– Я вас испугал. Извините меня, Корделия.
– Нет… – У нее перехватило дыхание. – Просто солнце… оно сейчас такое яркое…
– Я бы мог вам помочь, если вы, конечно, позволите. По Главной я иду только до угла, потом мне надо на Холмовую, но пока нам по пути, я могу нести сумку.
– Буду вам благодарна. – Они спустились по ступенькам на тротуар, Корделия все поглядывала по сторонам: видит ли кто, что она идет рядом с таким интересным мужчиной, как сэй Джонас, который, кстати, несет ее сумку с продуктами. К ее полному удовольствию, зевак хватало. К примеру, Миллисент Ортега, которая таращилась на нее через витрину магазина женской одежды.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я называю вас Корделией. – Джонас легко перебросил сумку из руки в руку, тогда как она чуть ли не сгибалась под ее тяжестью. – После того обеда у мэра Торина у меня создалось впечатление, что я давно вас знаю.
– Какие тут могут быть возражения. Мне нравится мое имя.
– Может, и я стану для вас Элдредом?
– Думаю, чуть рановато, – ответила она и одарила его, как ей казалось, кокетливой улыбкой. Сердце ее билось все чаще (ей и в голову не приходило, что в семье Дельгадо глупая гусыня отнюдь не Сюзан).
– Как скажете. – Разочарование в его голосе вызвало у Корделии смех. – А как ваша племянница? У нее все в порядке?
– Вполне, спасибо, что спросили. Иногда с ней, конечно, трудно…
– С шестнадцатилетними по-другому не бывает.
– Пожалуй, вы правы.
– Тем более что у вас этой осенью добавится забот. Я сомневаюсь, что она это понимает.
Корделия помолчала – зачем выносить сор из избы? – но многозначительно посмотрела на Джонаса.
– Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания.
– Обязательно передам. – Но ничего передавать она не собиралась. Сюзан испытывала стойкую (по мнению Корделии, ничем не обоснованную) неприязнь к регуляторам мэра Торина. И попытки разубедить ее успеха не имели: молоденькие девушки полагали, что всегда правы. Она взглянула на звезду шерифа, выглядывающую из-под жилетки Джонаса. – Как я понимаю, вы взвалили на себя дополнительные обязанности, сэй Джонас.
– Да, помогаю шерифу Эвери, – кивнул он. Голос его чуть подрагивал и этим очень нравился Корделии. – Один из его помощников, Клейпул, имя не помню…
– Френк Клейпул.
– …выпал из лодки и сломал ногу. Вы бы могли выпасть из лодки и сломать ногу, Корделия?
Она весело рассмеялась (мысль о том, что весь Хэмбри наблюдает за ними, грела душу) и ответила, что вряд ли.
Джонас остановился на углу Главной и Камино Вега, печально вздохнул.
– Здесь я должен поворачивать. – Он протянул ей сумку. – Вы сможете донести ее? Время у меня есть, я готов сопровождать вас до вашего…
– Нет-нет. Благодарю. Спасибо вам, Элдред. – Шея и щеки Корделии залились румянцем, но ее вознаградила улыбка Джонаса. Он отсалютовал ей двумя пальцами и свернул с Главной улицы, направившись к тюрьме.
Корделия зашагала домой. Сумка, которую она едва вынесла из магазина, превратилась в пушинку. Правда, через полмили она здорово прибавила в весе, а когда впереди показался ее дом, у Корделии уже отваливались руки, а по бокам тек пот. Слава богам, лето заканчивалось… и не Сюзан ли это заводила кобылу в ворота?
– Сюзан! – раздраженно, забыв о встрече с Элдредом, позвала она. – Подойди и помоги мне, прежде чем сумка выпадет у меня из рук.
Сюзан подошла, оставив Фелицию щипать травку в переднем дворе. Десятью минутами раньше Корделия не обратила бы внимания на облик девушки – ее мысли занимал Элдред Джонас. Но горячее солнце выжгло романтические мысли из головы и вернуло ее на землю. И когда Сюзан взяла у нее из рук сумку (управлялась она с ней так же легко, как и Джонас), Корделия подумала, что девочка заметно переменилась. Если умчалась она чуть ли не в истерике, то вернулась очень спокойная, со счастливыми глазами. Такой Сюзан была и раньше… до этой истории с мэром Торином. Других признаков перемен Корделия поначалу не находила, а потом…
Нашла. Она протянула руку и схватилась за косу девушки, слишком уж растрепанную, чего Сюзан обычно не допускала. Разумеется, она ездила на лошади, ветер мог растрепать косу. Но почему волосы так потемнели, совсем не сверкали на солнце. И она подпрыгнула, словно чувствуя за собой вину, от прикосновения Корделии. Что бы это значило?
– У тебя влажные волосы, Сюзан. Ты где-то плавала?
– Нет! Когда возвращалась, сунула голову под колонку у конюшни Хуки. Он не возражал, воды у него хватает. Сегодня очень жарко. Может, еще пойдет дождь. Я на это надеюсь. Дала напиться и Фелиции.
Девушка не отводила глаз, чистых и искренних, но Корделия все равно насторожилась. Что-то тут не так, решила она. Но не могла понять, что. Мысль о том, что Сюзан могла скрывать от нее что-то серьезное и важное, еще не пришла к ней в голову. Она пребывала в полной уверенности, что ее племянница не умеет хранить секреты, если только они не касаются подарка на день рождения… да и то ее хватит на день или два. Однако что-то беспокоило Корделию. Она провела пальцем по воротнику рубашки.
– А воротник сухой.
– Я старалась не забрызгать его. – Она по-прежнему смотрела в глаза Корделии. – К мокрой рубашке прилипает пыль. Ты сама меня этому учила, тетя.
– Ты дернулась, когда я прикоснулась к твоим волосам, Сюзан.
– Да, дернулась, – признала Сюзан. – Ведьма прикасалась к ним точно так же. С тех пор мне это не нравится. Могу я теперь занести продукты в дом и увести лошадь с солнцепека?
– Не груби мне, Сюзан. – Однако резкость в голосе племянницы успокоила ее. Ощущение, что Сюзан изменилась… непонятно в чем, но изменилась… начало сходить на нет.
– Тогда не надоедай мне.
– Сюзан! Немедленно извинись!
Сюзан глубоко вдохнула, задержала дыхание, выдохнула.
– Да, тетя. Извиняюсь. Но тут слишком жарко.
– Да. Оставь продукты в кладовой. Спасибо за помощь.
Сюзан двинулась к дому с сумкой в руке. Корделия последовала на ней, отстав на несколько шагов. Глупо, конечно, подозрения явно беспочвенные, навеянные легким флиртом с Элдредом, но девушка в опасном возрасте, и многое зависело от ее поведения в последующие семь недель. Потом заботы о ней лягут на Торина, но пока за нее полностью отвечала Корделия. Она практически не сомневалась в том, что от своего слова Сюзан не отступится, но полагала, что до праздника Жатвы за ней нужен глаз да глаз. В таких вопросах, как девичья невинность, лучше перебдеть.
Интерлюдия
Канзас, где-то, когда-то
Эдди шевельнулся. Вокруг, как надоевшая теща, ныла червоточина. Над ними сияли звезды, яркие, словно новые надежды… или дурные намерения. Он посмотрел на Сюзан, которая сидела, подобрав под себя култышки, на Джейка, тот дожевывал буррито, на Ыша, положившего голову на щиколотку Джейка и не отрывавшего глаз от лица мальчика. Во взгляде зверька читалось обожание.
Костерок понемногу догорал. То же можно было сказать и о Демонической Луне, скатившейся к самому горизонту.
– Роланд. – Голос у Эдди скрипел, как несмазанное колесо.
Стрелок, который прервал рассказ, чтобы выпить глоток воды, взглянул на него, приподняв брови.
– Откуда ты знаешь все подробности этой истории?
Роланд заулыбался:
– Едва ли тебя это действительно интересует, Эдди.
Тут он был прав, этот старый высокий изуродованный человек практически всегда был прав. И Эдди, надо сказать, сие частенько раздражало.
– Ладно. А как долго ты говоришь, хотел бы я знать.
– Ты устал? Хочешь лечь спать?
Да он смеется надо мной, подумал Эдди… но даже когда эта мысль только вспыхнула у него в голове, он знал: это не так. К тому же он не устал. Мышцы не затекли, хотя он сидел скрестив ноги с того самого момента, как Роланд повел свой рассказ о Риа и хрустальном шаре. И по нужде, малой или большой, ему не хотелось. И голода он не испытывал. Джейк дожевывал последний оставшийся кусок, но, возможно, по той же причине, что побуждает людей подниматься на Эверест… потому что он был. И с чего ему испытывать голод или желание облегчиться? Костер не догорел, луна не зашла.
Он посмотрел в смеющиеся глаза Роланда и понял, что стрелок читает его мысли.
– Нет, спать я не хочу. Ты знаешь, что не хочу. Но, Роланд… ты же рассказывал очень долго. – Он помолчал, посмотрел на свои руки, вновь поднял голову, выдавил из себя неуверенную улыбку. – Я бы сказал, не один день.
– Но время здесь другое. Я же тебе говорил. Теперь ты сам это видишь. Не все ночи одинаковы. Дни – тоже… но ход времени мы особенно замечаем ночами, не так ли? Да, в этом я уверен.
– Червоточина растягивает время? – Теперь, упомянув о ней, Эдди еще отчетливее услышал ее неприятный голос, словно над ухом вился настырный комар.
– Возможно, и растягивает, но скорее всего так уж устроен мой мир.
Сюзанна шевельнулась, словно пробуждаясь от захватившего ее сна. Нетерпеливо глянула на Эдди:
