маленькая стальная девочка взяла первое место Чемпионата России, приехав аутсайдером едва мечтающим о попадании в сборную.
Но тогда он не боялся так. Правы космонавты, когда говорят, что самый страшный полет — второй, потому что ты все уже знаешь. Ландау теперь знал, как будет Аня возвращаться. И это было тяжело и больно, и неизбежно.
****
Илья смотрит снизу вверх на лицо Виктории. Берет ее ладони в свои руки и спрашивает:
— А тебе не страшно?
Видит едва заметную смутную улыбку:
— Не страшно. А может, и страшно, но не ново. Но это больно. Всегда больно и тебе, когда больно им. Это неизбежно.
— И что ты делаешь, Эр, когда так больно? — спрашивает Илья, не отпуская ее рук.
— Продолжаю работать, как видишь, — вполне честно отвечает женщина. — Главное помнить, что никогда ничего не заканчивается.
Мужчина тянет Вику за руки вниз, и она склоняется без всякого сопротивления, пока губы не встречаются с губами. Поцелуй, как взаимное утешение, обещание, что вдвоем им будет легче переносить эту отраженную боль грядущих преодолений.
Его руки, держащие ее запястья. Ее губы скользящие медленно и нежно по поверхности его губ. Не поцелуй страсти и даже не поцелуй нежности, а подтверждение верности друг другу на той дороге, по которой им идти дальше.
Оставь сомненья, мы уже у цели, не робостью, но силой облекись!
— Сегодня ты и правда щедра, — шепчет мужчина ей в губы, не желая прекращать секунды внезапной близости, которые, чем больше проходит дней их “паузы”, тем менее реальными и осязаемыми кажутся.
— Это просто передышка, — последнее легкое касание губами его губ, и женщина отстраняется. Лишь ее запястья все еще скованы его руками.
Блондинка стоит за спиной Ильи, положив ладони ему на плечи и чувствуя на своих кистях его пальцы. Два погона для особенно отличившегося в ее войсках. Но вряд ли она все еще в этом кабинете. Мысли Домбровской перебирают варианты, выстраивая максимально правильную линию поведения на ближайшие месяцы.
— Я приеду к тебе вечером? — слышит Вика вопрос, который мешает ей сосредоточиться на том, что сейчас важнее.
Встряхивает головой, пытаясь вернуться в реальность из собственных планов:
— Нет, Илюшенька, сегодня мой вечер, скорее всего, пройдет там и с теми, где и с кем мне быть и не хочется, но теперь нужно.
— Моя помощь нужна? — задает вопрос Ландау.
Домбровская лишь отрицательно качает головой.
— Не везде нашей сплоченной команде рады в расширенном составе, — иронично отвечает она.
Виктория отходит к столу и начинает искать на нем что-то важное. Понятно, что та самая “передышка” для нее закончена, а значит закончена и для Ильи. Продолжая рыться в бумагах женщина слышит, как хореограф отодвигает стул и поднимается на выход, под нос себе он напевает:
-
На точке двух миров
Стояли мы в огне,
Пылали облака, и ты сказала:
Давай убьем любовь,
Не привыкай ко мне.
Давай убьем, пока ее не стало
Ты лучше
Ты круче
Ты сможешь
Я в курсе.
— Ну и дурак! — невесело хмыкает Виктория в ответ на песню.
— Может быть, — спокойно отвечает Илья, — Но, вообще-то, Эр, уже очень хочется, чтобы ты сама прибилась к какому-нибудь берегу и дала мне возможность сделать то же самое. Хочется ясности, если уж на то пошло.
И с этими словами он выходит из кабинета.
— Да уж, ясности. А как мне-то хочется этой самой ясности, — тихо сообщает закрытой двери Домбровская, — И хоть немного простоты. Хоть в чем-то.
Она наконец нашла записную книжку и набрала номер телефона. Разговор предстоял не самый простой.
****
Жизнь идет своим чередом, что бы ни происходило в ваших душах. Так и жизнь “Сапфирового” потихоньку двигалась, углубляясь в зиму. Дети приходили на тренировки. Тренеры работали. В свободное время по очереди интересовались здоровьем Маши. В целом получалось, что все лучше, чем могло бы быть, но хуже, чем хотелось бы. С ближайших стартов они ее пока не снимали, но никто не верил, что Максимова даже поправится к этому времени, а уж про то, что она будет в форме и говорить не приходилось.
Шли упорные слухи, что из тренировочного процесса выпали минимум две сильные конкурентки, но официально пока это не подтверждалось, однако, стоило принять к сведению и использовать максимально, если подтвердится. Все умели играть в игры, предлагаемые их сложным миром большого фигурного катания.
Виктория на длинных дугах докатилась до Михаила и поманила к бортику. Откинувшись на него спиной плечом к плечу тренеры наблюдали за происходящим на катке. Зоя выкатывает без помарки четверной тулуп. С третьей попытки. Яна бьется над дорожкой, переходящей в тройной лутц. Ей явно неудобно, но Ландау закусило делать именно так. Вращение Кати бесподобно. Милка пробует прыгать и даже успешно. Ревкович, затесавшийся в эту компанию на время, пока Маша болеет, штампует свои четверные и вполне успешно привязывает к ним тройные тулупы. Никита — это однозначная победа, хотя вся война еще впереди. Парень оказался гораздо большим мужиком, чем думалось.
После истории с “самострелом”, иначе Вика не могла назвать тот случай, она рассчитывала на что угодно, вплоть до того, что мальчишка повесит коньки на гвоздь и ничего никому не расскажет. Но все пошло быстро и по лучшему из сценариев: в тот же вечер парень решил вопрос с родителями, а утром, что уж и вовсе было сверх всяких ожиданий, пришел на тренировку собранным и серьезно настроенным на работу.
— Давай-ка в этот старт Яночке тройной в короткой запланируем, — предлагает Домбровская Григорьеву.
Тот следит за неудобной дорожкой, которую упорно разбирают Ландау и девочка.
— Давай. Аксель у нее стабильный, а более спокойного старта, наверное, и не будет, — соглашается Михаил, — Не убьются, так покалечатся, — резюмирует он наконец то, что творят Илья с Яной.
Домбровская направляется к хореографу и спортсменке, чтоб озвучить свое решение, а заодно дать втык Ландау за тот треш, что творится сейчас у нее на глазах.
— И что у вас происходит? — задает тренер вопрос спортсменке и хореографу.
— Решили немного по-другому сделать вход на лутц, — сообщает мужчина.
— Кто из вас это решил?
Домбровская смотрит на Ландау, но внезапно отвечает Яна:
— Виктория Робертовна, я подумала, что так будет интереснее.
— Тебе же неудобно, — удивляется женщина.
— Нормально. Еще непривычно, но я сделаю, — сопротивляется спортсменка.
— Илья Сергеевич, а у вас какое мнение? — внимание Виктории снова переключается на Ландау.
— Согласен с вами, Виктория Робертовна, — поддерживает хореограф старшего тренера.
— Илья Сергеевич, но у меня же получается! — фигуристка смотрит на Ландау как
