Капитан Мальцев вошел в подъезд старого дома на Самотеке и сразу услышал громкие голоса, смех, веселый мат. Группа подростков сидела на подоконнике между третьим и четвертым этажами. Мальцев поднялся к ним.
– Привет, ребята. Среди вас нет случайно Иры Лукьяновой? – спросил он.
– А вы кто? – Девочка в розовой майке сдула челку со лба и оглядела Гошу вполне женским, оценивающим взглядом.
– Я из милиции. Капитан Мальцев.
– Очень приятно, – девочка спрыгнула с подоконника, и высокие «платформы» босоножек слегка спружинили, – Ира Лукьянова – это я. Вы насчет того убийства?
– Да. Мне надо с вами поговорить. Вы ведь в этом подъезде живете? Давайте пройдем к вам в квартиру.
– Ой, а можно на улице? Если я сейчас дома появлюсь, да еще с милиционером… И вообще у нас дома трудно вести серьезные разговоры.
– Хорошо, – кивнул Гоша, – можно и во дворе, на лавочке.
– Я вообще-то все уже сказала следователю, – сообщила Ира, когда они уселись на единственную свободную от дворовых бабушек скамейку. – Хорошо, что Инну выпустили. Это точно не она убила.
– Почему вы в этом так уверены? Вы с ней знакомы?
– Ну, по-соседски, – полсала плечами Ира, – один раз к нам в почтовый ящик их телефонный счет бросили, я занесла, поболтали немного. Потом однажды Станислав Михайлович ключ оставил в замочной скважине снаружи. Я увидела, позвонила в дверь.
– Он был настолько рассеянным человеком? – удивился Мальцев.
– Я его совсем не знала. Но, наверное, был растяпой, если мог так ключ оставить.
– Ира, расскажите мне, пожалуйста, что вы видели и слышали на лестнице в тот вечер.
– Ну, в общем, я уже рассказывала следователю.
– И все-таки давайте еще раз, подробненько, с самого начала. Вот вы стали спускаться по лестнице. Вы до этого сидели на подоконнике или вышли из квартиры?
– Я сидела на подоконнике, потом забежала домой на секунду, а потом спустилась вниз. Но, если уж с самого начала… Я еще раньше, видела, как Станислав Михайлович выходил из дома в тот вечер.
– Во сколько это было? – быстро спросил Гоша.
– Около семи. Точнее сказать, не могу. Я шла из булочной, мать попросила хлеба купить. А он выходил из подъезда, в костюме, в галстуке, такой весь парадный, одеколоном от него пахло.
– Вы запомнили потому, что обычно он ходил в другом виде?
– Нет. Он часто надевал пиджак, но, знаете, с джинсами, с темной рубашкой или даже с футболкой. А чтобы вот так, при галстуке, это редко.
– Значит, он вышел из дома около семи, – задумчиво произнес Мальцев, – и при полном параде.
– Да, около семи. А вернулся около девяти.
– И вы все это время сидели в подъезде?
– А где лее еще? – фыркнула Ира. – Во дворе бабки пристают, дома родители. Где ж еще можно спокойно пообщаться?
Мальцев вытащил сигареты, закурил.
– Можно мне тоже? – попросила Ира. – Я свои там, у ребят, оставила.
«Рановато тебе курить в шестнадцать-то лет», – хотел сказать Гоша, но раздумал, протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.
Девочка глубоко затянулась и тут же закинула ногу на ногу, томно прищурившись, выпустила дым из ноздрей, медленно повела плечами. Сигарета делала ее взрослей и раскованней.
«Смешные они, – подумал Мальцев, – смешные и глупые. За то время, пока они торчат по подъездам и подворотням, курят, пьют пиво и кадрят друг друга, каждый из них мог бы по два языка выучить, компьютер освоить, банковское дело или еще что-нибудь полезное. Хорошо, что моему Сереже только шесть и нет у нас пока этой головной боли с подъездами-подворотнями».
– Как вы думаете, тот человек, с которым Зелинский разговаривал у лифта, вошел в подъезд вместе с ним? Мог он ждать, например, в закутке у подвальной двери?
– Нет, там никто не стоял. Я несколько раз бегала туда-сюда. Моя бабушка во дворе сидела, на лавочке. Я ей сначала кофту принесла накинуть. Потом она еще очки попросила. В общем, загоняла меня совсем. Если бы кто-то стоял в подъезде незнакомый, я бы заметила.
– Так, значит, они вошли вместе. И вы услышали обрывок разговора, когда спускались по лестнице.
– Да. Станислав Михайлович сказал: «Что за бред, откуда ты такой взялся…» Я дословно не помню, но что-то в этом роде. А тот… – девочка наморщила лоб под челкой, – подождите, он, кажется, что-то про ясность говорил, мол, люблю ясность, не надо усложнять… И еще Зелинский сказал: «Слушай, может ты псих?» Вот эту фразу я хорошо запомнила.
– А лицо того человека вы случайно не запомнили? – тихо спросил Гоша.
– Он стоял лицом к лифту, я видела его сзади и чуть-чуть в профиль, но совсем мельком.
– Как он был одет?
– Обыкновенно, – пожала плечами Ира, – джинсы, рубашка с короткими рукавами.
– Рост, телосложение?
– Невысокий. Пониже Зелинского на полголовы. Худощавый, но крепкий. Волосы короткие, скорее светлые, чем темные… Нет, я его совсем не запомнила.
– Молодой?
– Если бы я лицо видела… Но не больше сорока, это точно. Знаете, фигура, осанка… Да, скорее молодой.
– Вы сказали следователю, что почувствовали враждебность между ними, напомнил Гоша.
– Да, мне показалось, они сейчас начнут друг другу морду бить. Прямо воздух сгустился.
Попрощавшись с Ирой Лукьяновой, Мальцев тут же вернулся в подъезд, поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь квартиры Зелинских.
Инна встретила его в белом махровом халате до полу и в чалме из полотенца на голове.
– Отмываюсь от вашего КПЗ, – мрачно сообщила она, возвращая Мальцеву удостоверение, – до сих пор чувствую себя свиньей после ваших нар! Вопросы мне уже все задали, подписку о невыезде взяли. Что еще?
– Еще вопросы, Инна Валерьевна, – улыбнулся Гоша, – извините, служба.
– Ладно, проходите. Могу даже чаем угостить.
– Спасибо, не откажусь.
На кухне все сверкало стерильной чистотой. Инна Зелинская в халате и в чалме из полотенца напоминала героиню какого-то рекламного ролика, но какого именно, Мальцев не мог вспомнить. Полные чувственные губы, кошачий разрез светло-карих глаз, тонкий, чуть вздернутый носик. Очень красивая женщина.
Он сел на широкую деревянную лавку, дождался, пока хозяйка нальет воды в чайник, включит его, усядется напротив, и только тогда задал свой первый вопрос.
– Скажите, Инна Валерьевна, вы слышали, как ваш муж вернулся домой в тот вечер?
– Слышала, как дверь хлопнула, и еще мне показалось, он разговаривал с кем-то.
– Во сколько это было?
– В девять, может, без трех минут девять… По ОРТ шел блок рекламы перед вечерними новостями.
– Вам показалось, что муле разговаривал с кем-то у двери. Второй голос был мужской или женский?
– Мужской. Но слов я не разобрала. У меня телевизор орал.
– А почему, простите, вы не вышли встретить мужа? Не поинтересовались, кто с ним пришел?
– Мы поцапались сильно. До его гостей мне дела не было. Я злилась.
– Почему?
– Долго объяснять.
– И все-таки, в двух словах, – осторожно попросил Мальцев, – это важно.
– Что важно? Почему мы ругались? Почему разводиться собрались? – взвилась Инна. – Я ведь все этому хмырю-следователю изложила. С постельными подробностями, как он требовал. Он, знаете, интимные детали очень уважает, этот ваш следователь Гусько. Вам что, тоже охота чужое грязное белье перетряхнуть?
– Неохота, – честно признался Мальцев, – но приходится. Однако интимные детали мне не нужны. Главное, что меня интересует: у вашего мужа была другая женщина?
– Наверняка, – презрительно фыркнула Инна, – была и не одна.
– Даже так? Не одна?
– Ну, я их не считала. Вообще, если несколько, это не обидно. Противно, конечно, так сказать, негигиенично. Но для семьи опасней, когда одна, постоянная…
– Он сказал вам, куда идет и когда вернется?
– Он не сказал ни слова. Но шел к ней. «Так, значит, все-таки была одна, постоянная», – отметил про себя Мальцев и спросил мягко:
– Почему вы так думаете?
– Именно потому, что уходил молча.
– Странная логика, – пожал плечами Гоша, – обычно в такой ситуации мужчины, наоборот, что-нибудь сочиняют…
– Ну, наверное, вам видней, как ведут себя мужчины в такой ситуации, пожала плечами Инна, – одни врут, другие молчат. Но нормальная жена всегда чувствует.
– Ладно, я понимаю, вам неприятно говорить на эту тему. Простите, последний вопрос. Что вы знаете об этой женщине?
– Ничего. Вы у Завьялова спросите, у владельца издательства. Вот он вам все расскажет, в деталях, и телефон даст. А я не знаю и знать не хочу.
* * *
– А к нам из милиции приходили, – сообщила Соня, внимательно глядя Федору в глаза.
– Да? – Лицо его на миг окаменело, но он тут же справился с собой, выдержал пристальный Сонин взгляд и даже улыбнулся. – Очень интересно.
– Это действительно интересно, – кивнула Соня. – Между прочим, про вас спрашивали.
