— Возьми меня за руку.
Он пошарил кругом и наконец наткнулся на ее пальцы.
— Сколько нам ждать, как ты думаешь, Тафф?
— Часа четыре. Может, дольше. А воздуха хватит где-то на шесть часов.
— Мы находились в центре дюны, — проговорила она и сжала пальцами его руку. — Мы всего лишь рабы. Ройщики рвов работают за много миль отсюда. Боюсь, нас не откопают до завтра.
Он грустно хохотнул и вытянул свое тело, радуясь хоть этому: все-таки неурочная передышка от зверской работы.
— В таком случае, если верить словам Кори, отсутствие свежего кислорода избавит нас от долгого и трудного ожидания смерти.
Он услышал, как она судорожно сглотнула.
— Я помню его лекции, которые он читал в университете. Когда я была совсем девчонкой, он являлся одним из моих профессоров. Я всегда восхищалась им. У меня дрогнуло сердце, когда я встретила его здесь.
— Воздуха нам хватит на больший срок, если мы помолчим.
Вскоре в трубе стало прохладнее: вся жара уходила в песок.
Она придвинулась к нему ближе, испытывая интуитивное желание чувствовать рядом с собой живого человека.
— Не хочу умирать в тишине.
Он поднял голову, прислонился к стене трубы и устремил взгляд в окружавшую их адскую черную пустоту.
— Мне кажется, я всегда был одинок. Кроме одного короткого отрезка времени. Тогда у меня была женщина. Рабыня, которую я освободил.
— Что случилось с ней, Тафф? — спросила его Кайлла, положив его безвольную руку себе на плечи.
— Ее выкрали у меня… Вместе с сыном. — В его голосе послышалась горечь.
— И ее звали Скайла?
— Нет. Скайла была мне… просто другом, но…
— Но что? — спросила она и, не давая темноте поглотить ее вопрос, прибавила тут же:
— Думаю, что, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, ты можешь мне рассказать. Все говорит за то, что нам не выбраться отсюда живыми.
— Но я сам не знал того, как сильно полюбил ее. — Он начал было ругаться, испытывая жгучую горечь и боль в сердце, но запнулся на полуслове. Черт возьми, что ему дадут ругательства? — Я так ни разу и не признался ей. Я даже… себе никогда не признавался. Мне стало все окончательно ясно только тогда, когда я оказался здесь.
— Какая она? — тихо просила Кайлла, кладя свою голову ему на плечо.
— Высокая… С очень светлыми волосами. — Он улыбнулся в темноту, наслаждаясь теплом, исходящим от Кайллы. — У нее удивительные синие глаза. Таких больше ни у кого нет! И вообще, она самая красивая женщина во всем свободном космосе. У нее очень развито чувство юмора, но… оно какое-то необычное. Ее манеры были подчас резкими… Я никогда в этом не разбирался и не понимал. Она умна. Умнее меня, пожалуй. А когда она шутит или смеется, в ее удивительных глазах появляются дьявольские огоньки!..
Он покачал головой.
— Ах, Кайлла, я столько хотел для нее сделать, но не сделал. А еще больше мне следовало бы для нее сделать, а я даже не догадывался…
Он обнял ее за плечи и прижал к себе, принимая ее тепло и отдавая взамен чувство уверенности. Она перестала мелко дрожать и расслабилась.
— Тафф, ты снова спас мне жизнь… по крайней мере, попытался. Почему?
— Справедливость, — прошептал он, вспоминая разговор с Кори. — Небольшой кусочек справедливости в несправедливом мире. А, возможно, что и воздаяние. Вернее, искупление… Да, это слово точнее выражает суть.
— Искупление грехов? Чьих?..
— Я ведь… — Он запнулся и закашлялся. Продолжать признание не было духу.
«Нет, не здесь. Не сейчас, в последние мгновения перед смертью. Она заслуживает немного покоя и мира в душе.»
Вместо этого он сказал:
— Всю свою жизнь я был солдатом и несу ответственность за некоторые ужасные дела… Только сейчас я по-настоящему начинаю понимать, что они зловещие. Искупление за всех тех, кто когда-либо согрешил. — Он невидяще уставился в темноту перед собой. — Кори был прав. Очень многим в мире есть, что искупать. Мне — больше чем кому бы то ни было. Ты как-то спрашивала меня о моих кошмарах? Столько крови на моих руках… на моей душе… Я был настоящим чудовищем! Инструментом, с помощью которого Бог устанавливал в земном мире необходимое количество несправедливости. Я был инструментом Бога.
«И Претора», — добавил он про себя.
Он зажмурился, и перед его мысленным взором тут же стали возникать картины прошлого. Особенно много в них было испуганных, окровавленных и погибающих в тягчайших муках людей. Их ужас и крики раздавались в темноте, не хотели отступать на второй план. Стаффе почудилось, что это его заковывают в ошейник, — впрочем, ошейник-то у него как раз был, — и кидают в трюм грузового транспорта, чтобы навсегда увезти от жены и сына, от семьи…
Снова… Стаффу охватил приступ такой же боли, которую он испытал тогда, в первый раз, когда у него украли Крислу.
Она поежилась от холода и теснее прижалась к нему.
— Ну, знаешь… Ни одному человеку не позволено брать на себя тяжесть всех несчастий и страданий в мире. Это прерогатива Бога. Наоборот, ты вполне все можешь свалить на то злосчастное время, в которое мы живем. Наука сделала человеческую жизнь слишком длинной. Существование больше не привлекает тем, что оно коротко и чисто. Время от времени правители людей начинают на стенку лезть от скуки. И тогда они находят развлечение в крови. Ужасно. Мы боролись против этих грязных традиций. Мы наслаждались миром, солнцем, каждой частицей знания, проявлением высокого искусства… Пока Звездный Мясник и император не утопили все это в океане крови.
Стаффа зажмурился и до боли стиснул зубы. Он готов был теперь молиться на темноту, которая не дает Кайлле увидеть его страшно искаженное лицо.
— Я не потеряла гордости, по крайней мере. С этим и умру, — сказала она ему. — Я никогда не продавала себя. Меня изнасиловали в первый раз, предварительно избив до потери сознания. Я боролась, пока хватало сил… Вообще, это была впечатляющая драка. Кроме того, я стараюсь делать все для того, чтобы облегчить хоть немного жизнь моим друзьям. Таким, как Пибал… и ты.
— Хватит! Перестань! — вскричал Стаффа.
Глаза у него были зажмурены, и горчайшее чувство вины и стыда не давало их раскрыть. Его трясло от душевной боли, которая полностью завладела им и которой он не мог управлять.
— Прошу тебя! — Он оттолкнул ее и закрыл голову руками. — Не мучай меня больше, Кайлла!
Он почувствовал на своем плече теплое прикосновение ее загрубевшей от работы мозолистой руки.
— Шшшш, — прошептала она.
Она покачала в темноте головой, и он почувствовал, угадал движение.
— Мужчины… Проклятие, что я тут говорю? Причем тут мужчины? Люди! Все люди казнят себя за совершенные ими ошибки в те минуты, когда смерть подбирается к ним особенно близко. Это стало традицией. — Она поменяла позу, скрестив ноги и снова взяв его за руку. — Помнишь коллектор Храма? Я была почти мертва. Через пару каких-то минут я уже потеряла бы сознание. Но ты спас меня, вытащив труп той девушки и избавив меня от смерти в этой вони. Почему ты увидел сейчас в себе только плохую сторону, Тафф? Ты очень хороший человек. Неважно, что ты когда-то сделал… Это было давно.
Пауза.
— А зачем ты убил Бротса? Ты ведь мог просто, — ну, я не знаю, — хорошенько проучить его.
— Я убил его из-за того, что он вытворял. Потому что я был обязан освободить тебя от монстра. И вообще… если бы это от меня зависело, я бы избавил тебя от этого пустынного ада и восстановил бы твое былое положение первой леди.
Она провела ласково рукой по его плечу и потом сжала его ладонь.
— Благодарю тебя, Тафф, за такие слова. Скажи мне…
Означает ли это, что ты любишь меня?
Усилием воли ему удалось сдержать рвущиеся наружу эмоции.
— Да, я полюбил тебя, — просто сказал он. — Я бы сделал тебя счастливой. Даже если мне пришлось бы обрушиться сюда с целым флотом и разобрать весь мир по камешку.
— А как же Скайла?
— Моя Скайла… Я бы сделал ее своей женой. — «И почему такие мысли приходят только сейчас, когда в двери стучится смерть?» — А ты… ты была бы моим лучшим другом. Я бы попросил наконец у тебя прощения… Впрочем, ты бы все равно не простила. Такое невозможно простить.
Она снова в знак благодарности стиснула ему руку, чуть приподнялась и поцеловала в губы.
— Спасибо, Тафф. Ты говоришь странные вещи, но…
Надеюсь, мне не нужно обращать внимание на то, что употребление тобой условного наклонения вовсе не обязательно сейчас? Наш конец, кажется, очень близок… Сейчас уже не может быть для нас ничего невозможного. Ты навечно останешься моим другом. Простить? Я должна тебя за что-то простить? За что же? Ты всегда, сколько я тебя знаю, был человеком чести и мужества. Мне нечего прощать тебе…
Честь? Мужество?
«Знала бы ты, какой я на самом деле человек!..»
Она прижалась к нему снова, и он не находил в себе сил оттолкнуть ее, хотя и понимал, что невольно обманывает ее, что не имеет никакого права обнимать ее. Он чувствовал физическое и душевное изнеможение. Усталость во всем теле.
