Слезы вновь подступили к глазам. Она положила голову на колени и зарыдала в голос. В тот момент она отдала бы что угодно, лишь бы на минуту к ней вернулся отец и она могла спросить его, что же ей делать.
Она еще плакала, когда услышала треск сломанной неподалеку ветки, в страхе оглянулась. Здесь было ее тайное убежище, и она не хотела, чтобы кто-то застал ее в этой роще, да еще всю заплаканную, словно ребенка, который упал и больно ушибся. Треснула еще одна ветка. В роще появился кто-то еще, в самый неподходящий момент.
– Уходи! – закричала она, едва узнавая свой осипший от слез голос. – Уходи, кто бы ты ни был, и оставь меня одну.
Но человек, теперь она видела его сквозь листву, приближался. А когда она узнала его, то поначалу решила что направляющийся к ней Уилл Диаборн (Роланд, мысленно поправилась она, его зовут Роланд) – плод ее разгоряченного воображения. И не могла поверить, что видит его наяву, пока он не опустился на колени и не обнял ее. Она тут же прижалась к его груди.
– Откуда ты узнал, что я…
– Увидел, как ты скакала по Спуску. У меня есть одно место, куда я иногда прихожу подумать, вот я и увидел тебя. Я бы не последовал за тобой, но ты скакала без седла. Я подумал, что-то не так.
– Все не так.
Не закрывая глаз, сосредоточенно, он начал покрывать ее лицо поцелуями. И Сюзан не сразу поняла, что он сцеловывает ее слезы. А потом взял за плечи и чуть отстранил, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Скажи это еще раз, Сюзан, и я все сделаю. Не знаю, обещание это или предупреждение, или и то и другое, но… скажи, и я сделаю.
Ей не пришлось спрашивать, о чем он. Она почувствовала, как земля двинулась у нее под ногами, и потом часто говорила себе, что то был первый и единственный раз, когда ка явилась к ней ветром пришедшим не с неба, а из земли. Она настигла меня в конце концов, решила Сюзан. Моя ка, хорошо это или плохо.
– Роланд!
– Да, Сюзан.
Она опустила руку пониже пряжки ремня, ухватилась за то, что нащупала там, не отрывая взгляда от его глаз.
– Если ты любишь меня, тогда люби.
– Да, леди. Я готов.
Он расстегнул пуговицы рубашки, сшитой в той части Срединного мира, которую Сюзан так и не удалось увидеть, и вновь обнял ее.
7
Ka.
Они помогли друг другу раздеться. Обнаженные, легли, обнявшись, на летний мох, мягкий, как лучший козий пух. Они лежали, соприкасаясь лбами, как в ее сне наяву, а когда он вошел в нее, она почувствовала, как боль перетопилась в сладость, сладость некоего дикого и экзотического растения, попробовать которое удается раз в жизни. Она держалась за эту сладость сколько могла, но потом сдалась, с громкими протяжными стонами, крепко обнимая его за шею. Они любили друг друга в ивовой роще, отринув само понятие чести, забыв о данных кому бы то ни было обещаниях, и наконец Сюзан открыла для себя, что сладость – еще не все, что она сменяется блаженством, поднимающимся от того места, что раскрылось перед ним, как цветок, и заполняющим все тело. Она вскрикивала снова и снова, думая, что не может быть столько наслаждения в мире смертных. Она просто захлебывалась в счастье. Голос Роланда вторил ее. А с ними сливалось журчание ручья. Она буквально вдавила его в себя, лодыжками обхватив колени, покрывая лицо жаркими поцелуями, и он не уступал ей в своей страсти. Они любили друг друга в феоде Меджис, на исходе последнего великого века, и зеленый мох под тем местом, где сходились ее бедра, окрасился красным, свидетельствуя о том, что она лишилась девственности. Они слились воедино и таким образом предопределили свою судьбу.
Ка.
8
Они лежали в объятиях друг друга, нежно целуясь под равнодушным взглядом Фелиции, и Роланд почувствовал, что засыпает. Удивляться не приходилось – в это лето напряжение не отпускало его, и спал он плохо. Тогда он еще не знал, что бессонница будет преследовать его до конца жизни.
– Роланд? – Ее голос, очень далекий. И нежный.
– Да.
– Ты позаботишься обо мне?
– Да.
– Я не смогу прийти к нему, когда настанет время. Я вытерплю его прикосновения, его выходки, вытерплю, если у меня будешь ты, но я не смогу прийти к нему в ночь праздника Жатвы. Не знаю, забыла я лицо моего отца или нет, но я не смогу лечь в постель Харта Торина. Думаю, есть способы скрыть потерю девственности, но я не хочу к ним прибегать. Я просто не смогу лечь в его постель.
– Ладно, хорошо. – И тут, когда ее глаза широко раскрылись, он приподнялся, огляделся. Никого не увидел. Вновь посмотрел на Сюзан, окончательно проснувшись: – Что? Что такое?
– Я, возможно, уже ношу твоего ребенка. Ты думал об этом?
Раньше – нет. Теперь – да. Еще одно звено в цепи, протянувшейся в далекое прошлое, где Артур из Эльда вел на битву своих стрелков, с великим Эскалибуром в руке и короной Всех Миров на челе. Но дело-то не в Артуре. Что подумает его отец? Или Габриэль, узнав, что она скоро станет бабушкой?
Уголки его губ начали изгибаться в улыбке, но мысль о матери отогнала ее. Он подумал о любовной отметине на шее Габриэль. В эти дни, когда он вспоминал мать, он всегда думал о любовной отметине, которую увидел на шее, когда неожиданно появился в ее покоях. И печальной улыбке на губах.
– Если ты носишь моего ребенка, значит, мне очень повезло.
– И мне. – Теперь она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась грустная. – Мы еще такие молодые. Почти что дети.
Он перекатился на спину, уставился в синее небо. Она, возможно, сказала правду, но это не имело никакого значения. Правда иной раз расходилась с реальностью – то была одна из аксиом, которые хранились в сокровенных глубинах его сознания, там, где соединялись две половинки, сумма которых и являла собой его личность. Сознательный бросок в омут романтической любви – это пришло к нему от матери. Все остальное в его натуре не признавало ни юмора, ни даже метафор. Они слишком молоды, чтобы стать родителями? Что из того? Если он посадил семя, оно должно вырасти.
– Что бы ни ждало нас впереди, мы сделаем то, что должны. И я буду всегда любить тебя.
Она улыбнулась. Он говорил тем тоном, каким принято излагать прописные истины: небо над головой, земля под ногами, вода течет на юг.
– Роланд, сколько тебе лет? – У нее иногда возникала мысль, что при всей ее молодости Роланд еще моложе. Когда он сосредоточивался на чем-то, лицо его становилось таким суровым, что пугало ее. А когда улыбался, то превращался не в ее возлюбленного, а в младшего братика.
– Я теперь старше того Роланда, что приехал сюда. Гораздо старше. А если проведу еще шесть месяцев в компании Джонаса и его подручных, то превращусь в старика, который не сможет без доброго пинка под зад сесть на лошадь.
Сюзан при этих словах заулыбалась, а он поцеловал ее в нос.
– И ты позаботишься обо мне?
– Да. – Он широко ей улыбнулся, Сюзан кивнула и откинулась на спину. Так они и лежали, бедро к бедру, глядя на небо. Она взяла его руку, положила себе на грудь. Сосок, который он погладил большим пальцем, ожил, набух, затвердел, от него побежали искорки. И очень быстро добрались до местечка между ее ног, которое продолжало тлеть. Она сжала бедра, но жар только усилился.
– Ты должен позаботиться обо мне, – прошептала Сюзан. – Я рассчитываю только на тебя. Все остальное – побоку.
– Я сделаю все, что в моих силах. Не сомневайся. Но пока, Сюзан, мы должны вести себя так, словно ничего не изменилось. Должно пройти какое-то время. Я это знаю, потому что Дипейп вернулся и рассказал о своих находках, но они не выступили против нас. Джонас все еще думает, что выжидание – в его интересах. Он, конечно, постарается выбрать для удара самый подходящий, с его точки зрения, момент. Так что пока игра в «Замки» продолжается.
– Но после праздничного костра на Жатву… Торин…
– В его постель тебе ложиться не придется. Можешь не сомневаться. Это я тебе гарантирую.
Удивляясь собственной смелости, она положила руку ему на живот и двинулась ниже.
– Подтверди свои гарантии. Если хочешь.
Он захотел. И смог. И подтвердил.
Когда любовный костер погас (для Роланда второй раз показался слаще первого), он спросил Сюзан:
– То чувство, которые ты испытала в СИТГО, Сюзан… что за нами наблюдают. Сейчас у тебя его нет?
Она ответила долгим задумчивым взглядом.
– Не знаю. Голова у меня была занята другим, ты понимаешь? – Она нежно коснулась его «игрунчика», рассмеялась, когда Роланд подпрыгнул: полуопавшая штучка, которую поглаживала ее ладонь, оказалась очень чувствительной к прикосновениям.
Сюзан убрала руку, посмотрела на круг синего неба над полянкой.
– Как тут красиво, – пробормотала она и закрыла глаза.
Роланда тоже начал смаривать сон. Сегодня она не почувствовала, что за ними наблюдают… а он почувствовал, когда они слились во второй раз. Однако он мог поклясться, что в роще, кроме них, никого нет.
