Пол штольни оказался мокрым и скользким, деревянная крепь стен и кровли просела от времени и гниения. Нижняя часть ствола шахты покоилась на свободно стоявших опорах из разъеденного временем камня; Блэару показалось, что стоит только дунуть на них посильнее, и колонны рухнут. Штольня, по сравнению с шахтой Хэнни, казалась микроскопической, но из таких штолен вела начало вся империя Хэнни. Вокруг Уигана были сотни подобных заброшенных шахт, и тысячи еще более древних, типа «колокола», представлявших собой просто ямы, из которых когда-то выбирали уголь до тех пор, пока они не обрушивались.
Держа перед собой фонарь, дававший узкий пучок света, и оттого ощущая себя одноглазым, Блэар двинулся по штольне в глубь шахты. Отпечатков чьих-либо следов нигде не было видно, но тот факт, что люк шахтного ствола вообще открылся, тем более легко, позволял предположить, что в шахте недавно кто-то побывал.
Штольня постепенно уходила вниз, что подтверждали стекавшие по стенам капли воды: следы от них шли под углом к полу, указывая на угол наклона штольни. С кровли бахромой свисали поганки. Там, где стены были посырее, поблескивали оставшиеся вкрапления угля, основная масса которого была уже давным-давно добыта и поднята на-гора. В свете фонаря промелькнул и исчез в расщелине чей-то хвост; в шахте наверняка обитали крысы, мыши, всевозможные жуки — природа не терпит вакуума. Кровля штольни становилась все ниже, и Блэар пошел дальше на полусогнутых ногах и пригнувшись, как ходят шахтеры. Рослым людям такая походка давалась очень тяжело. Недаром Мэйпоул записал в дневнике: «Все мышцы у меня болят».
Ярдов через пятьдесят штольня закончилась: пласт угля в этом месте уходил резко вниз, добывать его стало невозможно; на стене накопился слой пыли. Здесь прямо по центру штольни была оставлена опора, состоявшая из чистого угля. Блэар представил, какое искушение вырубить и этот уголь должны были испытывать работавшие в забое шахтеры: им ведь платили только за то, что выдавалось на-гора. Однако выбраться из шахты живыми оказалось для них все-таки важнее.
Поводя фонарем из стороны в сторону, Блэар внимательно осматривался. С потолка свисали окрашенные в перламутровый цвет сосульки сталактитов. Под ногами стояла чистая вода. На серебристой пыли у основания опоры четко виднелся похожий на лошадиную подкову отпечаток железной набойки клога. Царапины на каменном полу штольни могли быть оставлены человеком, еще только привыкавшим к жестким, болтавшимся на ноге клогам и потому поневоле шаркавшим ими при ходьбе. Но тот, кто здесь побывал, тренировался не только в ходьбе. На стенах виднелись относительно свежие следы, оставленные ударами кайла; одни из них шли прямо, как стрела, другие разбегались в разные стороны, как бы неуклюже пытаясь подражать первым.
В штольне стоял какой-то особый, как в склепе, холод. Блэар передернулся и отпил глоток бренди. Пряча фляжку на место, он заметил еще кое-что любопытное: в самом конце штольни к стене был прислонен парус — натянутый на деревянную раму кусок брезента. Такие паруса использовались для того, чтобы направлять поток воздуха из одной штольни в другую. Но тут вся шахта состояла из одной-единственной примитивной штольни, и никакой нужды в парусе не было. Если, конечно, за ним что-нибудь не скрывалось.
Блэар направился к парусу и уже почти подошел к нему, когда торчавший откуда-то из-под кровли кусок крепи сорвал ему с головы шляпу. Блэар нагнулся, стараясь поймать ее, и тут что-то резко и сильно сшибло его с ног, подняло в воздух и протащило, перевернув по пути несколько раз. Вся штольня заполнилась угольной пылью, и Блэар задыхался в ней, силясь сообразить, где и в какой позе он очутился. Он ничего не видел, глаза у него ослепли и горели от боли, в голове ломило так, будто лопнули барабанные перепонки.
Поднявшись на четвереньки, Блэар принялся ползать по полу, отыскивая фонарь; нашел его — тот по-прежнему горел — и обжег пальцы, прежде чем поставил фонарь вертикально: делать все это пришлось на ощупь. Потом, тоже на ощупь, пополз на четвереньках туда, где должен был быть выход, и обнаружил его, лишь ощутив падающие в шахтный ствол струи дождя. Подняв лицо кверху и широко раскрыв глаза, он стоял так до тех пор, пока глаза не промылись и не начали хоть что-то различать. Чувствовал он себя так, словно какая-то гигантская рука ударила его со всего маху сразу по всему телу. Правда, переломов и крови нигде не было видно, только в его клеенчатом плаще, пиджаке и рубашке появилось откуда-то круглое отверстие. Блэар намочил носовой платок, обвязался им, закрыв нос и рот и, шатаясь, направился снова в глубь штольни.
Там, в самом ее конце, в воздухе еще кружились водоворотом клубы дыма и пыли. Парус валялся, отброшенный в сторону, а на том месте, которое он раньше закрывал, стал виден похожий на пушку короткий и толстый ствол, закрепленный на мощном деревянном основании, в свою очередь покоившемся на массивном железном кольце. Приспособление это было известно как пружинное ружье. От спускового крючка шла цепь, каждое звено которой соединялось с тетивой. Блэар расчистил пыль, обнажив шнуры, протянутые по полу вдоль штольни. Если кто-то задевал за любой из шнуров, как это сделал Блэар, ружье поворачивалось в его сторону и срабатывал спусковой крючок. Такие ружья служили не для забавы, а применялись браконьерами. Ими ничего не стоило убить человека. Официально они были запрещены, тем не менее ими продолжали пользоваться.
Блэар посветил фонарем в том направлении, куда указывал ствол пушки. Там, где он недавно стоял, прямо у него за спиной из угольной опоры торчал стальной стержень в дюйм толщиной, вонзившийся в уголь так глубоко, что его оказалось невозможно даже раскачать. Если бы Блэар не споткнулся и не нагнулся за шляпой, он бы сейчас висел, пригвожденный, на этом стержне и истекал кровью. Родиться в Уигане и здесь же и погибнуть. «Смешно, — подумал Блэар. — Покинуть родину, объехать весь мир и вернуться назад, чтобы угодить в подобную ловушку». Перочинным ножом он отрезал кусок от одного из протянутых по полу шнуров. Он оказался сделанным из плотной хлопковой нити, точно такой же, какие применяются для изготовления фитилей и запальных шнуров.
Послышались звуки воды, размеренно, как часы, капающей с кровли в гладкую, с расходящимися кругами поверхность лужи на дне штольни: к Блэару вернулся слух.
Никогда раньше не испытывал он такого панического страха при мысли о возможности оказаться заживо погребенным под землей. Блэар стоял в штольне, чуть было не ставшей его могилой, и чувствовал, как от пережитого ужаса мороз пробирает его по коже.
Была уже полночь, когда Блэар добрался до гостиницы. Он сорвал с себя рубашку. Вдоль ребер шел красный след от ожегшего его штыря.
Блэар стянул промокшую одежду, налил себе бренди и подошел к окну. Улица была погружена в черноту, кое-где перемежаемую желтым светом фонарей, отражавшихся в мокром камне мостовой и стен. Вверх по Уоллгейту медленно, словно во сне, двигался полицейский в шлеме и плаще-накидке. Блэар всмотрелся в пространство позади лавок. Но ни блеска металлической обивки клогов, ни стука самих клогов не было ни видно, ни слышно.
Западня — штука анонимная. Пружинное ружье мог установить кто угодно. Записи в дневнике Мэйпоула и высота, на которой в штольне были сделаны свежие зарубки на стенах, указывали на Джейксона. Использование же шнура от зарядов и коварство самой западни позволяли предположить, что это дело рук Смоллбоуна — человека, державшего на дому целую фабрику по изготовлению подрывных зарядов. Смоллбоун, как бывший браконьер, должен быть знаком с пружинными ружьями.
Но этими двумя список возможных кандидатов не исчерпывался. Джордж Бэтти тоже когда-то браконьерствовал; теперь же ему очень не хотелось, чтобы официальное расследование возобновилось. И кто вообще, как не Леверетт, указал Блэару на эту шахту? Доказательств у Блэара не было никаких. Покушаться на него мог кто угодно, даже Общество трезвости или уиганский городской духовой оркестр.
Блэар пощупал свежий рубец. Ранение доказывало только одно: пора уезжать.
Глава двадцать третья
В скобяной лавке Блэар приобрел «железнодорожного попутчика» — так назывался прочный дорожный чемодан, обшитый американским брезентом, — а заодно веревку, банные полотенца, металлический стержень длиной в четыре и диаметром в один дюйм, пару гаечных ключей и фунт пороха. Он обратил внимание, что на полке магазина стояли взрывобезопасные шахтерские лампы, но покупать не стал. После этого Блэар отправился в имение «Хэнни-холл», свернув по дороге, чтобы заехать в «Дом для женщин».
На этот раз он подошел к похожему на игрушечный замок дому со стороны сада. Через высокие окна ему было видно, как по лестнице — кто вниз, кто вверх — двигались одетые в серые форменные платья тени, торопившиеся на занятия или на молитву; вся эта картина очень напоминала птичий переполох в каменной голубятне. Сырая погода расчистила скамейки на улице возле дома. На длинном склоне лужайки, что занимала пространство между домом наверху и живой изгородью внизу, не было никого, даже садовника.
