«Я, почтительно получив на то соизволение Неба, правлю как государь китайцами и иноземцами». Такие утверждения характерны для китайских манифестов о верховной власти императора. Идея о собственной исключительности была замечена за многими народами древности. Не миновала она и Китая, где приобрела характер всеобъемлющей государственный доктрины, став философско-этической основой мироощущения каждого и всех. Для обозначения иностранца в китайском письме существовал иероглиф «фань», имевший пренебрежительный оттенок «варвар», «дикарь». Дело доходило до того, что, обмениваясь подарками с иноземными государями, китайцы только свои дары считали дарами, тогда как ответные посольства, по их мнению, доставляли ко Двору Сына Неба причитавшуюся с них вассальную дань.
Между тем арабы, неизменно проявлявшие жгучий интерес к экзотической стране Син, имели весьма четкие представления о Китае, во всяком случае, о жизни его портовых городов. Географическая копилка пополнялась двояко: с одной стороны, благодаря неустанным усилиям ученых различных специализаций, пытавшихся свести в одно целое разрозненные сведения своих предшественников и в конечном счете весьма преуспевших в этом, а с другой стороны — за счет рассказов очевидцев, моряков и торговцев, побывавших в Китае, которые, правда, со свойственной средневековому человеку верой в чудеса нередко смешивали реальное с вымыслом и все же, несмотря на это, оказывали развитию науки неоценимую услугу.
Известно, что ислам благосклонно относился к развитию географии, и еще до крестовых походов у арабов ее уровень был неизмеримо выше, чем у европейских народов. Нельзя не согласиться со справедливым утверждением известного востоковеда Минорского, что «за 300 лет до Марко Поло мусульмане обладали весьма точным описанием стран, народов, дорог и товаров, встречавшихся на территории от Испании и Марокко до земель, которые находились за Китаем и Тибетом».
В VIII веке на Южнокитайском побережье вовсю процветали бойкие торговые фактории арабских и персидских купцов. Мусульмане обосновались здесь, на самом краю света, столь прочно, что временами даже забывали о том, как следует вести себя иностранцам в чужой стране. Так, например, в 763 году они вероломно напали на китайский город Гуанчжоу и разграбили находившиеся там торговые склады. Бесцеремонное хозяйничанье чужеземцев не могло не возмущать местное население, и, когда в конце IX века в Китае вспыхнуло мощное восстание под руководством Хуан Чао, народный гнев обрушился и на заморских купцов, которых подвергли массовому избиению в Ханчжоу.
В течение нескольких веков Китай был практически закрыт, для иностранцев. Лишь после монгольских завоеваний, с утверждением на троне императоров династии Юань в Китай снова потянулись купцы, путешественники и миссионеры из далеких стран. Среди них было немало мусульман, но особо монгольские правители Китая привечали христиан, которых они стремились привлечь к государственной службе. Известно, например, что венецианского гостя Марко Поло могущественный хан Хубилай официально назначил правителем важного торгового города Янчжоу, что стоял на Великом канале, неподалеку от его слияния с Янцзы.
В первой половине XIV века приток европейцев в Китай достиг своего апогея. Именно к этому периоду относятся замечательные путешествия Джованни Монтекорвино, Одорико из Порденоне, Джованни Мариньолы и многих других, чьи имена навсегда вписаны в историю не прекращающегося ни на миг героического познания нашей планеты.
Ибн Баттута добрался до Китая морским путем. До этого он несколько месяцев провел на восточном побережье полуострова Индокитай, в Чампе, которую он называет страной Тавалиси. Там он сел на китайскую джонку и на семнадцатый день плавания при попутном ветре благополучно прибыл в Зейтун, шумный портовый город, расположенный на западном берегу Тайваньского пролива.
«Первым нашим городом в Китае, — писал Ибн Баттута, — был Зейтун, хотя оливок, как и в Индии, там нет.[3] Это огромный город, в котором производят камку и атлас, и они ценятся выше хансийских и ханбалыкских тканей. Порт Зейтуна — самый большой в мире, я видел в нем около ста крупных джонок, а уж малых вовсе не счесть».
Торговый оборот зейтунского порта действительно поражал воображение. Казалось, все, что производилось в целом мире, попадало сюда и аккуратно пересчитывалось, взвешивалось, перепаковывалось и отправлялось на склады. Наряду с золотом, серебром и драгоценными камнями, в которых разбирался любой купец, китайцы охотно покупали рог носорога, слоновую кость, панцирь черепахи, крокодилью кожу, павлиньи и журавлиные перья, дерево самых драгоценных пород — сандаловое, сапановое, ладанное, орлиное, лаковое, черное. А разве перечислишь благовония и курения, от которых по всему городу распространялся тяжелый дурманящий дух, что сам по себе, наверное, стоил денег! Здесь обычное на Востоке розовое масло, розовая вода, цветочный сок гардении, благовония из смоковницы, курения из душистой кумраны, мускус, серая амбра. Одних красителей везут сюда самых разных оттенков, и вряд ли кого удивишь здесь сине-зеленым индиго, красным сафлором или ярко-желтой камедью гарцинии. А уж в заморских лекарствах разберется лишь самый опытный фармацевт. Кроме него, кому знать, куда и в каких пропорциях употребить алоэ, камфарную мазь, масло «сухэ» или как сводить лишаи целебными косточками «дафэн»! Много диковинных товаров ввозится в Китай, а везут отсюда дорогие ткани, фарфоровую посуду, бронзовые, железные ювелирные поделки, бумагу, зерно. Повсюду ценятся китайская парча, атлас, тончайшие холсты, газ и тюль, готовая одежда с дорогим шитьем. Но особая слава у китайских шелков, и каждый хорош по-своему — тонкий, тяжелый, узорный, набивной.
Ни одному судовладельцу или купцу, будь он хоть семи пядей во лбу, не миновать морского инспектора. Особое управление торговых кораблей, обладающее штатом энергичных, понаторелых в своем деле чиновников, ведет учет каждому прибывающему или отбывающему судну, взимает с каждого из них соответствующий налог, зорко следит за соблюдением монополии на приобретение товаров у иноземцев, проводит так называемые «принудительные закупки» заморских товаров для казны, осуществляет таможенные функции. Инспектор морской торговли лично проверяет, нет ли на борту запрещенных товаров, и, лишь убедившись, что все в порядке, выдает капитану разрешение на выход из порта, без которого никто не смеет сняться с якоря.
Удивительная собранность и организованность китайцев, их умение с пользой для дела поставить под контроль даже такую трудноуправляемую сферу, как торговое предпринимательство, — первое, что бросилось в глаза Ибн Баттуте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
