Впоследствии Воротников признавался, что по-человечески Михаил Сергеевич ему импонировал. Виталия Ивановича, по его словам, привлекали в Горбачёве чувство товарищества, общительность, можно сказать, какая-то открытость дружбе, умение быстро установить контакт, найти тему для беседы, чувство юмора. Михаил Сергеевич эмоционально воспринимал как успехи, так и неудачи. Короче, это был энергичный, задорный, неунывающий, обаятельный человек, интересный собеседник. Привлекал и его критический настрой по отношению к нашим проблемам, недостаткам. Он возмущался тем, сколько безобразия, головотяпства в организации сельского хозяйства, трудно пробить какую-нибудь новую идею, как в трясине бюрократизма гибнут интересные, экономически выгодные начинания. Разделывал «под орех» чинуш, окопавшихся в Госплане, Госснабе, Минфине. Не скрывал недовольства тем, как пассивно высшее руководство.
Многое из того, о чём говорил Горбачёв, разделял и Воротников. Он был солидарен с ним в том, что надо вести дела по-иному, пробивать рутину и косность.
— Горбачёв был больше, чем я, вхож к высшему руководству — Кулакову, Суслову, Брежневу, — вспоминает Воротников, — и часто полунамёками подчёркивал свою информированность. Если делился какими-либо наблюдениями сугубо деликатного свойства, то даже критика в его устах оставалась лояльной. Во всяком случае, высказывался так, что это его ни к чему не обязывало: просто констатация, понимай, как хочешь. При желании его мысль можно было трактовать по-разному, повернуть в любую сторону — и он бы не возражал. Но в любой момент он мог сделать «ход назад».
Горбачёв ревностно следил за успехами соседей. Он постоянно требовал аналитических материалов о показателях Ставрополья на фоне других северокавказских регионов. По свидетельству авторов этих записок, сводки Горбачёву готовили главным образом о делах края и ближайших соседей — Кубани, Ростова. Северная Осетия, Чечено-Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария его не интересовали — мелочь. Но он чрезвычайно возбуждался от зависти, когда видел в газетах публикации об успехах равных по значимости краев и областей. По этому поводу часто слышались окрики. Доставалось тем заведующим отделами, по ведомству которых дела шли не очень удачно, чаще всего по его же вине. Вдруг об этом станет известно «наверху»! Он ведь там числился в коренниках, а на деле всю тяжесть сваливал на подчинённых — пристяжных. Сам же бежал налегке и пожинал славу.
Ставропольский теоретик
Горбачёв ещё в Ставрополье усвоил: надо показаться своим, тогда и выпадет дорога в Москву. Все его выступления в местной и центральной печати сверялись и выверялись по передовым «Правды». В одной из рецензий на том его избранных статей и речей написано: «Ещё в Ставрополье М.С. Горбачёв зарекомендовал себя как теоретик, разработчик новых путей развития». «В какую лупу это углядели?» — спрашивают хорошо знавшие его люди.
По их отзывам, записанным мною на Ставрополье, Горбачёву на аудиторию, перед которой он намеревался выступать, было наплевать. Он ориентировался на ЦК: как-то его выступление расценят в Москве? Составлялось оно по нехитрому шаблону: сначала — славословие в адрес ЦК, дорогого Леонида Ильича, затем цитаты из Брежнева и комментарии к ним с использованием местного материала.
Мне рассказывали его ставропольские «речевики»: они ездили в Академию общественных наук при ЦК КПСС, брали горы всяческих докладов и выступлений, перелицовывали, компоновали — крайком «стоял на ушах», пока готовилось выступление Михаила Сергеевича — справки, цифры повпечатлительнее. Шлифовкой занимались особо доверенные — А.А. Коробейников и П.П. Орехов. Страх перед ЦК был столь велик, что доклады и выступления порой переписывались и после произнесения, то есть занимались прямой подтасовкой.
Коробейников и Орехов были в фаворе. Горбачёв говаривал:
— Мне бы четвёрку таких — и никакой аппарат не нужен.
Они помогали ему в главном — расти во мнении ЦК. Этой фразой Горбачёв нечаянно выдал себя с головой. Аппарат крайкома был ему действительно не нужен, потому что требовал руководства, контроля — повседневной черновой работы, а Горбачёв, не уставали повторять мои ставропольские собеседники, работать-то как раз и не любил, ему на нервы действовали люди инициативные, предприимчивые, требующие от него конкретных решений, деятельности. Вот если бы ему не досаждали, если бы дела делались сами по себе, а он только подписывал победные рапорты.
Он никому ни в чём не верил, требовал, чтобы с ним согласовывали каждый шаг. А мелочная опека и инициативная работа не стыкуются.
Что любил Горбачёв, так это реорганизацию. Несколько раз он перетряхнул структуру крайкома партии. Был отдел промышленно-транспортный — дробят на два самостоятельных, потом выделили отдел химии, отдел торговли, отдел лёгкой промышленности. Необходимости в этом не было, но он привык обозначать кипучую деятельность, вот и ехал в Москву к И.В. Капитонову, заведующему отделом ЦК, пробивал. Да и как не пробить, если Капитонов знал: Горбачёв пользуется поддержкой и Кулакова, и Андропова, и Суслова. Дробились отделы, дело лучше не шло, зато катилась молва как о реформаторе, а ему больше ничего и не надо было: продолжалась работа на публику.
Надробил отделов, взялся и за райкомы — горкомы: то их объединит, то разъединит. Всё это было видимостью кипучей деятельности, лишь бы быть всё время на виду, вроде бы активно работать. Быть на виду — это главный тезис.
— Не будешь на виду — о тебе забудут, — говорил Михаил Сергеевич в редкие минуты откровенности.
М.С. Горбачёв:
«В 1968-м я уже сдал кандидатский минимум. Подготовил диссертацию, утвердил тему мою по аграрной экономике и хотел идти на защиту, но стал секретарём крайкома и опять бросил всё».
О практике подготовки докладов — квинтэссенции партийной мысли местного уровня мне рассказывали следующее. Подходит очередной пленум крайкома партии, сидят вдвоём над текстом с секретарём по идеологии А.А. Коробейниковым.
— Михаил Сергеевич, — говорит идеолог, — остаётся три дня до пленума. Надо же с членами бюро обсудить доклад.
— Дай им какой-нибудь из первых вариантов, всё равно никакого толка от них не будет. Ты же знаешь, что из секретарей крайкома партии никто в докладе ничего толкового, кроме первого слова «Товарищи!», написать не способен, — отвечал он.
Секретари крайкома партии были разные, и в основном люди с большим житейским опытом, но, конечно, без особых дарований в «письменном слоге». Они давно плюнули на «бумажные игры» с Михаилом Сергеевичем, и каждый из них честно делал порученное ему дело. Потому и сельское хозяйство Ставрополья было на хорошем уровне, что не только Горбачёв, но и соответствующие секретари крайкома партии болели душой за дело; строительство велось широко, интенсивно, тоже во многом благодаря секретарю крайкома по строительству; развивалась и совсем новая для края промышленность, опять-таки при активном влиянии и поддержке «курирующего» секретаря крайкома КПСС; межнациональные отношения в крае и в Карачаево-Черкесии были стабильными и предсказуемыми — благодаря мудрости первых лиц автономной области.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
