Вот и сейчас так — иду по следу как хихикающий бультерьер, вспенивая катакомбную воду покрытую слоем очисток. Моя карта не подводит — точно указывает те коридоры и щели, через которые я проходил ранее, когда сидел на водном коне старого лидера лохров изгоев. Скоро я доберусь до места…..
Да… до места я добрался.
Все на месте. Все как всегда. Ну… почти….
Исполинское помещение присутствует, так же полузатоплено водой, посреди торчит большой земляной бугор, с темного потолка свисают лохровы огурцы, вон и ямы вырытые в грязи. Вон манта — огромное существо подплыло ко мне, внимательно изучило, а затем мягко подтолкнуло к берегу. Узнало, стало быть. Допустило к ногам…
К каким ногам?
Грязным и перепончатым.
Тихо подвывающий старый Мохруша сидел на бережку, то и дело, прикладываясь к горшку с фирменным лохровым пойлом и закусывая квелым потолочным огурцом.
Тяжко было у него на сердце. Кручинился дедуля, тосковал, пихал в злобе пяткой грязь податливую, раздавал щелбаны ползающим вокруг дибилидам.
— Все — на меня уставился взор покрасневших горестных глаз — Все как есть ушли!
— А куда ушли?
«Кто ушел?» спрашивать необходимости не было. Так как на обширном острове и зловонной воде вокруг него не было больше ни единого лохра.
— Простила ОНА — пояснил Мохруша и надолго припал к горшку. А когда оторвался от подозрительного напитка, с надеждой взглянул на меня — Будешь здесь жить? М? Друг Росгард?
— Хм…. — изрек я, выползая на чавкающий берег и плюхаясь в грязь — Это вряд ли. Не по мне такое жилье. Мохруш, да ты не переживай. Скоро набегут сюда другие лохры. Ведь вы каждый день кого-нибудь выпинываете из дружных партийных рядов. У вас ведь строго. Все по процедуре — клади партийную рыбу на стол, трижды по харе тебе хрясь-хрясь-хрясь, а затем рылом к двери и пинка под зад с возгласом «пфырлы говосюк матюк!». Так ведь?
— Это да-а-а — несколько оживился Мохруша — Это мы могем!
— Вот и не переживай. Просто обожди немного, а там и новые ссыльные понаплывут сюда, еще мучиться с ними будешь.
— Да-да — радостно закивал старый лохр — Верно! Верно! Верно говоришь! У нас строго! Быстро выгоняют! Может и старушку мою вновь пошлют куда подальше! А то ведь и ее простили. И она ушла!
— Мохруш, а ты почему не ушел? — не смог я не задать вопрос — Тебя не простили?
— Как это не простили? Простили! — выпятил тощую грудь Мохруша — Прощенный я!
Он так сказал, будто через обряд крещения прошел, «Крещенный я!», мол!
— Так чего ж не ушел? Твои то сейчас я слышал празднуют. Ух, как празднуют — рыбу шинкуют, в танце дрыгаются, всякие напитки особые потребляют.
— И я могу! Тут и рыба есть! И пойло наше! И станцевать могу!
— Это да…. Но почему здесь?
— А здесь я кто?
— Кто?
— Вождь! Тута я правлю! Моя кочка! Мои владенья! А тама я кто?
— Кто?
— А никто! Старый лохр всем чужой и никому не нужный…. Уж лучше здесь.
— Мда…
Что-то мне не по себе стало. Я ведь косвенно замешан в этом. И сначала очень даже обрадовался, когда услышал, что все лохры-изгои получили божественное прощение.
— Но ведь старушка твоя-то с ними пошла, верно?
— А то ж! Поперед всех погребла старая коряга!
— Вот… она же не испугалась.
— Ты меня с ней не равняй, друг Росгард! Она кто? И я кто? Моя старушонка рукой махнет — и нет кочки, ногой топнет по дну — рыба оглушенная вверх брюхом всплывает. А я рукой махну — а что толку? Ежели только сопли подотру. Ногой топну… нога и увязнет в тине. Я уж лучше здесь! Подожду! Скоро кого-нибудь да турнут из племен наших! А они сюды подадутся! А тута я — сижу себе на вершине, подбоченившись, в носу величаво ковыряю. Они подплывут, а я им с презрением — чего приперлися?
— Да-да — закивал я — Так и будет. Угу.
Но я умолчал про важную деталь — если сюда приплывет какой-нибудь здоровый молодой лоб, а при Мохруше не будет его почти всемогущей жены старушки, то власть на острове круто изменится.
Однако осознание истины не давало мне покоя, и чуть подумав, я спросил:
— Мохруша, а у вас тут почта есть? Сможешь ты, к примеру, мне посланьице послать в случае чего?
— А то ж! Мы чай не отсталые! Сивилизация на нас стоит! На нас капает всяким разным! Смогу!
— Коли придется тебе туго, коли случится чего — сразу отпиши мне письмо. И я обязательно постараюсь прийти на помощь — пообещал я на полном серьезе.
И мою серьезность старик лохр уловил, понял правдивость слов. И столь же серьезно кивнул:
— Быть посему, друг Росгард! Случись что — сразу письмецо строчить брошусь! Я грамоте обучен!
— Случись что — мне молиться надо, кочка ты замшелая, мокрая, облезлая!
Старик выпучился на меня. Я выпучился на него. А нас злобно выпучилась вылезшая из прибрежной грязи кро-о-охотная змейка зелено-красного полосатого окраса.
— Сиди здесь и дальше, за дибилидами приглядывай! — продолжала отдавать команды змейка.
За ней, вверх брюхом плавала в воде огромная манта, вяло трепыхаясь и явно находясь в состоянии оглушения. Это ее змееныш приложил? Тогда вот он истинный Давид, только без пращи….
— Убвавадловадвоа! — промычал Мохруша рухнувший плашмя и утопивший пьяную харю в жидкой грязи.
До деда дошло, кто именно отдает ему приказы через змеиные уста.
— Внемлю! — более внятно проверещал дед, вытащив лицо из жижи — О Великая! О Громадная! О Необъятная!
Учитывая микроскопические размеры змеи, титулы звучали натянуто.
— Внемлет он — проворчала змея — И старушонка твоя скоро вернется. Росгард!
— День добрый — улыбнулся я и открыл фляжку с вином — Как дела ваши, о великая Снесса?
— Суматошно — отозвалась змея и в одну долю секунды из крохотного создания трансформировалась в огромную змеюку, про чей размер наверняка можно было сказать только нечто вроде «Мать ее так эту динозавриху!».
Чудовищная чешуйчатая тварь подалась вперед и резко обвилась вокруг нас с Мохрушей, приняв форму неидеальной восьмерки или же знака бесконечности. Плоская голова с пылающими щелками злобных глаз и дрожащим раздвоенным языком склонилась к посеревшему и даже скрутившемуся в трубочку от ужаса уху старого лохра и мягко произнесла:
— Мои слова куда важней твоей жизни, Мохруша. Сиди на кочке старый ты трухлявый пенек, да молись усердно. Пусть будет здесь святилище. А прочие лохры рано ли, поздно ли, но придут сюда. Я направлю их. А ты гляди не оплошай!
— Д-д-д-д-д-а-а… — вместе с каплями слюны из перекошенного рта вырвался судорожный крик перепуганной душонки.
Я и сам с опаской поглядывал на скользящие вокруг меня тугие кольца змеиного тела. Одно сжатие — и снова смерть. И раз меня заключили в объятия, то явно хотят что-то прошептать прямо на ушко… интересно, а у меня ухо посерело и скрючилось уже? Или только в процессе скукоживания? Ибо страшновато честно говоря. Хорошо что у меня нет фобии к змеям, а то уже сомлел и описался бы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
