В конечном счете, существенно именно это – сделать все существо единым с Божеством, настолько полно и всесторонне единым, чтобы быть естественно и постоянно укрепленным в союзе, делая всю жизнь, не только мысль и медитацию, но поступки, труд и битву памятью о Боге. «Помни Меня и сражайся» означает ни на миг не упускать мысль о Боге – в коллизиях повседневности, которые нормально занимают наши умы, что выглядит достаточно трудным, почти невозможным – на самом деле это вполне возможно при соблюдении других условий. Если мы стали в нашем сознании единым «Я» со всем сущим, единым «Я», которое для наших мыслей всегда есть Божество, и даже наши глаза и другие органы чувств видят и воспринимают Божественное Существо повсюду так, что мы никогда не в состоянии ничто воспринимать как просто объект чувственного восприятия, но неизменно как Божество, одновременно скрытое и проявленное в данной форме, и если наша воля едина в сознании с верховной волей и каждый акт воли, ума, тела ощущается как подсказанный ею, как ее движение, как преисполненный верховной воли или тождественный ей, тогда может быть интегрально сделано то, что требует Гита. Память о божественном Существе перестает быть периодическим актом ума, становясь естественным состоянием нашей деятельности и, по-своему, самим содержанием сознания. Джива получил свою правомерную и естественную духовную связь с Пурушоттамой, и вся наша жизнь есть Йога, завершенное, но вечно самозавершающееся единение.
Глава IV. Тайна тайн
Вся истина, которая раскрывалась до сих пор шаг за шагом, где каждый шаг выявлял новый аспект интегрального знания, основывая на нем некий результат духовного состояния и действия, должна теперь вступить в фазу колоссального значения. По этой причине Учителю сначала нужно привлечь внимание к решающему характеру того, о чем он собирается говорить, чтобы ум Арджуны пробудился и обострился. Ибо Учитель намерен раскрыть его ум к знанию и видению интегральной Божественности и подвести его к видению одиннадцатой главы, посредством которого воитель Курукшетры обретает осознание автора и защитника его существа, действия и миссии, божества в человеке и в мире, кого ничто в человеке и в мире не ограничивает и не сковывает, потому что все исходит от него, представляет собой движение в его беспредельном существе, продолжается и поддерживается его волей, оправдывается в его божественном знании себя, в нем имеет свое начало, сущность и конец. Арджуне предстоит осознать, что он существует только в Боге и движим только силой внутри него, что его деяния есть только средство божественного действия, его эгоистическое сознание только завеса и искажение по его невежеству подлинного существа внутри него, которое есть бессмертная искра и частица верховного Божества.
Это видение должно устранить всякое сомнение, возможно, еще остающееся у него в уме, должно укрепить его для действия, от которого он отшатнулся, но которое необратимо призван совершить и больше не может уклоняться от этого – ибо уклонение было бы отрицанием и опровержением божественной воли и санкции внутри него, уже выраженной в его индивидуальном сознании, но скоро долженствующей принять вид великой космической санкции. Ибо теперь Существо мира предстает перед ним как тело Бога, одушевленное вечным духом Времени, и голосом величественным и ужасным посылает его в грохот сражения. Голос призывает его к освобождению духа, к исполнению его дела в космической тайне, и две задачи – освобождение и действие – должны быть единым движением. Его интеллектуальные сомнения рассеиваются, когда перед ним раскрывается великий свет знания «Я» и знания Бога и Природы. Но интеллектуальной ясности мало; он должен видеть внутренним зрением, освещающим слепое наружное человеческое видение, чтобы действовать в согласии со всем своим существом, с совершенной верой во всех своих членах, śraddhā, с совершенной преданностью «Я» своего «я» и Владыке своего существа и тому же «Я» мира и Владыке всего сущего во вселенной.
Все произошедшее прежде заложило основу знания или подготовило первый необходимый материал или леса, но теперь полный каркас структуры должен предстать перед его прозревшими глазами. Все последующее будет иметь огромное значение, потому что будет анализом частей этого каркаса, показывая, из чего состоит та или иная часть; но по существу интегральное знание Существа, которое говорит с ним, должно сейчас открыться его взгляду, так чтобы он не мог не увидеть. Происходившее ранее показало ему, что он не привязан фатально к узлу неведения или эгоистического действия, которое дотоле приносило ему удовлетворенность, пока частичные решения не перестали удовлетворять его ум, приведенный в замешательство конфликтом противоположных видимостей, из которых состоит действие мира, и его сердце, встревоженное запутанностью его трудов, из которой он не видит иного выхода, кроме отречения от жизни и от трудов. Ему показали, что существуют два противоположных пути труда и жизни: путь невежества эго и путь ясного самопознания божественного существа. Он может действовать с желанием, со страстью, как эго, подгоняемое свойствами низшей Природы, подчиненный соотношению добродетели и греха, радостей и горестей, озабоченный плодами и последствиями своих трудов, успехов и неудач, добрых результатов и дурных результатов, прикованный к механизму мира, бьющийся в великой путанице действия, недействия и извращенного действия, что смущает сердце, ум и душу человека своими изменчивыми и противоречивыми масками и личинами. Но он не увязан всецело с трудами невежества; при желании он может выполнять и труды знания. Он может действовать как возвышенный мыслитель, знающий, йогин, вначале как ищущий свободу, а потом как освобожденный дух. Распознание этой великой возможности и постоянное сосредоточение воли и интеллекта на знании есть путь высвобождения из его скорби и метаний, выход из человеческой загадки.
Внутри нас есть дух, безмятежный, превосходящий все труды, уравновешенный, не скованный внешним клубком противоречий, взирающий на него как его опора, источник, постоянный свидетель, но не вовлеченный в клубок. Беспредельный, всеобъемлющий, единое «Я» во всем, он беспристрастно исследует действие Природы и видит, что это лишь действие Природы, но не его собственное. Он видит, что эго с его волей, интеллектом представляет собой механизм Природы и что все их действия детерминированы тройным способом существования Природы и ее свойствами. Он от них свободен, поскольку знает, что Природа, и эго, и индивидуальное существо всех этих созданий не составляют все существование. Ибо существование есть не просто великолепная или напрасная, замечательная или тоскливая панорама постоянной изменчивости становлений. Есть нечто вечное, неизменяемое, нетленное, есть вневременное самосуществование, не затрагиваемое мутациями Природы. Дух есть их безучастный свидетель, не воздействующий и не испытывающий воздействий, не праведный и не грешный, но неизменно чистый, завершенный, великий и безупречный. Не скорбя и не ликуя из-за всего, что ранит и влечет эгоистическое существо, дух никому не друг и никому не враг, он единое равное «Я» всего. Человек не осознает это «Я», потому что поглощен своим наружу обращенным умом, потому что не научится или не научился жить внутренней жизнью; он не отстраняется, не отступает от своего действия, чтобы наблюдать его как труд Природы. Эго является препятствием, чекой колеса заблуждения, разрушение эго в «Я» души – первое условие освобождения. Стать духом, переставая быть просто умом и эго, есть первое слово этого послания свободы.
Поэтому Арджуна прежде всего призывается к отказу от всякого желания плодов своего труда – он должен стать просто бесстрастным вершителем всего того, что требуется совершить – оставляя плоды той силе, которая есть владыка космических трудов. Ибо, вполне понятно, что владыка – не он; и не ради удовлетворения его личного эго были установлены порядки Природы, не ради исполнения его желаний и предпочтений живет универсальная Жизнь, не ради подтверждения его интеллектуальных воззрений, суждений и норм работает универсальный Ум, и не на этот ничтожный суд должен он вынести свои космические цели или земные методы и планы. На притязания такого рода способны лишь невежественные души, живущие в собственной личности и видящие все под собственным скудным и узким углом зрения. Арджуна должен сначала отступить от эгоистических требований к миру и трудиться как один из миллионов, вкладывая свою долю усилий и труда в результат, определяемый не им, но универсальным действием и назначением. Но он должен сделать не только это, а нечто большее: отказаться от мысли о себе как вершителе и увидеть, освободившись от всего личного, что работает в нем и во всех остальных – универсальный разум, воля, ум, жизнь. Природа есть универсальная труженица, и его труды на самом деле ее, так же как плоды ее трудов в нем есть часть неимоверной суммы результатов, управляемой Силой куда более великой, чем он. Если он способен сделать эти две вещи духовно, тогда с него спадут оковы его трудов и их сумбур, потому что весь узел этой скованности заключался в эгоистическом характере его притязаний и участия. Страсть и грех, личная радость и горе покинут его душу, которая отныне будет жить внутри чистая, просторная, безмятежная, равно воспринимающая всех людей и все на свете. Действие не будет больше вызывать субъективную реакцию и не оставит ни пятна, ни отметины на чистоте и покое его духа. У него будет внутренняя радость, покой, легкость и неотъемлемое блаженство свободного, ничем не возмущаемого существа. Ни внутри, ни снаружи не останется ничего от старой мелкой личности, ибо он будет осознанно ощущать себя единым «Я» и единым духом со всем сущим, даже его внешняя природа станет в его сознании неотделимой частью универсального ума, жизни и воли. Изолирующая эгоистическая личность будет подхвачена и погашена безличностью духовного существа: его изолирующая эгоистическая природа будет соединена с действием космической Природы.
