Саломея была благодарна Тереху за то, что он помог ей бежать из татарского становища, что всячески заботился о ней в трудном пути из Коломны в Москву, что не бросил ее одну в Москве. Саломея без возражений согласилась играть роль жены Тереха, чтобы и дальше быть с ним рядом. Благодарная Саломея в первую же ночь отдалась Тереху, разнеженная теплом их совместного жилища, стены которого были из сосновых бревен, а не из жердей и войлока, как было в татарской юрте.
В свете масляного светильника нагая Саломея с копной пышных вьющихся волос и большими блестящими очами показалась Тереху прекраснейшей женщиной на свете. Сластолюбивый Терех посчитал соитие с Саломеей некоей наградой ему от Всевышнего за все перенесенные страдания. Он покрывал жадными поцелуями роскошную упругую грудь Саломеи с небольшими острыми сосками, гладил руками ее живот, нежное лоно и раскинутые в стороны прекрасные бедра. От кожи и волос Саломеи, недавно пришедшей из бани, исходил еле уловимый запах мяты и березовых веников.
Разрумянившееся лицо Саломеи с полузакрытыми очами и приоткрытыми алыми устами было полно неги и умиротворения, ее гибкие руки были бессильно закинуты за голову.
Внезапно Саломея резко приподнялась с подушки и свесилась с кровати, прижав ладонь ко рту. Из нее хлынула обильная рвота.
Терех метнулся за липовым корытцем, лежащем в углу на полке, но прежде, чем он подскочил с ним к Саломее, у нее уже все прошло. Саломея сидела на постели с недовольным видом, поджав ноги и вытирая губы тыльной стороной правой руки.
– Что ты сегодня ела? – забеспокоился Терех. – Живот не болит? Голова не кружится?
– Это не отравление, – негромко промолвила Саломея, – просто я беременна… от Моисея. – Саломея подняла глаза на Тереха. – Жаль, нам не удалось убить этого мерзавца!
Видя, что Саломея едва сдерживается, чтобы не разрыдаться, Терех подсел к ней и мягко обнял ее за плечи.
– Не горюй, лада моя, – сказал он. – Ты прошла через страшные испытания, побывав в неволе у татар. Ты выжила, пройдя через кровь и унижения, – это главное. А беременность твоя… – Терех запнулся, затем продолжил: – Считай, что ты забеременела от меня.* * *
С утра и до вечера Терех был занят на службе. Ему приходилось стоять в карауле на городской стене, обучать новичков владению оружием и навыкам боя в строю, сопровождать княжеские обозы, везущие в Москву из окрестных сел подати в виде зерна, меда, воска, пушнины и мороженой рыбы.
Саломея, изнывая от безделья, днем слонялась по терему или по теремному двору, заговаривая лишь с теми из служанок, кои обращались к ней, как к госпоже. Из одежды у Саломеи помимо двух тонких исподних сорочиц имелось два платья: одно теплое, из шерстяной ткани, другое льняное, а также белый платок, беличья шуба и круглая парчовая шапочка с меховой опушкой. Все это досталось Саломее от княгини Анастасии Борисовны, проявившей к ней сострадание как к подруге княжны Радославы.
Саломея из-за холодов надевала постоянно шерстяное платье, хотя ей не нравился его светло-коричневый цвет. Но однажды она вышла из своей темной каморки прогуляться по терему в белом льняном платье с длинными рукавами и красивыми красными узорами по вороту и нижнему краю подола. Свои пышные волосы Саломея не стала заплетать в косу, распустив их по плечам и скрепив тонким узорным очельем. Она обратила внимание, что в таком виде здесь ходят почти все челядинки, старавшиеся перещеголять друг дружку и добиться расположения молодого князя Владимира Георгиевича.
Подслушав разговор двух служанок, Саломея узнала, что их молодой господин недавно отправил во Владимир свою беременную жену и теперь в его постели перебывали почти все княжеские челядинки. Самые привлекательные из девушек оказываются в княжеской ложнице не только ночью, но и днем.
«Похоже, князь Владимир силен и неутомим, как жеребец! – подумала тогда Саломея. – К тому же он еще и ангельски красив!»
Саломее довелось несколько раз видеть Владимира Георгиевича со стороны, но столкнуться с ним лицом к лицу ей пока не удалось ни разу. Именно страстное нетерпеливое желание этой встречи подтолкнуло Саломею к тому, чтобы нарядиться в легкое льняное платье, подчеркивающее совершенные формы ее фигуры. Саломея и не скрывала от себя самой, что ею движет единственное желание – соблазнить красавца-князя.
В тот день удача улыбнулась Саломее.
Спускаясь из верхних покоев терема на нижний ярус, Владимир Георгиевич узрел черноволосую кудрявую красавицу в длинном белом платье, с задумчивым видом сидящую на скамье возле массивного дубового столба, подпирающего тяжелую балку потолочного перекрытия. Голос князя, казалось, пробудил большеглазую незнакомку от некоей печальной грезы. Присев на скамью рядом с Саломеей, Владимир Георгиевич мигом позабыл, куда и зачем он шел. Пленительный взгляд Саломеи, ее чуть смущенная улыбка и слова, слетевшие с ее красивых уст, заворожили и околдовали молодого князя, который, сам того не ведая, попался в сети опытной обольстительницы, как рябчик в силок.
Вечером этого же дня между Саломеей и Терехом произошел довольно неприятный разговор.
Саломея, со свойственной ей прямотой, объявила Тереху, что уходит от него к Владимиру Георгиевичу.
– Князь люб мне, и я ему по сердцу, – сказала Саломея. – Отныне я буду жить наверху, в княжеских покоях. Не серчай на меня, Терех. Мы с тобой разного поля ягоды.
– Ясное дело, куда уж мне до тебя, Саломеюшка! – проворчал Терех, сняв с себя пояс и в сердцах швырнув его в дальний угол. – Я для тебя слишком мелкая пташка! Тебя привлекают бояре да князья! Что ж, ступай, коль князь соблазнился тобою, ты ведь не жена мне. Токмо хочу напомнить тебе, голубушка: у Владимира Георгиевича есть супруга венчанная.
– Ведаю, – холодно обронила Саломея. – Супруга князя Владимира может помереть при родах, такое бывает. Тогда я стану его законной супругой.
– Ну а ежели княгиня удачно разродится, что тогда? – спросил Терех, снимая с себя сапоги.
– Этот князь мой! – сдвинув брови, проговорила Саломея. – Я не уступлю его никому! Владимир уже без ума от меня, хотя еще не распробовал всех моих прелестей, а что будет, когда он узнает, какая я искусница в постели!.. Скоро я очарую и приручу Владимира, обуздаю его волю, моя красота заслонит от него всех прочих красавиц. Тогда Владимир сам спровадит свою венчанную жену в монастырь.
– Змея ты подколодная! – вырвалось у Тереха. – На чужом несчастье счастье свое построить хочешь! Стерва блудливая!
– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, Терех, – с неприязненной миной на лице произнесла Саломея. – Неужто ты забыл про свои любовные похождения в Рязани? Сначала ты соблазнил Гликерию, потом обрюхатил дочь какого-то плотника…
– Враки это! – возмущенно воскликнул Терех. – Гликерия сама на меня вешалась, а с Фетиньей мы просто гуляли вместе по вечерам, вот и всё.
– Гуляли и ребеночка нагуляли, – усмехнулась Саломея. – Вас, мужчин, послушать, так все вы чада непорочные!
– Всего три дня мы с тобой прожили в тереме княжеском, Саломеюшка, а ты уже бросаешь меня, забыв про все добро, какое я для тебя сделал! – с горечью проговорил Терех. Он был так расстроен, что, казалось, слезы отчаяния вот-вот брызнут у него из глаз. – Ладно, красавица, ступай к своему князю. Лови удачу за хвост! Я неплохо проживу и без тебя!
Саломея хотела поцеловать Тереха на прощание, но он обиженно отвернулся. Тогда она молча на краткий миг прижалась головой к его спине и удалилась, захватив свои скромные пожитки.
* * *
Княжеские гридни отнеслись к несчастью Тереха с сочувствием, хотя никто из них не решился осуждать своего князя вслух. Лишь сотник Могута, который тоже был родом из рязанских земель, костил князя нехорошими словами, оставаясь с Терехом наедине.
Произошедшая в Терехе перемена бросалась в глаза каждому, кто был с ним знаком и с кем он общался на службе. Печать угрюмости лежала у Тереха на лице. Он перестал шутить и балагурить, стал замкнут и неразговорчив.
Минуло еще два дня. За это время Терех видел Саломею дважды, и оба раза она была вместе с Владимиром Георгиевичем. Сначала князь и Саломея выезжали верхом на конях на прогулку за городскую стену, потом они вместе встречали на теремном крыльце пришедших к ним в гости двух местных бояр с женами.
Желая хоть как-то отвлечь Тереха от гнетущей его тоски, сотник Могута в очередной выезд княжеских гридней за данью взял и его с собой.
На этот раз нужно было объехать дальние выселки в лесах, граничащих с коломенским уделом.
Стояла середина января. Последнее время постоянно шел снег, поэтому лес стоял в сугробах выше колен.
Тиун Фаддей, на котором лежала обязанность отчитываться перед князем за недоимки, с трудом отыскивал среди лесных дебрей заваленные снегом дороги и тропы. Самыми надежными ориентирами оставались, как обычно, замерзшие русла речушек, впадающих в Москву-реку.
