– С меня хватит, – сказал как припечатал Иван. – Мы уходим. К счастью или к сожалению, у нас достаточно детей-сирот, нуждающихся в усыновлении.
Антонина и Пастухов направились к двери.
– Я пошутила, – промямлила им вслед Лариса.
Иван обернулся, вытащил из кармана визитку, протянул ей со словами:
– Если надумаете, звоните. Но только завтра, не позже. Заберете ребенка и привезете вот по этому адресу. Такси и другие расходы я возмещу немедленно.
Пастуховы ушли. Когда за ними захлопнулась дверь, Тоня расплакалась.
– Не плачь, родная, успокойся. Завтра малыш будет у нас, вот увидишь, – сказал он, усаживая жену в машину.
Лариса позвонила в тот же вечер.
Утром по дороге на работу Иван завез Антонину в «Детский мир», сказав, что она может не приходить сегодня в клинику, он найдет ей замену.
– Купи все, что нужно, закажи такси и жди меня дома.
– Ты не спеши, мне мама поможет, мы все приготовим сами. Все равно раньше пяти часов Лариса не приедет. Вот только… не знаю… мы даже не видели ребенка…
– Я приеду с нашим педиатром, вместе и посмотрим, не волнуйся, все будет хорошо…
После работы Иван приехал домой с пожилой докторшей Зоей Георгиевной, улыбчивой толстушкой с большими мягкими руками и удивительно пластичными при ее полноте неторопливыми движениями.
– Знакомьтесь, профессор Островская.
Елизавета Павловна, мать Тони, пригласила всех к столу, но прежде повела в уже оборудованную детскую, продемонстрировать свои достижения, как она выразилась. Все было устроено разумно, целесообразно, вещи – кроватка, детский шкаф, столик – располагались в комнате так, словно всегда здесь стояли. Иван радостно улыбнулся.
Вскоре приехала Лариса с матерью и малышом. Зоя Георгиевна сразу же предупредила, чтобы все сразу не бросались к ребенку, пока она его будет осматривать. Тоня усадила женщин за стол, не вступая с ними ни в какие разговоры. Молча пили чай. Елизавета Павловна угощала пирогом и плюшками с корицей. Неожиданно Лариса обратилась к Ивану:
– Вы хотите записать ребенка на вашу фамилию?
– Естественно.
– Я бы предпочла, чтобы он оставался Киселевым. Алексей Киселев – так я назвала его.
– Значит, вы уже дали ему имя, а фамилию дам ему я – Пастухов, хорошая фамилия.
– Простите, но она настолько деревенская…
– Совершенно верно, – перебил ее Иван, – я и сам деревенский, и весь мой род из коренных калужских крестьян, здоровых, работящих русских мужиков.
Она хотела еще что-то сказать, но под строгим взглядом матери промолчала. Тут вошла сияющая Зоя Георгиевна.
– Отличный парнишка, здоровяк, активный, красивый. Можете идти знакомиться – но! – по одному, а то возбудите младенца, плохо будет спать.
– А почему он молчит? – робко спросила Тоня.
– Сейчас ему пока нечего сказать, да и занят он, ест – я дала ему детское питание, которое вы очень правильно купили. Но не волнуйтесь, он еще скажет свое слово.
Когда Киселевы уходили, Антонина, не советуясь с Иваном, твердо заявила:
– Я считаю, что ребенок должен знать свою настоящую мать, то есть я хотела сказать – женщину, которая его родила. Поэтому мы не станем делать из этого секрета, и когда он подрастет настолько, чтобы понять все, мы расскажем ему и о вас, и о бабушке. Пусть у него будут две мамы и две бабушки.
– Но как вы себе это представляете? – спросила Лариса.
– Сейчас не время обсуждать, позже разберемся, – ответила счастливая Антонина.
Когда Киселевы ушли, Елизавета Павловна спросила:
– Доченька, зачем ты так – одна мама, другая мама? Разве эта женщина заслужила, чтобы ее называли мамой? А вдруг родная кровь перевесит?
– Она его рожала, а не я, а самое для меня главное, чтобы у ребенка не возникла мысль, будто я в чем-то обманула его, он должен всегда и во всем мне верить, тогда и придет привязанность и, надеюсь, любовь.
Так решилась судьба маленького Алеши. Это случилось восьмого сентября 1972 года.
– Видишь, любимая, сегодня восьмое, мой день, и все сложилось хорошо, а дальше будет еще лучше, – обняв Тоню, произнес Иван.
– Я тебе верю, Ванечка.
Алексей рос, радовал родителей. Александра Вадимовна несколько раз в году заходила к ним, сидела или гуляла с ребенком и каждый раз бывала приятно удивлена, когда Тоня говорила мальчику: «Смотри, кто пришел, бабушка». Странное дело, у Алеши были такие же вьющиеся пепельные волосы, как у Ивана, и огромные голубые глаза. Однажды, когда Елизавета Павловна гуляла с ним в парке, незнакомая женщина, заглядевшись на красивого мальчика, сказала: «Ну просто голливудовский ребенок, настоящее солнышко». С тех пор его так и звали – солнышко.
Алеша вырос, и ему объяснили, что родила его Лариса, поэтому она его мама, а так как она очень занята, то живет он с мамой Тоней, и она тоже его мама. Ларису он почти не видел – раз или два в году, на день рождения и на Новый год. Мальчик считал, что Лариса была первой женой Ивана и после развода отдала его отцу и его второй жене. Никто ему этого не говорил, но и не разубеждал. Лариса не испытывала к нему материнских чувств, но когда в семнадцать лет он окончил школу с золотой медалью, попросила зайти и показать ей аттестат зрелости. Он исполнил ее желание и стал изредка бывать у Киселевых, а у нее появился стимул и повод гордиться, хоть и незаслуженно, сыном.
Антонина по-прежнему считала нужным внушать ему уважение и благодарность к Ларисе, называть ее мамой, что ей вполне удавалось. «Я делаю это не для нее, а для Алеши, – говорила она, когда ее упрекали в неоправданной заботе о Ларисе, – потому что если в его сердце поселится неприязнь или ненависть к ней, это иссушит, изуродует его душу, а Лариса и так сама себя наказала».
Жизнь показала, что Антонина Ивановна была права, и Алексей прекрасно понимал и ценил этот человеческий жест мамы Тони. Он любил ее и только ее считал своей настоящей матерью, только с ней всегда делился своими проблемами, точно зная, что она поймет, посоветует и будет молчать о его секретах. Отца просто боготворил и лишь в восемнадцать лет узнал всю правду. Когда Иван в безнадежном состоянии лежал в клинике, Алексей ни на шаг не отходил от него. За день до смерти доктор Пастухов сказал сыну:
– Запомни, Алеша: всем, чего я достиг, я обязан Антонине. Таких женщин, как она, за всю свою долгую жизнь я не встречал. Береги ее.
– Не беспокойся, папа, мама Тоня всегда будет со мной.
– Я тебе верю, сын…
Потом он попросил приподнять ему голову и медленно проговорил свою любимую присказку:
– «Река течет – берега остаются,Листья падают – деревья остаются,Птицы улетают – гнезда остаются,Мы уходим – вы остаетесь»…
Примечания