усиливались, Оля старалась не стонать, но слёзы сдержать не могла. А он пытался говорить ей что-то ласковое и приятное, гладил её по пояснице, держал за руку, но разделить и отвести ту невыносимую боль, которую она терпела, попросту не мог. Попробовал договориться с врачом об анестезии — ответили, что ещё не время. Предложил деньги — не взяли и не шевельнулись. Влез в интернет и прочитал кучу отрицательных отзывов именно об этом роддоме, но что-то менять было поздно.
Больше всего его поразило спокойствие медицинского персонала, граничащее с безразличием. Он слышал, как женщины орали, а акушерки спокойно пили чай и обсуждали свои дела. На очередное возмущение они пригрозили вообще выгнать его на улицу и посоветовали командовать своими подчинёнными, а здесь, как они выразились, он никто. Миша же никак не мог осознать, почему в двадцать первом веке нельзя изобрести какое-нибудь лекарство, облегчающее процесс родов. Угнетали собственная беспомощность и неспособность не только контролировать, но и как-то повлиять на происходящее.
Он задавал много вопросов, спрашивал докторов, почему что-то идет не так, и раздражал их. Кроме врачей, на родах присутствовали студенты — он не знал, какого курса, — им объясняли, какие в какой момент могут быть осложнения. Но это всё были цветочки.
Когда ребёнок стал появляться на свет, Миша почувствовал тошноту и головокружение, но в обморок не упал и не оставил Олю в самый ответственный момент. Ему даже позволили перерезать пуповину.
Дочь взвесили, измерили, укутали, приложили к материнской груди. Мише посоветовали сделать хотя бы пару снимков на телефон, потом дали в руки дочь. Он так и простоял с ней минут двадцать-тридцать в отдельной комнате: знакомился и представлял её этому миру. Рассказывал, куда она попала, кто её родители, показывал предметы: картину на стене, умывальник, полотенца, стул. Потом озвучил все свои надежды, связанные с ней, и впервые обратился по имени.
Миша чувствовал себя самым счастливым человеком, но в то же самое время поклялся самому себе, что больше никогда не позволит Оле пройти через этот ад, потому что не может ей ни помочь, ни защитить, а самое главное — совершенно не контролирует ситуацию.
События того дня до сих пор приходили ему в кошмарах. Вот и сейчас вместо того, чтобы заняться документами, он сидит и вспоминает, как оно всё было…
В реальность его вернул вошедший в кабинет Виктор.
— С приездом! Миш, помочь?
— А давай! Определи, пожалуйста, по положению смартфона, где моя жена. Вижу, что сообщение моё прочитала, а дозвониться не могу.
Виктор рассмеялся и вышел из кабинета шефа. Вернулся скоро, буквально через десять минут.
— Выполнил я твоё задание, Оля едет сюда на такси — я заказ пробил. Так что давай закругляйся с работой и встречай своих ненаглядных девочек.
Миша обрадовался и поблагодарил друга. Быстро начал просматривать документы и расписываться в них. Закончил быстрее, чем планировал. Ещё раз глянул на фотографии в рамках, с них на него смотрела Оля, стоящая около Бентли, и Оля с Анютой на руках — это в день, когда малой полгода стукнуло. Пока выключал компьютер, услышал, как раскрылись двери лифта и раздавшиеся вслед за этим радостные приветствия Анжелы и Виктора. То, что это Оля, он не сомневался, и его догадки подтвердились, когда до слуха донеслось агуканье дочери. Голоса жены он не услышал, но через несколько секунд она сама ворвалась в его кабинет и не поздоровавшись сообщила:
— Миша, у меня есть две новости: одна хорошая, а другая плохая. И да, я сегодня у врача была, вот прямо от него и едем.
Она бы, наверно, продолжила свою речь, но девочка на её руках раскапризничалась, заплакала и протянула ручки к отцу. Он её тут же взял, а Оля совсем сникла.
— Говори хорошую, и поехали домой, с плохой потом разберёмся. — Михаил хотел обнять жену, но она отстранилась.
— Хорошо, говорю: у нас будет сын. Миша, теперь плохую новость, что я беременна, можно уже и не озвучивать?
Она сжалась вся, ожидая его реакции, даже голову в плечи втянула.
— Как беременна? Почему? Я не готов к такому повороту… Этого просто не может быть!
Миша тихонько, чтобы не напугать ребёнка, сполз в своё кресло и с ужасом смотрел на жену, у которой по щекам катились слёзы.
— Сын — это замечательно. Поздравляю вас, ребята, — услышал он голос Виктора.
Поднял глаза на дверь и увидел Виктора, грозившего ему кулаком, и Анжелу, судя по выражению лица которой, готовую принять любой бой. Она воинственно сложила руки на огромном животе и выглядела очень устрашающе.
— Срок-то какой, Олюшка? — как можно ласковей спросила она.
— Уже шевелится, — ответила Оля всхлипывая. — Мы предохраняться стали, видимо, уже после того, как всё случилось.
— Это судьба. Да, дочка? — словно очнувшись, произнёс Михаил. И, встав с кресла, подошёл к Оле и одной рукой обнял жену. — Всё будет хорошо, Заяц. Мы выдержим. В конце концов, маленьких Фадеевых должно быть много.
Конец
