Михаил. — Вот только знаешь, что самое смешное? Она хочет служить у нас в войсках.
— Да? Интересно…
— Я теперь не знаю, как поступить. Отказать ей — значит обидеть, по характеру ясно. Но и счастлива она будет только у Ральфа. Как так получилось, не понимаю…
— Вообще, и правда странно. Обычно сестры видят своего архангела еще в школе. Тем более при такой яркой склонности к этому служению, как у той девушки…
— Ее Елена зовут. Она с самого начала порывалась ко мне обратиться. Видно, что горит легионом…
— Знаешь, что я думаю?.. — Агнесс подняла брови. — Она, скорее всего, просто влюблена в тебя. Ангелы Ральфа всегда были дружны с нашими. Вот взаимная тяга и отозвалась тем, что она хочет быть ближе к тебе. Но после того как она хорошо пообщается Рафаилом, я уверена, она захочет быть с ним, и вряд ли ее что переубедит.
— Твое чутье меня сегодня просто спасает, — улыбнулся Михаил. — Думаешь, все так просто?.. Но почему я? Тяга-то тягой, но все они меня почти не знают: я же не веду ничего в школе. Появляюсь только иногда…
— Во-первых, даже иногда бывает достаточно, — заметила Агнесс. — А во-вторых, когда ты приходишь к выпускникам, ты уже рассказанный герой.
— Тобой и воспитателями?
— Ты забыл про Габри. Я как-то сидела у него на уроке, когда он повествовал об архангельском бое…
— Долго смеялась?..
— Нет. Все было так серьезно, что дети сидели, затаив дыхание. Кто-то даже расплакался. Я после этой истории сама в тебя влюбилась еще раз.
— Надо почаще восстанавливать факты прошлого, — полушутя заметил Михаил. Агнесс видела, что его зрачки светятся улыбкой. — Вот только не понимаю, почему она не выделила для себя Ральфа, когда он вел у нее занятия?..
— Трудно сказать, — пожала плечами Агнесс. — Может быть, тогда в ней еще не открылись эти качества?.. Но это маловероятно… Надо спросить у Рафаила. Чувствует моя душа, что с теми уроками что-то неладное.
— Обязательно спрошу, — согласился Михаил.
Они сами не заметили, как пересекли детский сквер и вышли в райский сад. Михаил и Агнесс направились подальше от главных аллей гулять, гулять и гулять весь этот вечер.
Глава 24
— Мам, привет!..
— Как дела?
Мать повернулась к дочери. Марина стояла в дверях комнаты, безупречно расправив плечи. Никаких признаков усталости после дополнительных занятий, только какая-то мгла на лице и исходящая от всего силуэта сила.
— Хорошо.
— Не устала?
— Нет.
— Есть будешь?
— Да.
На этой короткой ноте Марина ушла в ванную. В квартире было жарко.
Стянув с себя надоевшую за день кофту, девушка бросила ее в бак для грязного белья и осталась в лифчике. Глаза Мары остановились на отражении в зеркале.
— Блин, что это, ума не приложу, — озабоченная, она вернулась к матери.
— Что? — мама переключила свое внимание на нее. Она встала с кресла и подошла к дочери, оглядывая голую кожу. — Когда это у тебя появилось?..
— Вчера заметила. Ерунда какая-то, не знаю, откуда взялась.
— Может быть, сыпь? — мама осмотрела возникший на теле дочери воротник красных пятен. — Болит?
— Может быть и сыпь! Кто ее знает, — хмыкнула Мара. Она подняла цепочку и коснулась «тернового» ожерелья, которое пролегло аккурат под серебром металла. — Не, не болит вроде.
— Врачу можно показать… Кремом смажь детским, — посоветовала мама. — Может, тебе крестик пока снять или на веревочку повесить?
— Нет уж, я скорее голову с себя сниму, — сдвинула брови Мара. — Ладно, пройдет само.
Последнее замечание помогало в жизни всегда. Марина пошла в комнату и надела футболку, дабы не напрягать себя и окружающих.
Вечер понедельника не стал тяжелым. Скорее он стал вихрем. Третий день Марина ходила в приподнятом состоянии, ощущая кожей каждое движение жизни. Ее восприятие обострилось, и из всего что было вокруг, хотелось выбрать для себя все. Ей казалось, что глаза открылись и физически, став больше и красивее, и интуитивно: вдруг она прозрела, решив, что пора наконец диктовать судьбе свои условия, и главное почувствовала, что способна на это. Теперь все будет по-другому. И взгляды на нее будут постоянной реальностью, а обращенное к чему бы то ни было желание заставит пойти дальше, чем она ожидала. Но самое основное, она начала дышать полной грудью, а не мотать час за часом в институте, а потом дома и на лавочке во дворе!.. Да здравствует свобода!..
С такими мыслями она проходила с ночи до вечера субботу, воскресенье, понедельник…
Музыка оборвалась на середине. Марина выключила магнитофон, устав от чужих нот. Она постояла в тишине, глядя в пол и только ощущая, как ноги дрожат внутри.
— Ладно, все, хватит, — молвила она. — Так нельзя.
Мара полезла в шкаф и взяла с полочки зеркало, вглядываясь в свое лицо. Несколько раз моргнула глазами, сбивая повисшую пелену. Она увидела, как ее взгляд меняется, становясь каким был прежде. Марина положила зеркало обратно и вздохнула с облегчением.
Погасло внутри серое пламя. Погасло, грея золой. Как гаснет брошенная от костра одинокая головешка, но земля под ней нескоро затягивается травой…
* * *
Поздно сидели вдвоем на лавочке. В дальнем теперь дворе. Вернее, в торце дома, где находилась детская площадка, пустующая под вечерней темнотой. Аня пила коктейль. В руке Марины одиноко желтело пиво.
— Как в институте? — спросила Мара.
— Нормально. На завтра задали до фига. Половину сделала, на вторую меня не хватило. Как они рассчитывают, что предмет надо учить целиком перед одним, причем самым неожиданным семинаром в семестре, я не понимаю.
— И я. Мне тоже то три страницы зададут, то триста три… Слава Богу, у меня завтра лекции.
Аня достала тонкую сигарету и закурила. Ее глаза уставились вперед, она о чем-то размышляла.
— Пашку не видела?.. — полюбопытствовала Марина.
— Не-а. Я его уже неделю не встречаю. И отлично. Для меня все закончилось еще раньше, чем он понял, что ему надо отвалить.
Марина знала, что это была правда. Голоса на площадке смолкли. С шумом притормаживали на светофоре редкие машины, только вывеска соседнего магазина освещала железные приспособления, будто и не для детей тут созданные.
— Дэн больше не появлялся?.. — спросила Марина.
— Нет. Видимо, Александр переживает поражение в одиночестве, — отозвалась Аня.
Фильм про великого завоевателя не оставил равнодушия в сердце. И пусть Марине не импонировал главный его герой, фраза стала между подругами крылатой. И
