Что-то давно ты не присылал мне своих новых статей.
Целую. Папа.
Петр Степанович, конечно, рассчитывал на воспитательное воздействие своих писем, но дело было не только в этом. Вопросы воспитания вообще сильно занимали внимание Петра Степановича, так сказать, в общефилософском плане. В этом можно убедиться, читая его «Заметки дилетанта», в которых мы обнаруживаем параллели с мыслями, высказанными в только что прочитанном нами письме.
Как внимательные читатели этого трактата мы уже знаем, что после 1917 года произошел большой скачок в человеческой селекции, и движение к апогею сознания, мышления, памяти и воли необыкновенно ускорилось. И хоть Петр Степанович понимал, конечно, что до самого апогея нам еще шагать и шагать, а на ускорение все же рассчитывал.
Так ведь любой агроном рассчитывает весной на хороший урожай, а правильные или неправильные были расчеты – об этом судить можно только по осени. Хочешь-не хочешь, а Петру Степановичу все еще приходилось наблюдать такие факты, которые его безумно огорчали. Сквернословие – само собой, а другие проявления сознания и мышления, недостойные социалистического венца природы?!
Естественники-трансформисты, – находим мы соответствующее место в «Заметках дилетанта», – считают, что много есть видов живых существ, у которых сознание стоит на довольно высоком уровне. В. Вересаев в своих «Записках врача» описывает обезьян-макак Степку и Джильду, читая о которых, дивуешься их высокой сознательности. Если так обстоит дело с обезьянами, то надо удивляться, поражаться и возмущаться, когда человек – не собака и не обезьяна – два года спустя после пятидесятилетия Октября совершает такие поступки, что не подберешь слов, чтобы охарактеризовать их природу. Приведем один пример.
Двор сахарного завода огражден массивной кирпичной стеной. Рабочий из упаковочной выносит на плечах мешок сахара в 80 килограмм, прокрадывается к забору, через него перебрасывает мешок, перелазит через забор, берет этот мешок на плечи и, как ни в чем не бывало, несет его домой. Охранник наблюдает все это происшествие, но он отворотился и делает вид, что ничего не видит. Когда директор завода понял, что на заводе воровство приняло большие масштабы, он начал проявлять активность в борьбе с воровством. Воры сговорились и вбросили директора в жомовую яму. Совершенно случайно директора вытащили из ямы и не дали ему утонуть.
Больше примеров приводить не будем, так как наши газеты помещают десятки фельетонов, в которых описываются проявления некоторыми людьми – не обезьянами, не кошками, не собаками, а людьми – своей «сознательности» в такой форме, что это слово надо писать в кавычках.
Когда мы прочитали историю директора сахарного завода, в нас снова зашевелились – правда, намного слабее, чем прежде, – мысли о шекспировских страстях, о бочке с мальвазией, в которой нашел успокоение вероломно убитый (подумать только, по приказу родного брата!) герцог Кларенс, – напрашивалась прямая аналогия с жомовой ямой, едва не ставшей последним приютом честного директора. Конечно, в нашем случае на кону была не королевская корона, но тем поучительнее, что и вокруг мешка сахара могут бушевать нешуточные страсти, отгороженные от мира массивной кирпичной стеной, – надо только уметь их описать. Мы почти уверены, что покушению (к счастью, неудачному) предшествовала шекспировская фраза:
Director, beware; thou keep'st me from the light: but I will sort a pitchy day for thee[20].
Одним словом, мы были готовы поработать с современным отечественным материалом и прямо на этих страницах разделить с Шекспиром его славу. Все испортило упоминание Петром Степановичем «десятков фельетонов». Оно лишило едва не переросшее в трагедию событие его уникальности и в миг разрушило возвышенный – с переходом в трагический – строй наших размышлений. В который раз нам пришлось убедиться: мы – не Шекспир; Шекспир – не мы.
А, может быть, просто время такое?
Мальвазия или не мальвазия, а опасения Петра Степановича насчет его младшего сына оказались совершенно напрасными. Он не только не брали капли в рот, но даже стал идейным противником всех этих капель. Об этом мы знаем из его не лишенного юмора и полного ярких деталей письма отцу.
Папа, ты любишь описывать разные случаи, вот тебе еще один. Наши местные футболисты праздновали победу в финальном матче и так расслабились, что нанесли материальный ущерб помещению ресторана, в котором происходило празднование (расколотили стекло в дверях, приняв их, видимо, за футбольные ворота). Потом они немного побили посторонних людей, посетителей ресторана, не имевших отношения к футболу, – те, видите ли, чем-то были недовольны. Пришлось вызывать милицию, ее они тоже хотели побить, и поделом: вы сначала выиграйте финал, а потом задерживайте народных любимцев!
Начальству все это не понравилось, газете поручили проработать зарвавшихся чемпионов, и мне была доверена эта ответственная задача. А я уже слышал, что у нас в Новосибирске есть люди, ученые, всерьез обеспокоенные проблемой пьянства. Я их разыскал, встретился и не пожалел об этом, они мне много рассказали такого, чего я не знал. Я теперь совсем по-другому смотрю на наше так называемое «русское пьянство».
Свою задачу младший сын Петра Степановича выполнил с блеском, в газете появился его памфлет «Спорт и спирт несовместимы» (отличное название!), начальство осталось довольно. Разумеется, он переслал этот номер газеты отцу. Петр Степанович чувствовал себя прямо-таки на седьмом небе, не удержался, чтобы не показать газету Кузьме Алексеевичу, правда, с неожиданным результатом. Кузьма Алексеевич внимательно прочел статью и сказал:
– Какое счастье, что я не занимаюсь спортом!
Он вообще любил пошутить, но и выпить тоже был не дурак.
Про личную жизнь младшего сына Петру Степановичу мало что было известно, и то, как говорится, с чужих слов. Средний сын ездил однажды в командировку на Новосибирский электромеханический завод, тогда и познакомился с новой женой брата, Татьяной. Он останавливался у них в Академгородке, место было, брат с женой и ее ребенком от первого брака жили в трехкомнатной квартире – обменяли две свои однокомнатные.
Как обычно, он рассказал о своих впечатлениях в письме отцу.
Дивчина вроде неплохая, держит нашего младшего братика на коротком поводке, ему, думаю, это полезно. В прошлом – волейболистка, познакомились, понятное дело, на стадионе – где же еще? Сейчас она свой волейбол забросила, служба да семья – как у всех. На ногах Татьяна стоит твердо. Окончила институт кооперативной торговли, работает товароведом, так что с продуктами у них проблем нет. Она сама из-под Бийска, родители и сейчас там живут, отец – путевой обходчик. Чужая душа – потемки, но мне кажется, что она нашего братика любит и бережет, тем более первый браку нее неудачный был, и ей есть с чем сравнивать. А он ее во всем слушается. Выпивкой у них дома даже и не пахнет, на этот счет можешь не тревожиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
