Оказавшаяся между двух огней Валерия, пытаясь найти компромисс, заявила:
— Признаюсь, что поначалу и я испытывала некоторые сомнения. Я знаю Селену очень давно. Она всегда была очень последовательной в своих взглядах непокорной бунтаркой. Кто, кроме нее, смог бы воспитать в Анаид не безропотную покорность судьбе, а мужество и стойкость? Кто из ваших дочерей, взращенных в духе осторожности, страха и покорности, отважился бы проскакать на солнечном луче и сразиться с кровожадной Сальмой? Кто из них отважился бы проникнуть в замок Кровавой Графини, чтобы уничтожить ее талисман?..
На это присутствовавшие омниоры не нашли, что ответить.
— Селена передала своей дочери непокорность и мужество, — продолжала Валерия. — Она с любовью и мудростью воспитала ее бесстрашной и, не побоюсь этого слова, свободной!
— Но ведь у Анаид ничего не вышло! — закричали самые консервативные омниоры.
— Избранница нас предала!
— Анаид намеревалась вступить на Тропу Оры для того, чтобы избавить нас от Баалаты, — возразила им Валерия. — Это самоотверженно! Только ее схватили хранительницы вулкана Тейде, ожидающие сейчас нашего приговора…
— Смерть Анаид станет всем нам смертным приговором! — перебила Валерию Селена.
С молодыми омниорами стали спорить консервативные, но ряды их таяли на глазах. Сторонниц Людмилы становилось все меньше и меньше, и их слова сталкивались с резкими возражениями, но они упорно продолжали:
— Избранница должна умереть!
— Надежды больше нет!
— Анаид нельзя верить!
— Я люблю Анаид! — заглушил остальные голоса крик Селены. — Я люблю ее безумно и спасу даже ценой собственной жизни!
Большинство омниор вскочило и зааплодировало. Одна из них, молодая светловолосая омниора с Кантабрийских гор,[49] выразила мнение большинства:
— Я, Эстела Серна, дочь Терезы, внучка Клавдии из Клана Медведицы и племени кантабров, полностью верю Селене. Но я не просто проголосую за ее предложение! Я буду сражаться вместе с ней. Она может рассчитывать на мою силу и мою ловкость, на мой атам и мою волшебную палочку. Я обращусь за помощью к своим сестрам и родственницам из Клана Медведицы, и они пойдут сражаться вместе со мной. Мы обязательно победим и избавимся от нашего многовекового проклятия — страха!
Гораздо позже, когда Валерия предложила проголосовать за то, чтобы Селене поручили спасти Анаид перед началом войны с одиорами, заговорила помрачневшая Крисельда:
— Я только что получила очень важное сообщение. Анаид ускользнула от хранительниц вулкана Тейде и проникла в кратер вулкана… — Крисельда с бесконечной жалостью взглянула на Селену. — Анаид вступила на Тропу Оры, ведущую в Царство Мертвых. Проклятие Одии гласит, что они не отпустят Избранницу живой. Теперь уже не важно, предала нас Анаид или нет. Она сама приговорила себя к смерти.
Не успела Крисельда вымолвить последнее слово, как Селена без чувств рухнула на пол.
Тропой Оры
Анаид трепетала, как осиновый лист. Девушке трудно было поверить в то, что ей уже нет пути назад, — она в кратере вулкана и вступила на Тропу Оры — головокружительный спуск в Царство Мертвых.
Еще несколько часов назад она лежала под неусыпным надзором Ариминды в пещере на склоне Тейде. Под действием заклинания Аремоги ее тело на Гомере исчезло и снова материализовалось лишь на Чинете, у жерла вулкана, в пещере, так долго ожидавшей Избранницу. Однако Анаид была не гостьей Ариминды, а ее пленницей.
Ариминда же, всю жизнь ожидавшая явления Избранницы и научившая Дацилию потакать ее малейшим прихотям, не проявляла по отношению к Анаид ни почтения, ни уважения. Жрице и в голову не пришло потчевать проклятую Избранницу бананами в пальмовом меду или омывать ей ноги настоем алоэ. О чистом благоухающем лавандой ложе вообще не шло и речи.
Хмурая Ариминда с непроницаемым лицом молча денно и нощно сидела рядом с Анаид, охраняя ее, пока собравшиеся на Крите предводительницы кланов западных омниор не вынесут девушке свой приговор.
На Крите решалась жизнь или смерть Анаид.
Потом появилась запыхавшаяся Амусайка и сказала Ариминде, что ее бабушка Аремога просит ее к себе на Гомеру, потому что уже получила ответ с Крита и хочет его с ней обсудить.
Анаид затрепетала. Она не сомневалась, что Совет омниор будет таким же непреклонным, как Ариминда и Елена, что его решение будет таким же жестоким, как предательство Дацилии, при мысли о котором девушке было гораздо больней, чем от веревок, которыми она была связана по рукам и ногам.
Ариминда собралась на Гомеру, оставив Амусайку охранять Анаид.
— Ни в коем случае не разговаривай с ней и не вздумай выполнять ее просьбы! — приказала она перед уходом внучке.
Опустив голову, Амусайка едва заметно улыбнулась Анаид, но измученная Избранница лишь мысленно прокляла лицемерную девчонку.
Однако стоило Ариминде удалиться, как Амусайка извлекла свой атам, разрезала на Анаид путы, жестом приказав ей хранить молчание, взяла девушку за руку и повела ее на вершину вулкана.
У Анаид полегчало на сердце. Она спасена! Амусайка ей помогает! Значит, у нее еще есть друзья!
Впрочем, скоро у ослабевшей Анаид стали подкашиваться ноги.
— Постой, Амусайка! — взмолилась она. — У меня три дня во рту маковой росинки не было.
— Перед тем как вступить на Тропу Оры как раз нужно поститься! — ответила молодая островитянка. — И еще тебе придется совершить очистительный обряд и испить святой воды. Все необходимое у меня с собой. Хоть я и не жрица вулкана, я знаю, что нужно делать. Пусть меня потом накажут, но я помогу тебе выполнить твое предназначение!
Анаид с восхищением смотрела на Амусайку. Молодая бунтарка не испугалась гнева бабушки и ярости предводительниц своего клана!
И поспешила за Амусайкой, скакавшей по камням, как горная лань.
Поднявшись на самую вершину и с трудом переведя дух, Анаид спросила у островитянки:
— Почему же ты мне помогаешь?
Готовившая для ритуала благовония и амулеты, Амусайка на секунду отвлеклась от своих занятий и подняла на Анаид большие удивленные глаза.
— Но ведь ты тоже мне помогла! Ты вернула мне самое дорогое — здоровье. Благодаря тебе я теперь счастлива!
Глядя на миловидный профиль девочки, Анаид подумала, что, когда та махнет рукой на старушечьи запреты и отрастит волосы, она станет писаной красавицей.
Амусайка медленно раздела Анаид и торжественно облачила ее в белую тунику. С разрешения Амусайки девушка оставила украшения — сапфировое ожерелье, бирюзовый браслет и аметистовую брошь, которую юная островитянка сама приколола на тунику Анаид. Потом Амусайка окурила Анаид благовониями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
