Прощаюсь с Френкелем более чем тепло. Забот у него сейчас – немерено, но он находит время для краткого общения и даже подтрунивания надо мной, вспоминая нашу встречу в «Арктике» 1-го Мая. Давид Ионыч сожалеет, что у него не все офицеры – молодожены: тогда его жизнь бы очень облегчилась…
В Рогачеве, аэродроме рядом с Белушьей, садимся на грузовой самолет, который летит прямо в Пушкин – практически – к крыльцу дома. Промежуточная посадка – в Ягодном. Это аэропорт Архангельска. Сам Архангельск удается рассмотреть только с высоты. Увы, это совсем мало для знакомства с городом, а в Архангельске мне не пришлось больше бывать. Позже я много раз с воздуха пытался узнать до боли знакомые пригороды южной части Ленинграда. С высоты они выглядят совсем неузнаваемо, и, только найдя какой-нибудь очень уж заметный ориентир, начинаешь слегка понимать картинку внизу…
Мура и Шура слегка удивлены моим появлением, которое они считают чрезвычайно ранним. Как быстро пролетает у них хорошее время, когда соседи отсутствуют! А для меня эти действительно короткие три с половиной месяца вместили, кажется, несколько лет…
Пару доверху наполненных дней в части занимают всякие оформления и отчеты, получение имущества, денег и проездных документов. Наконец, желанный отпускной билет у меня в кармане. Туда добавлены дополнительно 10 суток отпуска «за особый режим работы»: бумагу на это мне не забыл выдать при прощании в Белушке сам Френкель. Вопросы отцам-командирам о своей будущей судьбе после возвращения из отпуска я не хочу задавать принципиально. Позже Михаил Жванецкий блестяще обозначит такую тактику: «Будем переживать неприятности по мере их поступления».
В отпуск!!! К ней! Боже, как давно я не видел свою молодую жену, как утомился в такой долгой и тяжелой разлуке! Конечно, маму и Тамилу – тоже хочется увидеть, но все мысли молодого безумца заполнены только женой! Еще только первая половина августа. Эмма на каникулах в Брацлаве. Это еще лето, Украина, теплая и прозрачная вода Буга, яркое солнце, когда можно раздеться, обнажить свое бледное тело и загорать! И питаться не консервами и сушеной картошкой! Хрустеть сочными яблоками и другими грушами-сливами, – сколько хочешь! Туда, на Малую Родину! Вот куда теперь я и «стремляюсь» на вполне законных основаниях: «ответственное правительственное задание» я выполнил полностью и в заданное время…
18. Изгнание из шалаша
А которые тут временные? Слазь!
У тещи на блинах
І ласощі все тільки їли:
Сластьони, коржики, стовпці,
Вареники пшеничні білі,
Пухкі з кавяром буханці,
І дуже вкусную яєшню,
Якусь німецьку – не тутешню…
(Котляревский, Энеида)
В отпуск, к ней!!! Немыслимо медленно движется поезд. Можно бы лететь самолетом, но билет дают только до Киева, а на самолет до Винницы билет не бронируется…
Наконец я в Брацлаве, к которому так долго стремился. Начинаю понимать, как хорошо живется сыру, который катается в масле. О встрече с женой после долгой разлуки – я не говорю: это надо понимать. Блины у тещи – тоже событие, стоящее поэмы. Мария Павловна готовит удивительно вкусных цыплят, распластанных и зажаренных в омлете (кажется, их незаслуженно обзывают «цыплятами в табаке»). Специально для меня и при моем физическом участии готовится еще одно блюдо несказанной вкусноты – коржи с маком. Мак растирается с сахаром в макитре до состояния молока (процесс достаточно трудоемкий даже для мужиков). В мак добавляются куски коржа – белого, с корочками, только что испеченного. О разнообразных варениках и говорить не приходится: они есть почти всегда… Из свежезарезанного кабана сказочно хороши все производные, особенно – «сальцисоны», домашняя колбаса и т. д. и т. п. Федор Савельевич привозит от знакомого директора совхоза несколько ящиков яблок сорта пепинка – необычайно сочных и «многосъедобных». Ящиками же появляются черехи – крупные ягоды гибрида вишни и черешни. Все эти прелести я поглощаю пудами, тоннами; их живительная сила потихоньку наполняет мой не столько отощавший, сколько измученный организм.
Мама была уже у моих новых родителей. Они, конечно, посидели: это была как бы некая свадьба, хотя и опять ущербная: теперь в бегах был жених… О полномасштабной показушной свадьбе с «музыками», со всякими прибамбасами и многодневной пьянкой необузданных гостей теперь речи уже нет: все знают, что у Ружицких зять из дальних военных морей, где это все то ли уже было раньше, то ли не принято по соображениям секретности. Мои новые родители принимают меня сразу как родного, о наших прежних размолвках при «похищении из сераля» их дочери и намеков никаких нет. Все просто и естественно: мы одна семья. Общение со всем детдомом, Эммиными знакомыми и всем Брацлавом, – у меня происходит без малейших проблем. Меня признает за своего даже свирепый пес Пират. (Ночная сторожиха любовно обращается к нему, скармливая запасенные котлеты: «Кератічок, дурненький, їж, бо це ж каклєтка…»).
Через несколько дней везу молодую жену в Деребчин. Надо же показаться маме в качестве солидного женатого мужика, да и молодую жену «повращать» в деребчинском бомонде. Для Яковлевых и Стрелецких она – хорошо знакомая родственница, маме – известная дорогая невестка, остальным мы издали «делаем ручкой». Все равно невозможно избежать встреч, расспросов и, главное, – застолий. Моя жена – на высоте. Ослепительно красива, умна, быстра. Как тогда говорили: «кругом – шешнадцать». Именно такая жена должна быть у меня, не последнего парня в славном Деребчине…
Светское вращение нас чрезвычайно утомляет уже на второй день, и мы отбываем в Винницу, где среди большой усадьбы на окраине города живут две бабули. Одна – бабушка Юзя, наш добрый ангел, которая выдала Эмме столь ценные советы по замужеству. Бабушка Юзя – высокая, с вьющимися седыми прядями и следами красоты на лице. Много лет бабушка Юзя ухаживала за парализованной сверхдальней родственницей настолько добросовестно, что даже медики удивлялись отсутствию пролежней и ухоженному виду старой женщины, прикованной к постели.
Эммина бабушка – добрая, рассудительная, всем все прощающая. Ни о ком она не скажет плохого слова, при спорах соседи безоговорочно принимают ее мудрые вердикты в качестве приговоров третейского судьи. Она часто шьет на старинном «Зингере» с ножным приводом или читает молитвенник. Читать, кстати, она научилась самостоятельно…
Ее старшая сестра Анеля – колоритнейшая бабуля. Анеля – ниже и плотнее младшей сестры, верховенству которой она безоговорочно подчиняется. Толстый платок, повязанный поверх седых косичек на манер комсомольской косынки, но с некоторым перекосом, придавал ей вполне пиратский вид. Бабуля прекрасно все слышит и видит, но по обстоятельствам может запросто изобразить глухонемую. Особенно ей удавалась роль темной и косноязычной старушенции. Хитро прищурив глаз, она могла с самым невинным видом спросить:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
