– Посиди на солнышке у окна, и они высохнут. – Голос Росса звучал напряженно.
Он помог ей одеться и потуже затянул шнуровку корсета, подшучивая над ее худобой.
– Придется откормить тебя как следует, – сказал Росс со смехом и стал измерять своими длинными пальцами талию Пруденс, ставшую за время болезни совсем тоненькой.
Как ей хотелось погладить его обнаженные до локтя сильные, мускулистые руки, покрытые пушком светлых волос, красивые, изящной формы запястья! Пруденс уже забыла, что прежде один его вид, малейшее прикосновение – все возбуждало в ней желание.
Когда он принялся застегивать платье, она почувствовала, что не может долее выносить эту блаженную пытку.
– Не так уж я слаба, – сказала Пруденс, стараясь сдержать дрожь в голосе, и отвернулась от него. – Я сама справлюсь.
Но вот дело дошло до чулок и туфель. Тут она не сумела бы ничего сделать без помощи Росса. Корсет непривычно сдавливал тело. Стоило наклониться – и Пруденс ощущала слабость и головокружение. Росс натянул ей чулки выше колен, завязал подвязки… Она залилась краской от этих прикосновений, воскресивших воспоминания об их близости, – словно девственница, наслаждающаяся запретными ласками возлюбленного.
Когда Пруденс была полностью одета, Росс окинул ее критическим взглядом и удовлетворенно кивнул.
– Ты выглядишь прекрасно, детка.
Потом он отвел ее к скамье, покрытой подушками, которая стояла под окном, и усадил туда, чтобы легкий ветерок и теплые лучи солнца высушили ее волосы.
В дверь постучали, и в каюту, шаркая ногами, вошел Вэдж.
– Таз больше вам не нужен, сэр?
– Нет, Тоби, – с улыбкой ответил Росс. – Забирай его и возвращайся со своей дудочкой. Может, леди споет нам.
Вэдж нахмурился:
– Кто поет до завтрака, тот вечером плачет.
– Сейчас уже полдень, Тоби, – подбодрила его Пруденс, рассмеявшись.
Ошеломленный Тоби несколько мгновений обдумывал ее слова, а потом утвердительно кивнул.
– Точно. Так оно и есть. И маленький жаворонок может петь, если захочет.
Пруденс запела веселую, живую песенку – под стать ее настроению. Солнце заливало каюту золотым светом, она выздоровела и одета в красивое платье. А Росс сидит рядом, слушает и смотрит так, словно каждое ее движение приводит его в восторг.
Закончив, Пруденс вдруг сникла, тяжело дыша:
– Боюсь, я переоценила свои силы.
Росс быстро подошел к ней и пощупал пульс.
– Еще одна-две недели, и ты будешь в норме. А теперь тебе лучше опять лечь в постель.
– Ты разрешил мне прогуляться по палубе! – возразила Пруденс, надувшись.
Он сморщил лоб.
– Очень хорошо. Пусть только волосы высохнут. Не хватает еще простудиться. А пока сиди спокойно. Тоби, постарайся развлечь леди своей музыкой.
Вэдж начал наигрывать какую-то быструю, живую мелодию, а Росс вытащил альбом и карандаш и принялся его рисовать. Пруденс блаженно вздохнула, глядя в окошко на море и широкий пенистый след, который оставлял их корабль. Волны, увенчанные белыми барашками, сверкали на солнце. Свежий соленый воздух вселял бодрость. Для ноября погода была удивительно теплой. Папа называл такие дни «лето святого Мартина» – на французский манер.
Пруденс распушила свои длинные влажные волосы, чтобы их обдувал ветерок. Она наслаждалась хорошей погодой и обществом Росса, стараясь заглушить внутренний голос, который назойливо шептал ей, что примерно через неделю они приедут в Англию и придется расстаться с Россом. Ведь ее ждет Джеми.
Наконец Росс отложил карандаш и кротко взглянул на Тоби.
– Бедняга. Наверное, у тебя болят пальцы? Кости еще хрупкие. Надо было мне давно попросить тебя остановиться.
– А волосы у меня высохли, – заявила Пруденс, когда Вэдж убрал свою дудочку. – Можно теперь выйти на палубу?
– Конечно.
Росс опустил вниз закатанные рукава рубашки и взял свой плащ. Пруденс пригладила волосы гребнем. Ей очень не хотелось закалывать их в пучок. Слишком долго она лежала на кровати связанная, и теперь ее тело требовало абсолютной свободы. Но заметив предостерегающий взгляд Росса и вспомнив о том, какими голодными глазами смотрели на нее матросы в первый день плавания, Пруденс решила соблюсти приличия. Она закрутила волосы на затылке и скрепила их гребнями, которые вырезал Вэдж, за что была вознаграждена улыбкой, осветившей его простодушное лицо.
Росс с достоинством поклонился и предложил ей руку:
– Не желаете ли прогуляться, мадам?
Миновав коридор, они вышли на ют. Росс поддерживал Пруденс, обняв ее за талию. Погода, на их счастье, разгулялась и стала еще лучше. Сильный ветер надувал паруса; чистое, без единого облачка небо сияло хрустальной синевой. От яркого солнечного света у Пруденс слезились глаза, зато по ее суставам, одеревеневшим от долгого пребывания в каюте, разливалось приятное тепло.
По просьбе Росса Вэдж поплелся обратно в каюту, чтобы принести для Пруденс стул. Она попыталась было протестовать, заявив, что это ни к чему, но Росс хмуро пригрозил:
– Ты будешь сидеть или немедленно отправишься в постель. Я не потерплю капризов и упрямства!
Пруденс притворилась обиженной.
– Сколько времени ты тиранил меня, не встречая никакого сопротивления. Бедной больной Пруденс приходилось терпеть. Но теперь ко мне вернулись силы и решительность.
Явно смутившись, Росс поежился.
– Не люблю, когда ты называешь меня тираном. Неужели я и вправду так груб с тобой?
Пруденс поняла, что нельзя упускать такой удачный момент:
– А если я сейчас сяду, ты пообещаешь, что больше не будешь сегодня мною командовать?
Росс неохотно кивнул и проворчал:
– Согласен.
А может, воспользоваться его слабостью и попросить еще что-нибудь? Не такой уж это грех!
– И так будет до конца плавания? – спросила она с лукавой улыбкой.
Росс покачал головой и раздраженно бросил:
– Чертенок! Тебе только палец дай – ты всю руку откусишь.
На мгновение Пруденс показалось, что она и впрямь зашла чересчур далеко. Она напряглась, готовясь выдержать гнев Росса, но тот усмехнулся, его глаза засияли, и у Пруденс от счастья сердце подпрыгнуло в груди. Она наслаждалась, видя его улыбающимся. Как приятно заставлять Росса смеяться! Интересно, часто ли он смеялся при жизни Марты?
Росс вытащил свою трубку, раскурил ее и прислонился к поручню, время от времени кивком головы приветствуя матросов, суетившихся на нижней палубе. Несколько проходивших мимо пассажиров выразили свою радость по поводу выздоровления миссис Мэннинг. От их сочувственных слов на душе у Пруденс стало еще радостнее.
Она украдкой взглянула на Росса. Он смотрел на фок-мачту. Его мужественный профиль четко вырисовывался на фоне голубого неба. Пруденс не могла им налюбоваться: этот упрямый подбородок, гордый нос с красиво очерченными ноздрями, насмешливо приподнятые брови, синие глаза, при виде которых у Пруденс замирало сердце. Волосы Росса, связанные сзади лентой, трепал ветер. Светлые локоны блестели в лучах солнца.