– Вы так обстоятельно и четко излагаете, что мне уже понятно все – лучше обойтись без лишней перевозки и продать всю коллекцию сразу и только после поделить деньги. Я права?
– Абсолютно, – подтвердил Иван, – и если вы согласитесь со всеми моими доводами, то не будет никаких судов, никаких лишних перевозок пластинок с места на место, а главное, что я считаю самым важным, – мы, то есть все три заинтересованные стороны, обойдемся без конфликтов и нервотрепки.
Александра Вадимовна прониклась к доктору Пастухову симпатией и доверием. Уже сам факт приятельских отношений между ним и покойным Аркадием для нее много значил. Закончив переговоры, она предложила Ивану задержаться, попить чайку и, так сказать, отметить сделку. Он охотно согласился – зная хорошо Аркадия Семеновича, ему было интересно, что же представляет из себя любовь всей его жизни.
Александра Вадимовна поставила на стол бутылку коньяка, пирожные, приготовила чай. Иван взял рюмочку с ароматным напитком и предложил тост:
– За достигнутое мирное соглашение!
Она заулыбалась, довольная таким исходом дела, и, сделав пару глотков, призналась:
– Я так боялась разговоров с вдовой, но ваше вмешательство все изменило, спасибо вам громадное. Я очень рада нашему знакомству.
В это время вернулась домой Лариса. Она была уже на восьмом месяце беременности, и когда мать познакомила ее с доктором Пастуховым, тот, пожав протянутую ему руку, заметил:
– Ждете пополнения семейства? Какое это счастье, а вот нам с женой не дал Бог…
– Счастье, когда у ребенка оба родителя, – мрачно заметила Лариса.
Иван не стал ничего уточнять и расспрашивать, только сказал:
– Ребенок – всегда счастье, при любых обстоятельствах.
Лариса пожала плечами и вышла из комнаты.
Посидев с Александрой Вадимовной минут десять, Иван поблагодарил за чай и откланялся.
– Я должен сообщить новость вдове. Как только завершу все процедуры с оценкой коллекции и договорюсь о перевозке, я вам тотчас же сообщу.
К сожалению, осуществить намеченный план действий удалось не сразу: новая беда свалилась на Пастуховых – скончался отец Антонины. Она и мать, убитые горем, мало чем могли помочь Ивану, а он разрывался между работой и хлопотами, связанными с похоронами и последовавшими затем традиционными обрядами. Понятно, что все дела отошли на второй план, даже такое актуальное, как усыновление ребенка. Ни у Тони, ни у него не было сил и настроения вплотную заняться этим.
В это же время, словно в противовес тяжелому испытанию, на Пастуховых свалились сразу два радостных события: Ивана избрали действительным членом Академии медицинских наук, и правительство Москвы предоставило ему трехкомнатную квартиру.
Любые положительные эмоции целительны, утверждают врачи, но и радость требует изрядного напряжения души и сердца. Иван почувствовал себя до такой степени измотанным, что решил ненадолго отложить перевозку коллекции, тем более что имело смысл перевозить ее сразу же в новую квартиру. Чуть позже возникла еще одна проблема: мать Тони после смерти мужа не могла оставаться одна, поэтому на семейном совете решили съехаться и попробовать обменять ее квартиру и новую, трехкомнатную, на четырехкомнатную. Ко всеобщему удивлению, первый же вариант, предложенный опытным нелегальным маклером, оказался очень удачным, и семья, объединившись, переехала в новую квартиру. Сразу после переезда Иван занялся перевозкой пластинок. К счастью, вдова Аркадия Семеновича вместе с коллекцией продала и шкафы, так что одной заботой стало меньше.
Александре Вадимовне Иван несколько раз звонил, чтобы условиться о встрече и завезти ей деньги, половину стоимости коллекции, но или не заставал ее дома, или она коротко отвечала: «Не сейчас, Иван Егорович, пожалуйста, чуть позже». Так продолжалось недели три. Иван чувствовал неловкость – он и так затянул с расплатой, а теперь, когда вырвался из своей круговерти и был готов в любую минуту отдать свой долг, возникли проблемы у Киселевой. Наконец она назначила день и время, и он поехал к ней.
Александра Вадимовна встретила его приветливо, была с ним очень любезна, но Иван заметил перемену в ней: усталый вид, потухшие глаза, какая-то старившая ее скорбь печатью лежала на всем облике женщины. Они закончили процедуру с передачей и пересчетом денег, и когда он стал прощаться, из другой комнаты вышла Лариса, собираясь куда-то уходить. Он взглянул на нее, сразу же понял, что молодая женщина уже родила, и искренне поздравил обеих с рождением ребенка. Последовала странная реакция: мать поджала губы и опустила голову, а дочь, мельком взглянув на Пастухова, бросила на ходу, направляясь к двери:
– Поздравлять не с чем, у меня нет ребенка, – и ушла.
Иван замер в молчании, решив, что ребенок умер. Через минуту взял себя в руки, тихо проговорил:
– Простите, ради Бога, простите… я не знал… мне не следовало…
– Вы ни в чем не виноваты, – отозвалась Александра Вадимовна и неожиданно обратилась к нему с просьбой остаться, выслушать ее, – видимо, постигшее их горе так велико, подумал Иван, что ей необходимо выговориться, поделиться с врачом, пусть даже не специалистом в акушерстве.
Он сел и приготовился слушать.
– Наверное, это покажется странным, что именно вам мне захотелось рассказать… – начала она.
– Вам незачем оправдываться, я понимаю – гибель ребенка нелегко пережить, – перебил ее Иван.
– Нет, нет! – вскричала Александра Вадимовна, – ребенок жив, у него все нормально, отличный мальчик, почти четыре кило…
Пастухов опешил.
– Так в чем же дело? Где он?
– Лариса отказалась от ребенка, – обреченно произнесла она.
Чтобы понять реакцию Ивана, надо было знать, что значило для него долгое ожидание рождения собственного ребенка и потеря навсегда надежды на это, надо представить, как страдал он от вынужденной бездетности и крепился, чтобы не добавлять боли любимой женщине.
– Это чудовищно! Я отказываюсь понимать… Как это возможно?!
– Ах, Иван Егорович, не травите мою душу, выслушайте меня. Если бы Аркадий был жив… если бы я могла все ему рассказать… Я просто боюсь сойти с ума, если не поделюсь с вами, потому что мне больше некому излить мою печаль…
Александра Вадимовна долго и подробно излагала историю неудачной попытки Ларисы женить на себе отца своего ребенка.
– Понимаете, он даже слушать ее не стал, прекратил как отрезал любые попытки общения, не помог ни морально, ни материально и до сих пор делает вид, что никогда не знал Ларису и не имел с ней никаких дел. Более того, предупредил: если она попытается предпринять какие-либо шаги, то может моментально вылететь из клиники. И это когда у нее сделана большая часть работы по докторской теме.
