— Что ты знаешь насчет слов этих двоих? Правду говори, правду; что знаешь насчет их слов?
Тот отвечает:
— Хузур, насчет сох я не знаю1. Кому знать, из сала они у него, или из асона, или из дхао2. Что пять сох он запрягает, это я знаю. А из какого дерева сохи сделаны, того я не знаю.
Как понес он такое, его и выставили. Потом спрашивают сантала:
— Есть у тебя другие свидетели?
— Нет, других нету,— говорит он.— Этот один.
Тогда стали вызывать свидетелей ростовщика. Первых двух спросили о чем-то, а потом им и сказать больше нечего.
Вызвали придурковатого. Вошел он, встал перед судьей, а чапраси его к присяге приводит, говорит ему:
— Говори правду.
А тот, рассказывают, ни слова в ответ, стоит и молчит.
Опять ему то же самое:
— Говори правду.
Он все молчит. Судья спрашивает:
— Ты что, полоумный?
А он, говорят, сразу в ответ:
— Ты что, полоумный?
Судья велит:
— Ардали, выведи его!
А тот руку протянул, как судья, и повторяет:
— Ардали, выведи его!
Ну, когда он так сказал, все, кто был в суде, расхохотались. Судья сам громче всех смеялся. Выставили их прочь и дело закрыли.
Вышли они из суда, сантал и спрашивает своего свидетеля:
— Ты о чем говорил? Я чего-то не понял.
— Ох! — тот отвечает.— Я хотел говорить об одном, а судья вдруг спросил меня совсем про другое, про сохи спросил: «Что насчет сох знаешь?» А ты мне про сохи ничего не сказал, из какого ты их дерева делаешь. Вот я ответил: «Из сала они, или из асона, или из дхао, я того не знаю. Знаю, что он пять сох запрягает». Вспомни, о чем мы с тобой говорили и как судья меня вдруг прервал. Я только хотел все про дело сказать, тут меня и прочь выгнали.
А две рупии он прикарманил, негодник.
И ростовщик, говорят, тоже стал корить своего придурковатого свидетеля:
— Слушай, я тебя спрашиваю, ты почему не отвечал? Тот говорит:
— Да ты сам мне сказал: «Что судья скажет, то и говори». Вот я и говорил точно так, как судья. Чапраси мне говорил: «Говори правду». Провалиться мне, если я ему что сказал. Чего мне его слушать? Ты сам мне утром велел ни с кем не разговаривать. А что судья говорил, то и я говорил.
Так ростовщик проиграл свое дело, и пришлось ему выслушать такое решение: «Иск отклоняется». Вот как сантал был оправдан.
185. Сирота
В прежние времена, говорят, жил один человек. Как отделился он от родни и зажил своим домом 1, у него родился ребенок — девочка. Так они и жили дальше, и девочка уже начала бегать.
Раз вечером сидел он с женой. Толковали о том, о сем и о прочем. Вот жена и говорит:
— Кто-то опять поселился у меня под сердцем.
— Откуда ты знаешь? — спросил муж.
— Оттуда, что я уж два месяца не вижу следов,— сказала она.
И вот не прошло и недели после того разговора, как муж нежданно-негаданно умер — змея его укусила. Долго убивалась жена: причитать и поминать покойника не уставала, целыми днями не касалась еды. Днем и ночью ее томила тоска. То и дело она принималась взывать ко всевышнему.
— Ах, Чандо-бонга,— говорила она,— чем мы с ним согрешили? За что ты нас разлучил и увел его от меня? Ах, Чандо, как мало дней ты нам дал побыть вместе! Ах, Чандо, какое горе ты мне послал! Ах, Чандо-бонга, где теперь тот, кто был мне защитой? Неужели я больше его не увижу?
И так она плакала и изливала тоску и еще говорила:
— О Чандо-бонга, ты увел от меня мужа. Пошли мне хоть сына, чтобы он заменил мне его2. Тот, кто поселился под моим сердцем, пусть станет мне сыном! Погляжу я на него и смогу совладать с моим горем.
Так каждый день она молила Чандо о сыне. Как пошел шестой месяц или седьмой, стало видно, что она не порожняя. Вот один из ее деверей и говорит:
— Эта мать нашей племянницы3, видно, живет с кем-то, кто ее знает с кем. Вспомните-ка: пока отец нашей племянницы жив был, она была ведь в порядке. Он давно умер, кто же ее обрюхатил? Верное слово, она живет с кем-то, а с кем, кто ее знает. Значит, она сама извела нашего брата; из-за нее он и помер. Чтоб ей пропасть! Надо отобрать у нее все добро, и землю, и скот. Ее дочку мы тоже возьмем и сами будем растить.
На том и решили. Обругали ее почем зря и силой забрали добро, и землю, и скот. Вдова их молила, как только могла.
— Нет, почтенные, нет! — уверяла она.— Чужие тут ни при чем. Когда отец моей дочки был еще жив, я почуяла себя на третьем месяце. А вы говорите, что это от кого-то другого. Никого другого не было и в помине. Если вы у меня хозяйство отнимете, что я буду делать? Пусть нас тогда Чандо рассудит.
Но они все равно не стали ее слушать и силой взяли все, что у нее было. Ладно, хоть хижину не разрушили и оставили вдову жить на старом месте.
Тогда, говорят, Чандо обратил свой взор на ее печаль и тоску и страдания и исполнил, о чем она просила. Как пришел срок, у нее и впрямь родился сын, и она очень обрадовалась. «Чандо услышал мою молитву,— говорила она.— Он сделал, как я просила. Слава тебе, Чандо! Ты утешил меня! А теперь, Чандо, дай ему вырасти мне на радость».
Время шло, и ребенок рос. Раз он и спрашивает:
— Матушка, а где мой отец? Мать в слезы и говорит:
— Когда я тебя носила под сердцем, сынок, его укусила змея, и он умер.
— Не плачь, матушка,— ответил сын.— Я буду тебе помогать. Что еще станешь делать, раз отца нет на свете. Помни, у тебя есть я, и крепись.
Увидела мать, какой разумный у нее растет сын, и изумилась. «Это Чандо дал столько ума моему сыну»,— сказала она.
Что ни день она не уставала взывать к Чандо, зато стоило ей наняться к кому-нибудь подработать, платили ей щедро. А когда она вслед за жнецами подбирала колосья на рисовом поле, те нарочно оставляли побольше. И даже когда она просто так шла просить подаяния, ей никто не отказывал, и она никогда не возвращалась с пустыми руками. Так что голода ни она, ни дети не знали. Ведь как родился у вдовы сын, к ней вернулась и дочка. Мать ходила искать пропитания, а дети вдвоем дома сидели. Жизнь у них текла ровно, и они не знали тревог. Мало-помалу обзавелись домашней птицей и поросятами, откормили их, продали и купили коз и овец. Развели много кур и мелкого скота тоже: стали откармливать каплунов, холостили боровков; и баранов и козлов тоже холостили, а как те подрастали, они их продавали. Так они подкопили малую толику денег, и мать сказала:
— Слушай, сынок. Давай купим на эти деньги корову. Пойди купи телку.
Это она так сказала, когда сын уже порядком подрос. Сын ее спрашивает:
— Скажи, матушка, какую телку мне выбирать?
— Сынок,— говорит мать,— знающие люди считают, что надо смотреть, не опорожнится ли телка или слюну не уронит ли в ту пору, когда продавец показывает ее покупателю. Это счастливый знак. Такую надо брать, не постояв перед ценой. Такая будет оберегать дом и хозяйство4. И приплод она, говорят, скоро приносит. А если она не опорожнится и ничего не уронит, надо ей в зубы смотреть. У которой девять зубов, та тоже хорошая — это корова той же породы. И пока не найдешь такую, не бери никакой. Другой породы корову и брать не надо.
— Ладно, матушка,— отвечает сын.— Я пойду и куплю корову. Пока не найду такой, как ты сказала, я не вернусь. Приду домой не раньше, как найду и куплю подходящую.
— Нет, сынок, зачем так? — говорит мать.— Лучше мы подождем и после купим корову здесь, по соседству.
А сын ей:
— Нет, матушка, я пойду и найду такую корову. Стал он настаивать на своем, и она согласилась:
— Ну хорошо, сынок, пойди поищи. Начал сын спрашивать односельчан:
— Кто со мной пойдет, поможет мне корову купить?
Только никто не захотел с ним идти. Все отказываются: каждому не то, так другое мешает. Пошел он тогда к своим дядьям и говорит всем по очереди:
— Пойди со мной, батюшка 5, помоги мне выбрать корову.
Мы надумали корову купить.
Да никто из них тоже не согласился пойти. Жил в деревне кузнец. Парень к нему.
