Однако еще затемно, раньше, чем супруги Тихомировы обнаружили труп Афонина, и уж тем более задолго до того, как все посты милиции и ГАИ получили сведения о темносинем «Москвиче», он на максимальной скорости ворвался и еще спавший поселок Мстера.
Старшая сестра Валентины Андреевны Наталья Андреевна, как и многие жители этого поселка, работала мастером на местном художественном комбинате. Она еще спала, когда в дверь настойчиво постучали.
Наталья Андреевна спросонья не сразу разобрала, что происходит, ткнула в бок мужа, который спал куда крепче и ничего не слышал.
– Толя, – тревожно зашептала она, – проснись. Слышишь – стучат чего-то.
– Что такое… – открыв глаза, пробормотал муж.
– Слышь, стучат. Поди спроси, чего надо…
Анатолий Иванович неохотно слез с кровати и, пройдя холодные сени, подошел к входной двери, запертой на один накидной крючок.
– Иду, иду! Кого там принесло? – сердито ворчал он и, подойдя к двери, спросил: – Кто там?
– Мы к Наталье Андреевне, – ответил незнакомый мужской голос. – Нам нужна Валентина.
– Это еще зачем? – недовольно спросил Анатолий Иванович.
– Открывай, говорят, – ответили снаружи.
Этот тон так не понравился Анатолию Ивановичу, что он в двух словах высказал все, что думает о незваных пришельцах, и повернулся, чтобы снова лечь. Он не сделал и двух шагов, как дверь сзади распахнулась – крючок, закрывавший ее, вырвался «с мясом». В сенях с грохотом попадали ведра, и старик вдруг почувствовал, что его сзади сдавили чьи-то сильные руки.
Он захрипел, стараясь вырваться, но хватка была железной.
Двое других обошли Анатолия Ивановича и, бесцеремонно топая тяжелыми ботинками, прошли в избу.
– Это что такое! – строго сказала Наталья Андреевна, поспешно застегивая халат. – Хулиганье!
– Нам нужна ваша сестра, – не обращая внимания на ее высказывание, процедил один из вошедших.
– Валентина? – шепотом переспросила женщина одновременно удивленно и испуганно.
Парень кивнул.
– Ну так она ж дома, наверно. Ее здесь нет и давно не навеща…
Наталья Андреевна не договорила, потому что один из боевиков подошел к ней, грубо схватил за руку и заломил ее за спину. Женщина застонала от боли.
– Быстро говори, где сеструха, а то хуже будет, – спокойно сказал тот, который был у них, видимо, главным.
– Не знаю я, – чуть не плакала женщина.
Державший ее поднял руку еще выше – боль стала нестерпимой.
– Ну что ж, начнем с хозяина, где он там?
Старика ввели. Зрелище было довольно жалким. Круглолицый, плотный детина держал его за шкирку. Напуганный старик был в одном нижнем белье и переминался босыми ногами в грязной луже, постепенно растекавшейся с ботинок его «опекуна».
– Ну что, старый, и ты ничего не знаешь? – спросил главный. Тот же, что держал старика, неожиданно ударил его свободной рукой под ребра справа, не утратив при этом простодушно-глуповатой ухмылки.
Старик только ойкнул, а жена заголосила:
– Батюшки мои! Да что ж вы, изверги, делаете! Ведь не знаем мы ничего! Не была здесь Валентина, с самого лета не была!
Главный, которому, видимо, надоели ее причитания, толкнул пожилую женщину в грудь, и она упала, свалив по дороге этажерку. Муж дернулся было, чтобы помочь ей, – боевик выпустил старика, и тот поспешно наклонился к жене, но в этот миг получил сзади такой удар по ребрам, что сам растянулся рядом с супругой.
– Кеша, присмотри за старьем, – приказал старший «добродушному», – а мы пойдем поглядим.
Двое вышли, погремели в сенях ведрами, потом с улицы послышались их голоса, а в оконном стекле отразились отсветы карманного фонарика.
Зарычал Полкан, здоровый серый дворняга, которого на ночь спускали с цепи. Кто-то из боевиков грязно выругался, послышался удар, и пес жалобно заскулил, а потом замолк.
Так ничего и не найдя ни в сарае, ни в бане, боевики, злобно матерясь, вернулись к избу и потребовали у Анатолия Ивановича, чтобы он объяснил им, как короче всего попасть в Удолы. Эта деревня шла в их списке номером вторым. Старик, охая и не поднимаясь на ноги, объяснил:
– Ну дак вам, чтобы покороче, на шоссе-то не надо ехать. Вы вот сейчас как до колокольни доедете – и направо.
Как из Мстеры-то выедете, скоро развилка, так вправо опять примите и все прямо, прямо. Чулково проедете, потом сразу Глинищи, на выезде налево повернете, а там уже и Удолы недалеко. Дорога-то, правда, не ахти, но километров, чай, на десять короче, чем по шоссе.
В этот момент на занимавшей полкомнаты русской печи послышался какой-то шорох.
– Ага! – победно вскрикнул старший, кинулся к печи и рванул занавеску.
Прямо перед его лицом оказался большущий, грозно шипевший кот Тришка: спина выгнулась, шерсть стояла дыбом, хвост бешено колотился из стороны в сторону, глаза горели.
Боевик опешил и, несколько растерявшись, сделал полшага назад. Кот же, напротив, занес правую лапу с растопыренными когтями, шипение его перешло в настоящий рык, после чего он смело бросился на обидчика. Тот не успел сообразить, что произошло, как резкая боль вынудила его обеими руками схватиться за лицо. Кот же, не теряя собственного достоинства, неторопливо протрусил к входной двери и исчез. Боевик отнял руки от лица: от левой скулы до подбородка тянулись три глубокие кровоточащие полосы, три другие, менее глубокие шли от правого уха вниз по шее.
– Пошли! – резко скомандовал старший, опять выругался, выместил злобу на все еще сидевшем посреди комнаты старике очередным ударом ботинка и выбежал, хлопнув дверью. Двое других молча проследовали за ним.
– Толенька, ты чего ж… – прошептала Наталья Андреевна, когда три пары тяжелых ботинок протопали с крыльца и раздался шум мотора. – Они ведь Удолов не найдут, так сюда ж снова вернутся, убьют нас с тобой.
– Ничего, старуха, пусть поплутают маленько, глядишь, в болото заедут. А мы у соседей отсидимся. Вставай! А славно его Трифон-то наш уделал! – немного повеселел старик.
Поддерживая друг друга, муж с женой, едва волоча ноги, прошли огородами к соседке. Там Анатолий Иванович оставил плачущую жену, а сам пошел будить почтальоншу, чтобы шла открывать почту. Надо было срочно звонить в милицию.
Предусмотрительность Анатолия Ивановича оказалась тщетной – парни хоть и не нашли Удолов, хоть и кляли старика последними словами, возвращаться не стали – уже рассвело, и дорога была каждая минута.
Глава десятая ОПЕР НА ПЕНСИИ
1
– Турецкий Александр Борисович, – сказал Саша с порога. – Вот мое удостоверение.
– Да ладно, спрячь свою книжечку, – добродушно махнул рукой Петр Поликарпович. – Как вы, молодежь, теперь любите эти формальности.
Справедливости ради следует заметить, что, если бы Турецкий не показал своего удостоверения, Бобрецов непременно потребовал бы этого, присовокупив что-нибудь вроде: «Что ж вы, молодежь, порядок не соблюдаете? Положено предъявлять документик».
– Хороший у вас сад, – начал Турецкий, помня о том, что «Селедкин» гордится своими сельскохозяйственными достижениями.
– Да уж ничего, ничего, – ответил Бобрецов. – У меня все по науке. Недаром, вишь, почти всю жизнь возле Тимирязевской академии проработал, глядишь, кое-чего и сам стал кумекать. Так-то. Вот здесь у меня садовая земляника.
Некоторые ее клубникой зовут, так это неправильно. Тяжелая ягода, требует труда, но уж и поесть можно, на варенье. Ну, сейчас ее разглядывать без толку, а вот пойдем сюда… Пойдем, пойдем! Ну, полюбуйся,– Бобрецов приоткрыл парник,– Это ремонтантная земляника называется. Ягоды – с мая до октября. А я решил: порадую старуху на Октябрьскую – и в парничок ее пересадил. Поди ж ты! Октябрь кончается, а она цветет!
– Да, – с несколько деланным восхищением протянул Турецкий и на всякий случай принял решение ничего больше не хвалить.
– Пойдем-ка дальше, я тебя сливами угощу! Есть у меня пара деревьев – не опадают, и все тут! Я их до последнего и держу. На ночь, если подмораживает, костерок развожу из сырого, так дыму побольше.
Турецкий выругался про себя, но опять промолвил лишь восхищенное:
-Да…
Впрочем, сливы оказались и вправду вкусные.
Турецкий понял, что, заговорив о саде, он совершил большую тактическую ошибку, но деваться было некуда.
Петр Поликарпович, вместо того чтобы пригласить его в дом, повел по мокрому голому саду и, указывая на серые мрачного вида кустики, говорил:
– А это черная смородина, сорт «Зимняя», только посадил, так что хвалить пока рано. А вот вишня пошла: это все пока «Шубинка», не люблю я ее, на варенье туда-сюда, а есть – так себе, кисловата. А «Владимирка» – вон там, чудо что за ягода, но у меня что-то плохо растет, то подмерзнет, то подсохнет.
