- Что ж, - воскликнул великодушный император, улыбнувшись их: невежеству, - в таком случае вы по-прежнему будете слугами Луны, а этого человека я назначаю ее управляющим.
В Китае очень много таких людей, чьи притязания на ученость основываются лишь на внешних приметах, а в Европе их число в каждой стране соответствует ее невежественности. В Испании и Фландрии, которые на три столетия отстали в науках от прочей Европы, насчитывается до двух десятков ученых титулов и знаков отличия, неведомых во Франции или в Англии. У них имеются свои Clarissimi и Preclarissimi, свои Accuratissinu и Miriutissimi {Светлейшие умы и Пресветлейшие умы, свои Точнейшие умы и Наиточнейшие умы (итал.).}. Круглая шляпа дает одному право выступать на ученых диспутах, другому квадратная - обучать, а шляпа с кисточкой чуть ли не освящает покрываемую ею голову. Но там, где поощряется истинное знание, подобные внешние эмблемы постепенно выводятся. Мантия, отороченная горностаем, величественная борода и волочащийся шлейф изгнаны за ненадобностью; философы одеваются, говорят и думают как обычные люди, и скорнякам, шляпникам и пажам остается лишь оплакивать век учености.
Я же, друг мой, довольно насмотрелся на чванное невежество, и чту истинную мудрость. И меня удостаивали ученых титулов и отличий, но я по себе знаю, как мало мудрости они прибавляют.
Прощай!
Письмо CV
[Описание предстоящей коронации.]
Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,
первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.
Приближается коронация молодого государя {1}. И знать, и народ ожидают ее с нетерпением. Нижнюю часть дома, где я проживаю, снял деревенский помещик, прибывший по сему случаю в Лондон с семейством, дабы на других посмотреть и себя показать. Его жена накупила огромное количество шелка, который, как заверил ее лавочник, войдет в моду в следующем сезоне, а юная барышня, ее дочь, даже велела проколоть себе уши ради предстоящей церемонии. Среди этой суматохи я кажусь всем досадной помехой, и потому мне предложили перебраться двумя этажами выше, дабы освободить место для тех, кто, по мнению хозяйки, достойнее, однако при мне она ограничивается лишь тем, что называет их благородным обществом.
Маленький щеголь, который уже успел втереться в число моих близких друзей, описал мне вчера в мельчайших подробностях готовящуюся коронационную процессию. Стоит людям заговорить на любимую тему, как они становятся весьма красноречивыми. Этот же разговор как нельзя лучше отвечал характеру моего собеседника. Его воображение было воспламенено разнообразием сверкающих предметов: короны знати, гербы, галуны, кружева, драгоценные камни, стеклярус и бисер...
- Вот тут идут кавалеры ордена Подвязки, - восклицал он, - а тут шествует красный Дракон с гербами на спине. Тут выступает Кларенс, а вот тут Голубая Мантия {2}, не желающая от него отставать. Здесь попарно идут олдермены, а вон там доблестный английский воин {3}, который, ничуть не оробев при виде многочисленных джентльменов и дам, выезжает вперед в полном вооружении на боевом скакуне и бесстрашно бросает свою перчатку. Ах, продолжал он, - если бы нашелся смельчак, который поднял бы эту роковую перчатку и принял вызов, какое вышло бы славное состязание! Наш боец не пощадил бы его и проучил при всех, как следует. Боюсь, однако, что во время коронации никто не решится с ним тягаться: во-первых, противник рискует пасть в поединке, а во-вторых, если бы он и уцелел, ему не миновать виселицы за государственную измену. Нет, думаю, никто не отважится оспаривать корону в бою со столь непобедимым противником. Скорее всего поединка не будет, и боец прогарцует перед нами, держа в одной руке поводья, а в другой - кубок с вином.
Некоторые люди умеют рассказывать так, что их описание только еще больше затемняет предмет, и при всей словоохотливости моего собеседника я так и не получил ясного представления о коронационной процессии. Я полагал, что коронование монарха должно быть торжественной, внушающей благоговение церемонией, но в таком описании она что-то не внушала благоговения. Если это соответствует истине, сказал я себе, значит европейцы несообразно смешивают возвышенное и комическое, высокое и низкое. Как можно в минуту, когда король заключает договор с народом, допускать то, что способно умалить величие подобной церемонии? Нелепая эмблема придаст шутовской вид всему происходящему. Так, на виденной мной картине Альбрехта Дюрера художник, изобразив Страшный Суд, грозное божество и трепещущий в ожидании приговора мир, написал и весельчака, везущего сварливую жену в ад на тачке {4}.
Пока я предавался таким размышлениям, собеседник, приписавший мое молчание восторженному изумлению, продолжал изображать те подробности церемонии, которые были более всего приятны его легкомысленному воображению, и заверял меня, что задержись я в этой стране на несколько месяцев, то увижу нечто поистине великолепное.
- Мне уже известны, - продолжал он, - по меньшей мере пятнадцать кафтанов из золотой парчи, сшитых для этого случая, а уж бриллиантов, рубинов, изумрудов и жемчуга будет не меньше, чем латунных гвоздей на портшезе. И все мы будем шествовать торжественным шагом - вот эта нога все время позади вот этой. Дамы будут бросать букеты, придворные поэты - свитки со стихами, а публика облачится в лучшие свои наряды. На миссис Тибс новый сак, обшитый оборками, и французская прическа, словом, куда ни глянь красота да и только; миссис Тибс приседает герцогине, а ее светлость отвечает поклоном. "Дорогу!" - кричит герольд; "Посторонись!" - кричит придворный церемониймейстер; "Топчи его, дави!" - кричит стража.
- Ах, - продолжал он, изумленный собственным описанием, - искусство способно превратить даже самое незначительное событие в величественное зрелище; ведь чего проще - один человек надевает шляпу другого, а кажется чудом.
Тут я окончательно убедился, что ум его целиком занят мишурой этого спектакля и совершенно равнодушен к истинному значению столь дорогих приготовлений. "Пышные процессии, - говорит Бэкон, - приятное зрелище, только следует научиться делать их изящными, а не дорогими" {5}. Шествия, кавалькады и пестрая мишура, которую создают портные, парикмахеры и горничные, невольно вызывают благоговение. Император в ночном колпаке куда менее внушителен, чем император в сверкающей короне. Политика похожа на религию: попытка освободить любую из них от церемониала - верный способ вызвать презрение к ним. Любому человеку, мудрецу и простаку, необходимо чем-то восхищаться, и каждое разумное правительство обязано внушать всем сословиям повиновение бриллиантовой пряжкой или благодетельным эдиктом, законом против роскоши или ожерельем из стекляшек.
Мое молчаливое раздумье только воодушевило моего гостя, и он снова принялся расписывать праздник. Желая раздразнить мое любопытство, он сообщил мне, какие громадные деньги зрители платят за свои места.
- Церемония будет на славу - по цене видно! - восклицал мистер Тибс. Некоторые дамы говорили мне, что готовы расстаться с одним глазом, лишь бы вторым поглядеть на празднество. Вот послушайте, - продолжал он, - у меня есть приятель, который ради меня снабдит нас местами по сходной цене. Уж я позабочусь о том, чтобы вас не надули, а он даже лучше меня расскажет вам о смысле, украшениях, великолепии и очаровании церемонии.
Глупости при частом повторении теряют свою нелепость и начинают казаться разумными: он так часто приводил свои доводы и так настаивал, что я, наконец, уступил. Словом, мы вместе отправились заручиться местом, но каково было мое удивление, когда с нас запросили за одна место кошелек золота. Я сперва даже не поверил.
- Послушайте, милейший, - вскричал я, - уплатив двадцать фунтов за право посидеть здесь часок-другой, смогу ли я взять с собой хоть камешек из дорогих уборов?
- Нет, сударь.
- А долго ли я буду сыт воспоминаниями о коронации?
- Недолго, сударь.
- А может ли она одеть меня, накормить или сделать здоровым?
- Сударь, - ответил тот, - вас, видно, ввели в заблуждение: единственное, что вы получите, это право говорить, что вы видели коронацию.
- Будь я проклят! - возопил мистер Тибс. - Если это все, зачем же швырять деньги на ветер: этого права меня никто не лишит, увижу я коронацию или нет.
Я понимаю, друг мой, что это довольно сбивчивое описание. Ты упрекнешь меня в том, что я не указываю ни чинов, ни порядка по старшинству, ни места, что я и понятия не имею, будут ли впереди шествовать герольды или орден Подвязки, не узнал размеров шляпы лордов или длину шлейфа дам. Я знаю, как ты любишь подробные описания, но, к сожалению, это не в моей власти. Думаю, однако же, что это торжество во многом уступит великолепию процессии, когда наш покойный император Фонгти {6} сочетался браком с Луною, а распорядителем был Фум Хоум собственной персоной.
Прощай!
Письмо CVI
[Осмеяние погребальных элегий, посвящаемых знатным. Образчик такой
