Рабочие, скучавшие на бревнах, очнулись и дружным движением оказались возле трактора, так что я подумал, что это ненастоящие рабочие. У меня чесалась голова. Зинаида Захаровна тоже откуда-то возникла.
— Начальство — это как дрожжи, — объявил Хазин. — Стоит им угодить в сортир, как сразу начинается определенное движение.
Техника притихла, рабочие и гости стали рассаживаться на лавках напротив бульдозера. Зинаида Захаровна притащила охапку цветов и теперь раздавала их присутствующим.
Хазин сфотографировал Светлова на фоне котлована и песчаных дюн, на фоне праздничного трактора и на всякий случай сфотографировал теток-курильщиц под мостом, и еще вокруг, людей и местность, окрестности.
— А врио пока нет… — пробормотал Хазин.
— Что?
— Врио нет… а Шмуля здеся… Глянь!
По мосту шагал Роман. Он был в обычной одежде, я не узнал его сразу.
— Козак козака видит издалека, — сказал Хазин. — Мне нравится Шмуля, жаль, что он из Кинешмы.
— Он не из Кинешмы, — поправил я.
— Да нет, врет… Я помню, три года как ездил в Кинешму, видел там его афишу, он с филармонией выступал, а теперь идет… Смотри, у него голова похожа на орех. Знаешь, есть такие одиночные арахисовые орехи, вот так и у Шмули.
Голова у Романа не сильно походила на орех. А Хазин ненадолго загрустил и неожиданно рассказал, как в детстве мечтал жить в орехе. Не как Дюймовочка, нет, в нормальном человеческом состоянии, но чтобы дом у него был похож на орех.
Одна небольшая комната, и чтобы как внутри скорлупы. И никогда не выходить, смотреть с высоты в окно.
— Шмуля знает свой гешефт. — Хазин сфотографировал пересекавшего реку Романа. — Шмуля не пропадет, при чем здесь пляски… Эй, Ромик, тебе бобра с утра не подкидывали?!
Роман подошел к нам.
— Представляешь, сначала мне подкинули клопа, а сегодня вот бобра, — пожаловался Хазин. — Ты зачем здесь? Плясать будешь?
Я все прикидывал — о чем думал Светлов под мостом.
— Не буду, — сказал Роман. — Вить, я к тебе…
— Витенька — это к тебе, — ухмыльнулся Хазин. — А между прочим, в «Растебяке» сегодня фондю-пати, Ромик, ты как насчет вечером по фондю?
Засигналили, мы обернулись. С холма съезжал желтый автобус, он долго и аккуратно спускался к мосту, по правилам перебирался на левый берег; мост шатался, тетки снизу хохотали, кажется, на них что-то сыпалось.
— Ну как хотите, — сказал Хазин. — А я пойду вечером…
Хазин сфотографировал автобус.
— Вить, я хотел с тобой поговорить…
— Кстати, вы в курсе, что Механошин заказал в Астрахани целую фуру ершей? — перебил Хазин. — Три тонны, между прочим…
— Зачем? — не понял я.
— Для ухи. Он хочет сварить самую большую в мире уху.
— Зачем такая уха? — спросил Роман.
— Во-первых, для Книги рекордов. Во-вторых, какой праздник без ухи?
— Сегодня ухи нет, — возразил я.
— Ухи нет, но есть культура! Пабло Воркутэн будет делать музыку!
Хазин подмигнул Роману.
Из телевизионного фургона возник синюшний оператор и стал настраивать камеры.
— А какой сегодня праздник? — спросил Роман.
— Открытие котлована, — ответил я.
— Разве принято открывать котлован?
Механошин тщательно инспектировал помост у трактора и проверял крепость каждой ступени. Светлов о чем-то беседовал с Зинаидой Захаровной, левой рукой показывая на котлован, правой на город. Зинаида Захаровна соглашалась.
Из желтого автобуса выскочил мальчишка и стал вытаскивать за собой гусеницу, сплетенную из красно-сине-белых воздушных шаров. Гусеница упиралась, застревала в дверях, мальчишка дергал ее за усы и бил по морде, но ничего не получалось, только резиновый скрип. Хазину это очень понравилось, он оставил Механошина и переключился на вытягивание гусеницы.
— Открывать можно что угодно, — сказал я. — Главное, делать это искренне.
Механошин проверял микрофон и отдавал указания звукооператору.
— А потом, это не открытие котлована, это закладка стройки. Краеугольного камня.
Из задних дверей желтого автобуса выбралась девчонка, я ее сразу узнал, Аглая Черпакова с перемотанным горлом. Она подбежала к мальчишке, и они принялись стараться вдвоем, дергали рывками — казалось, что они вытягивают из автобуса длинный трехцветный язык. Через минуту гирлянда оказалась на воздухе и попыталась взлететь.
— Ребята!
Из автобуса выступила Нина Сергеевна.
— Ребята, прекратите баловаться!
— Да она дрыгает! — ответила Аглая.
— Аглая, прекрати безобразие!
Подъехал еще один желтый автобус с людьми; некоторых я уже видел на празднике в клубе, люди толпились, растерянно оглядываясь.
— Ладно, мне тут надо поговорить… Ромик, не переживай, про Воркутэна я пошутил, он сейчас в Волгореченске!
Хазин поспешил к автобусу и стал распределять прибывших перед трактором, выстраивая кадр. Появились люди в униформе «Растебяки», принялись расставлять столы, расправлять скатерти, открывать бутылки, раскладывать бутерброды и фрукты.
Светлов стоял уже чуть в стороне, держал в руках желтую пластиковую папку, отгонял ею набежавших с реки слепней и обмахивался от жары.
— А эти пацаны так и не вернулись, — сказал Роман.
Ветер натянул гирлянду из воздушных шаров, Аглая и мальчишка подошли слишком близко друг к другу — и гирлянда образовала почти кольцо. Нина Сергеевна тут же принялась Аглаю за это отчитывать, а мальчишка корчил за спиной заведующей рожи.
— Там эта девушка… — сказал Роман. — Ну, та… Ее «Скорая» забрала.
— Куда? — спросил я.
— Не знаю, в больницу, наверное. Она камень кинула. Ты ее, кажется, знаешь?
Я хотел бы жить в орехе, понял вдруг я. Вспомнил мультик про мышонка, он свил себе гнездо и подвесил его к длинному стеблю над полем — когда дул ветер, его качало. В восемь лет я точно хотел жить над полем и качаться на стебле.
— Ты ее знаешь? — снова спросил Роман.
— Она камень кинула?
— В патрульную машину. В стекло. Все растрескалось.
— И что? — спросил я.
— Не знаю… — Роман смотрел на борьбу Аглаи с гирляндой. — Понимаешь, я мимо шел и увидел. Она разговаривала с ментами, а потом вдруг раскричалась. Они стали уезжать, а она в машину камнем запустила.
— А «Скорая» при чем?
— Менты ее в «уазик» затолкали, а потом и «Скорая» приехала.
Хазин фотографировал Нину Сергеевну.
— Ее Кристина зовут?
— Да, — сказал я.
— Это ведь ее сын пропал? — спросил Роман.
— Да, кажется…
— Она кричала, что его не ищут.
Хазин рассадил и расставил гостей, Механошин примеривался к микрофону.
— Она кричала, что его не хотят искать.
Механошин оглядел присутствующих.
— Слушай, Ром, давай потом, хорошо?
Светлов кивнул.
— Мы начинаем торжественное открытие начала строительства! — немедленно объявил Механошин. — Здравствуйте, друзья!
Присутствующие захлопали. Аглая и мальчик сделали движение, будто пытались выбить из шариковой гирлянды пыль, гирлянда рванулась в небо, но Аглая и мальчик успели ее приструнить.
Механошин зачем-то постучал по микрофону.
— Здравствуйте, здравствуйте! Перед тем как приступить к открытию нашей стройки, я хочу сказать несколько важных слов!
