– Лингвисты уже разработали им алфавит, – делюсь я с Зигмундом свежей новостью. – Пытались втолковать его тем парням, которые у нас. Пока не доходит. Они, кажется, скорее научатся читать по-нашему, чем по-своему.
– Хм! – Зигмунд усмехается. – А не всё ли равно, что раньше? Важно, чтоб усваивали знания. На любом языке. А потом придут и к своей письменности, и к своей литературе… От вашего Марата какие-нибудь вести есть?
Я отрицательно мотаю головой.
– Кроме того, что известно всем, нету.
– Грустно.
Зигмунд мрачнеет и умолкает. Биолёт проносится по дороге вдоль пятого поля, мимо пульта, громадными изогнутыми стёклами отражающего солнце, и снова ныряет в густой, стоящий как стена, лес.
От Марата было пока только одно сообщение. На другой же день после его отлёта, к вечеру, на диске появилась короткая запись, которую затем передали по радио для всех. «За меня не волнуйтесь, – сообщал Марат. – Они меня слушают. С ними, кажется, можно разговаривать».
И с тех пор – ни слова. Вот уже пять дней. Ни передач, ни сигнала тревоги – ничего. И только эти вчерашние охотники, которые впервые мирно смотрели на действующие полестаны. Может, Марат убедил их смотреть, а не стрелять?
– А ведь знаешь, – как бы догадавшись о моих мыслях, произносит Зигмунд, – они у нас тут, на ферме, давно не стреляют в людей. Я только сейчас всё сопоставил. Кажется, с тех пор, как у нас убили Чанду – ни одной стрелы. Может, они наблюдают за Ра? Видят, что она здорова, свободна. Может, считают нас каким-то особым племенем? Когда мы это узнаем?
– По-хорошему, мы это давно должны знать! – замечаю я. – Мы слишком нелюбопытны к ним. Наверняка они о нас знают больше, чем мы о них.
– Но они не понимают того, что знают.
– А мы не знаем того, что вполне могли бы понять.
– Считаешь, за них нужно было браться раньше?
– Видимо.
– Кто же знал, что они будут убивать?
– Ну, хотя бы когда начали.
– Ты этого не знаешь… – Зигмунд задумчиво качает головой. – А я помню. Вначале всем казалось, что это случайность. Никто не мог предположить, что это – политика племени. Тебе легко судить, ты знаешь всё. А мы вначале не знали, как развернутся события. Боялись – не сделать бы хуже. Ведь человек Земли отвык воевать. И соответственно изменилось мышление. Пока к нам попала Ра, пока привыкла и поняла наш язык! Пока стала женой Арстана! Ведь только после этого она рассказала легенду племени. А до этого молчала… Это же всё – время. И немалое.
– Но ведь даже после этого, Зигмунд, ничего не изменилось! Вот что удивительно. У Ра уже дети растут, а мы всё так же пассивны. Марат – первое исключение.
– Ты не совсем прав, Сандро. Изучали язык, потом летали над стоянкой, обращались по радио. Что-то делали, ждали результатов. А Марат… Конечно, он герой. Но ведь и ему нужно было подготовить почву. Хотя бы тот же язык. Ведь Марат получил его готовеньким. И его путь возник после того, как были испробованы другие пути. А если бы Марат начинал, он бы тоже наверняка начал с радио. Легко быть умным, когда знаешь ошибки предшественников… Конечно, это риск, страшный, смертельный… Но ведь и у Марата чуть не появился предшественник. Хотя и не такой отчаянный. Почти три года назад. Ты Теодора Вебера знаешь?
– Знаю. Он знакомил нас с Городом. И с Заводским районом.
– Вот он… – Коростецкий вздыхает. – Когда у него погибла жена, он хотел уйти на Восточный материк. К лерам. Слыхал о племени леров?
– Слыхал.
– А видел этих женщин? На Севере.
– Приходилось.
– Речь шла об этом племени. Вебер не хотел идти к ра. Потому что убийца его жены скрылся. И, естественно, Вебер в каждом охотнике видел бы убийцу. Просился к лерам. А его не пустили. Совет не пустил. Видимо, не понимали, что это необходимо, неизбежно. Надеялись: обойдётся без этого. Пришло время, поняли, что не обойтись. И кто-то пробился первым. Так бывает всегда. И потом тут ведь такая штука: пойти к ра или к лерам – это не то же самое, что полететь на Риту. В этом отношении жёны крепко связали нас. Но без жён вообще немногие полетели бы. И немного было бы от этого проку. Нужен род, нужно потомство, чтобы изменить целую планету. Человек прочно, намертво стоит только там, где растут его дети…
Биолёт снова выскакивает из леса и останавливается возле пульта управления четвёртого поля. Медленно, почти незаметно для глаза, движется по одной из полос стометровый полестан. Сотни длинных тонких щупалец свешиваются с фермы, и набухшие концы с фотоэлементами крутятся среди лиловых цветков картофеля. У фотоэлементов чёткий ориентир: лиловый цвет. Концы щупалец тянутся к цветкам, и мгновенная искра перебивает стебель. Завтра-послезавтра перебитые стебельки упадут. Но уже сегодня они перестанут отнимать соки у клубней, и картофель начнёт расти быстрее.
Пройдёт полестан «грядку» до конца, и киберы переставят планки со щупальцами на соседнюю ферму. Идёт обрезка цветов. И всю её, на всём огромном поле, ведёт, не отходя от пульта, один полевод. А когда-то, во времена гениального Правоторова, это делали на полях тысячи, сотни тысяч, миллионы людей.
Странно сейчас представлять себе это. Людей на Земле тогда было мало. В десятки раз меньше, чем сейчас в Солнечной системе. Громадные районы – Якутия, Тибет, Северная Канада, Австралия – были почти не заселены. Люди много и трудно работали, а результаты труда каждого были ничтожно малы. И эти трудно живущие чудаки беспокоились о нас, своих потомках, думали, говорили и писали о том, как станет жить человечество в будущем, на перенаселённой Земле – не угрожает ли ему голод? Хватит ли ему места? И где-то среди них такой же трудной и беспокойной жизнью жил гениальный человек, заложивший прочные основы будущего изобилия.
И наверняка и среди нас ходит сегодня какой-то человек, мозг которого обеспечит великие достижения в будущем. Мы не знаем его. И нам никогда не угадать, кому из нас поставят памятник потомки. А сами мы не спешим ставить себе памятники – ни из гранита, ни из своих имён на географической карте планеты.
Правы уж мы тут или не правы – потомки разберутся. Надо доверять потомкам.
…Мы поднимаемся с Зигмундом на пульт, и я снова начинаю записывать претензии полеводов по киберустройствам.
22. Репортаж из племени ра
Эту запись передавали по радио ещё вчера вечером. Но вчера я не слыхал. Мы сортировали выгруженных из корабля киберов и провозились допоздна.
Бирута вернулась из Города тоже поздно – усталая, расстроенная. Она объясняла на уроке теорию органического происхождения нефти, и Андрей Челидзе, сынишка Вано, вдруг расплакался, не выдержал. Слово «нефть» для него теперь навсегда связано с гибелью отца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
