь, блядь, ударь меня.
— Ты мне больше нравился, когда был никем. — Он устремляется к воде. — Надеюсь, Кайя бросит тебя.
— Не бросит. — Я качаюсь на ногах. — Она слишком отчаянная, черт возьми.
Хотелось бы мне втянуть слова обратно, сломать себе челюсть, чтобы больше не мог говорить. Потому что на самом деле я не имею в виду ничего из того, что говорю. Но мне нужна боль. Мне нужно что-то почувствовать, потому что прошло слишком много времени, с тех пор как я вообще что-то чувствовал. Ни с Кайей, ни когда занимаюсь серфингом, ни татуировки, ни удар кулаком в челюсть. Я полностью оцепенел.
Эштон останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на меня через плечо.
— Хочешь, чтобы я убил тебя на хрен, в этом смысл?
— Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься.
— Протрезвей. Ты начинаешь говорить, как твои кузены-неудачники.
Я бросаюсь на него, но алкоголь лишил меня осторожности, и он легко пихает меня на песок. Прижимает свое предплечье к моему горлу.
— Прекрати! Иди домой.
— Пошел ты, — выплевываю я сквозь зубы, с трудом переводя дыхание.
Он качает головой, затем отталкивает меня.
— Возьми себя в руки.
Я смотрю, как он входит в воду. Исчезает за волнами.
Мой желудок переворачивается и сжимается, тошнота разрывает мои внутренности. Я переворачиваюсь на бок, чтобы меня вырвало, но только кашляю и отплевываюсь. Тошнота остается внутри меня, и пустота, которой является моя душа, удручающе оцепенела.
— Покончи с этим, Райкер, — бормочу я про себя.
Ненавижу то, что сказал Эштону о Кайе. Я ненавижу себя до такой степени, что даже не представлял, что такое возможно.
Иду к воде, следуя по зеркальной линии воды сначала до лодыжек, а затем и до колен. Потом по бедра. Вода, словно руки, обволакивает мои икры. Песок под моими ногами проваливается в глубокую расщелину. Я теряю опору. Голова уходит под воду. Я открываю глаза, слышу грохот набегающих на меня волн, но не вижу ничего, кроме темноты, которая тянет и пытается поглотить меня.
Стремительный прилив обволакивает меня. Тянет меня в море. Вся эта пустота скоро закончится. Я закрываю глаза и пытаюсь заставить свои легкие вдохнуть. Чтобы ускорить процесс, наполнить их соленой водой, но инстинкт выживания моего тела отказывается.
Моя рубашка стягивается вокруг горла. Вот и все, может быть, я наткнусь на риф, который поможет. Меня тянет, но без направления, я не знаю, куда плыть — вверх, вниз или в сторону. Мои легкие горят, я так близок к концу. Вечная чернота в пределах досягаемости, и я протягиваю руки вперед в надежде ухватиться за нее. Но меня дергают и тянут. Мои конечности отяжелели, стали бесполезными и не слушаются.
Я выныриваю на поверхность воды. Инстинкт заставляет меня вдохнуть. Воздух наполняет мои легкие.
Нет, это не должно было закончиться так. Я должен был умереть. Не должен был всплывать. Чтобы дышать. Я пытаюсь бороться с силой, которая держит меня, но это тяжело. Я так устал.
Волна с силой обрушивается на меня, и меня снова засасывает вниз. Я не борюсь с притяжением, просто позволяю воде подбрасывать и переворачивать меня. Откуда-то из темноты меня снова вытаскивают на поверхность. Прохладный воздух обдувает мое лицо. Я делаю еще один вдох, проклиная себя за то, что не контролирую свои легкие.
Все должно было уже закончиться.
Я падаю на доску для серфинга. Дышу так тяжело, что заглушаю шум разбивающихся волн. Проклятье. Снова дышу. Доска качается вперед, затем скользит, как раз, когда огромный поток воды врезается в хвост. Доска летит к берегу.
Она падает в мелкую, спокойную воду. Я падаю, кашляю, меня рвет соленой водой со вкусом текилы, которая обжигает нос и дыхательные пути.
Падаю на спину, тяжело дыша, и смотрю на звезды. Я не хочу умирать.
Я так чертовски устал. Время искажается, когда я закрываю глаза и теряю сознание. Когда резко открываю глаза, я на суше, но песок мокрый у меня за спиной. Кажется, прилив закончился.
Голова пульсирует, тяжелая, а во рту сухо и солено, как будто я съел пинту соли. Каждый мускул в моем теле болит. Я облизываю потрескавшиеся губы пересохшим языком. Я один. Небо еще темное, но на горизонте виднеется бледно-серая полоса.
Доска для серфинга лежит на песке в нескольких футах от меня, плавники закопаны, удерживая ее на месте. Эштон. Это его доска. Я ищу его, потому что он никогда бы не оставил свою доску на пляже в таком виде. Я один, но замечаю его грузовик на парковке.
Мне требуется слишком много времени, чтобы подняться на ноги, и когда наконец это делаю, меня охватывает волна тошноты. Я упираюсь руками в колени и борюсь с желанием вырвать. Мне нужна вода. Голова проясняется достаточно, чтобы подняться вертикально. Я хватаю доску Эштона и, пошатываясь, иду по пляжу. Должно быть, он спал в своем грузовике. Новый всплеск гнева еще немного проясняет мою голову. Он не должен был быть здесь. Теперь он знает, что я хотел умереть. Он расскажет Кайе. Меньше всего мне нужно ее вмешательство и жалость.
Подхожу к грузовику и прищуриваюсь, чтобы заглянуть внутрь через окна. Пустые сиденья. Направляюсь к кузову грузовика, но там нет ничего, кроме полотенец и пары шлепанцев. Обвожу взглядом пустую стоянку. Его здесь нет. Что-то заставляет меня посмотреть на воду. Может быть, потому что это последнее место, где я его видел. Мой пульс набирает обороты, слишком быстрый, неровный. Неужели он так и не вышел?
Мой телефон пропал. Дверь грузовика заперта. Я засовываю его доску в кузов, и мысль проскакивает мимо меня. Манжета на липучке расстегнута. Он сам ее снял, но когда? Его не было со мной на доске для серфинга. Или был? Я закрываю глаза и снова погружаюсь в воспоминания. Я приплыл к берегу на животе, на доске. Один. Наверное. Нет воспоминаний о том, как Эштон спрашивает меня, в порядке ли я? Нет воспоминаний о том, как ругал бы меня за идиотизм. Ни одного воспоминания о том, как я ожидаю его реакции. Теперь, когда думаю об этом, я вообще ничего не слышал, кроме ударов волн и собственного колотящегося сердца.
Он все еще там?
Моя голова мгновенно проясняется, паника прогоняет туман.
— Эштон! — Я проверяю общественные туалеты. — Эш, ты здесь?
Бегу обратно к воде. Ни одной живой души в пределах слышимости.
