башибузуков были куда скорострельнее. Наконец, заметив, что ближайшая к нему картечница молчит, он бросился к ней и занял место убитого наводчика. Подкрутив винты наводки, Дмитрий прицелился и начал крутить рукоять. Шквал пуль — как хороший садовник постриг кусты, в которых скрывались диверсанты, и в мгновение ока нафаршировал их свинцом, а унтер, быстро покончив с ними, уже наводил смертоносную машину на наседающую вражескую конницу.
В отличие от других наводчиков, пытавшихся прицелиться в вертких, как черти, черкесов, Будищев направил свою митральезу на тропу, откуда беспрестанно выскакивали все новые группы атакующих, и, как только они появлялись, давал очередь, быстро завалив узость трупами врагов и лошадей. К несчастью, патроны скоро закончились, но Дмитрий тут же вызверился на нерадивых артиллеристов, вздумавших схватиться за свои винтовки, так что они немедля кинулись снаряжать магазины.
— Быстрее, вашу мать, один хрен стрелять не умеете, черти косорукие! — кричал он им, заставляя шевелиться быстрее.
— Чего застыли, али не слышали, что вам унтер приказал? — поддержал его Приходько. — Ну и чего, что он пехоцкий, для вас, анцыбалов, все одно унтер!
Эта решительная атака башибузуков прекратилась так же быстро, как и началась. Убедившись, что диверсия не удалась, турецкий командир подал сигнал, и его подчиненные тут же повернули коней и как по волшебству исчезли.
Разгоряченные боем артиллеристы еще какое-то время высматривали противника, ожидая какой-нибудь каверзы. Но время шло, ничего не происходило, а затем и вовсе появились казачьи разъезды, и вскоре к полю боя подошла наша кавалерия.
— Все ли у вас благополучно? — крикнул командовавший ею тучный полковник, гарцевавший на крупном жеребце буланой масти.
— Так точно! — козырнул ему в ответ Мешетич.
— Вот и славно, сейчас мы этих сукиных детей догоним и посчитаемся за это нападение…
Едва договорив последние слова, командовавший казаками полковник ударил коня шпорами и, как вихрь, умчался, сопровождаемый своими людьми. А артиллеристы принялись оказывать помощь пострадавшим, убирать погибших и цеплять так хорошо выручившие их картечницы к передкам.
— Велики ли потери? — спросил Мешетич у своих офицеров.
— Убитых трое, — начал докладывать Ганецкий, — раненых восемь, из них тяжело — двое. Лошадей пострадало шесть, одну, вероятно, придется добить.
— С начала войны таких не было, — нахмурился командир батареи.
На лице Линдфорса был явственно написан ответ, в том смысле, что раз в бою не бывали, стало быть, и потерь не было, но вслух он заметил лишь:
— Если бы башибузуки застали нас врасплох — потери были бы куда выше.
Штабс-капитан прекрасно понял его, однако подпоручик и его подчиненный проявили себя в бою выше всяких похвал, так что Мешетич счел возможным сдержанно их похвалить:
— Кажется, вы были правы, ваш оружейный «Паганини» и впрямь может стрелять из чего угодно. Кстати, а где он?
— Трофеи собирает, — пожал плечами подпоручик и, видя некоторое недоумение в глазах Мешетича, счел необходимым пояснить: — В поиске охотникам иной раз неделями приходится на подножном корму перебиваться, так что это необходимость, ставшая второю натурой.
И действительно, Будищев скоро появился, таща с собой целый ворох разного барахла: три винчестера, патронные сумки, шашки, кинжалы, рукояти которых блестели серебром, и еще много всякой всячины.
— А я вам, ваше благородие, патронами разжился, — весело заявил он подпоручику. — Вы-то, поди, все свои расстреляли?
— Благодарю, братец, — улыбнулся в ответ Линдфорс, — но я выстрелил всего несколько раз.
— Ну и ничего, — пожал плечами унтер, — будет день, будет и пища. Успеете еще настреляться. Хотя я бы на вашем месте все патроны сжег. Уж больно близко эти клоуны подобрались. Стреляй — не хочу!
Все принесенное Дмитрий демонстративно принялся цеплять к заводной лошади подпоручика, явно давая понять, что старался для него. Тем не менее один из молодых артиллеристов не выдержал и задорно крикнул ему:
— Эй, пехоцкий, когда дуван дуванить[66] будем?
— Там еще много, — невозмутимо ответил ему унтер, продолжая заниматься своим делом. — Хочешь, пойди собери, раздуваним.
— Я тебе подуваню! — залепил молодому затрещину подошедший Приходько. — Как воевать, так нет его, а тут так первый выскочил…
— Да что вы, господин фейерверкер, — заканючил проштрафившийся, — это же я так шутейно!
— Ловко ты их, — одобрительно сказал артиллерист Будищеву, не обращая больше внимания на наказанного.
— Привычка, — пожал плечами Дмитрий, так и не поняв, что Приходько имеет в виду, то ли его поведение в бою, то ли охоту за трофеями, то ли то, как ловко он обрубил хвосты халявщику.
Несмотря на потери, победа над турецкой конницей весьма ободрила артиллеристов Мешетича, так что, добравшись до места назначения, они чувствовали себя почти ветеранами. Увы, как ни спешило русское командование с переброской резервов, они все же запоздали. После тяжелого двенадцатичасового боя Карахансанкиой был оставлен. Измотанные в сражении войска генерала Леонова отходили к селу Банички, а Мехмет-Али-паша тем временем подготавливал атаку на Кацелево и Аблаву.
Две эти деревни находились примерно в пяти верстах друг от друга и были заняты войсками под общим командованием генерал-лейтенанта барона Дризена. Основные силы располагались в Аблаво, где на обширном плато была устроена довольно сильная позиция с ложементами для батарей и другими укреплениями, а вот в отделенной от них речкой Кара-Лом деревне Кацелево были устроены лишь неглубокие ровики, занятые крайне незначительным отрядом генерал-майора Арнольди.
Трудно сказать, чем руководствовалось русское командование, разделяя силы фактически на две самостоятельные позиции, которые вдобавок из-за дальности расстояния не могли в случае необходимости поддержать друг друга. Тем не менее диспозиция была составлена именно таким образом, что у турок была превосходная возможность разбить русские войска по частям.
Очевидно, генерал Дризен не очень хорошо понимал, как можно использовать скорострельную батарею штабс-капитана Мешетича, а потому не нашел ничего лучше, как разделить ее. Две картечницы были приданы роте Бессарабского полка, назначенной охранять переправу через реку Кара-Лом у деревни Крепче. Четыре поставлены на левом фланге в Аблово, а последние две отправились в Кацелево. Командовать ими был назначен прапорщик Самойлович, а подпоручик Линдфорс добровольно вызвался присоединиться к нему.
Согласно приказу Арнольди, их взвод должен был прикрывать дорогу на деревню Широко. Поскольку саперов в Кацелево не оказалось, ложементы для установки митральез пришлось делать самим. Будищев, никак не ожидавший, что в очередной раз станет добровольцем для участия в очередной авантюре своего начальника, скрепя сердце взялся руководить работами, чему Приходько был только рад.
Шанцевого инструмента было едва ли на треть наличного народа, поэтому Будищев, недолго думая, разделил личный состав на три группы и тем самым обеспечил непрерывность работ. Затем разметил на земле контуры будущей позиции, и работа закипела. Огневые точки, по его
