был сильный, по-настоящему волнующий спектакль.
Позднее только в «Чапаеве» тема Красной Армии еще раз помогла театру заговорить с аудиторией высоким голосом. За многие последующие годы Театр имени МОСПС не дал ни одной постановки, которая хотя бы на короткое время зажгла горячие споры, превратилась бы в событие, в спектакль большого идейно-художественного резонанса, как это было у вахтанговцев с «Егором Булычовым» М. Горького и с «Интервенцией» Л. Славина, в МХАТ со «Страхом» А. Афиногенова, в Театре Революции с «Моим другом» Н. Погодина, у Мейерхольда со «Списком благодеяний» Ю. Олеши, в Камерном с «Оптимистической трагедией» Вс. Вишневского.
Театр имени МОСПС уже давно выпускает так называемые средние спектакли, в которых отсутствует крупный замысел. В этих спектаклях театр не только не поднимается над драматургическим материалом, но часто оказывается ниже него. Многие пьесы за эти годы в его руках потеряли свою значительность и остроту. «Город ветров» при всех своих недостатках все же значительно выше той олеографии, которая была показана Театром имени МОСПС на своей сцене. Театр проглядел веселую иронию «Снега» Н. Погодина — этой изящной и остроумной комедии, которую он превратил в собрание грузных бытовых анекдотов.
Созданный советской драматургией, получивший от нее жизнь, Театр имени МОСПС теперь идет за ней хромая и отставая.
Пообещав так много в своих лучших спектаклях, театр впоследствии ограничил свою задачу созданием сценических иллюстраций к той или иной теме нашей действительности.
2
Критики, которых тревожит судьба Театра имени МОСПС, обычно следующим образом формулируют его достоинства и недостатки. Театр превосходно чувствует тему, говорят они, он умеет поднимать вопросы крупного социально-политического значения; у него есть неплохие актеры; но он еще не умеет находить для глубокого идейного содержания острую и блестящую художественную форму. Он слишком много внимания уделяет быту, его спектакли мало театральны, ему не хватает художественного вкуса, остроты формы.
Сам театр, по-видимому, в этом же видит причину своего затянувшегося недомогания. Уже два сезона, как он усиленно пытается заострить формальную сторону своих спектаклей.
Так, конферанс, введенный режиссурой в «Снег» Н. Погодина, как будто должен был снять со спектакля грехи бытовизма. А во «Вздоре» К. Финна театр, стремясь окончательно «полеветь» и эстетически причесаться, скосил набок стены, окна и двери декораций, а на занавесе вышил роскошную кисть махровой персидской сирени.
Но эти «левые» попытки ничего не изменили в положении театра. Он, бесспорно, элементарен в художественном отношении. Но все-таки не в формальной остроте спектаклей выход для Театра имени МОСПС. Его основной недостаток гораздо серьезнее. У театра притуплено чувство современной темы в ее глубине и сложности. Он не проникает за поверхность захваченного бытового материала.
Театр имени МОСПС, составляя свой репертуар, обычно шел не от глубины в разработке темы, но от элементарного понятия актуальности пьесы.
Первые шаги индустриализации театр с поспешностью отмечает слабой инсценировкой «Цемента» по Ф. Гладкову. Развернувшаяся борьба с антисемитскими тенденциями вызывает к постановке элементарную «Мглу» Л. Прозоровского. Желание как можно скорее осветить советскую национальную политику привлекло к постановке упрощенческой «Солнечной стороны» К. Давидовского.
Театр имени МОСПС выдвигал проблему, с тем чтобы к ней уже не возвращаться. Так он затронул молодежную «проблему» («Константин Терехин»), «проблему» угольного хозяйства («Голос недр») и т. д. Но нелишняя торопливость приводит к тому, что театр не столько ставит и разрешает действительные проблемы, сколько отмахивается от них беглым перечислением тем. По виду это выглядит очень злободневно. На самом же деле театр приходит к чрезвычайному упрощению сложной и многообразной современной тематики.
Странная ирония судьбы: театр, созданный драматургом, очень плохо представляет себе ту роль, которую играет в его жизни советская драматургия. В его стенах еще живет легенда, что те лучшие пьесы, которые шли на его сцене, созданы не столько драматургами, сколько самим театром. Можно было бы не разрушать этих иллюзий, если бы они сейчас не мешали театру понять свои сегодняшние трудности.
Лучшие спектакли Театра имени МОСПС — «Шторм», «Мятеж», «Рельсы гудят» — волновали аудиторию не потому только, что развертывали на сцене картины из быта гражданской войны или «освещали» железнодорожную проблему.
Этим пьесам было присуще чувство драматизма и героического пафоса наших дней. На сцене за привычным обликом как будто простых, незаметных людей открывался мир страстных мыслей и напряженных чувств. Положительный герой новой эпохи выходил на сцену и рассказывал о себе простыми словами.
Именно здесь и жила настоящая живая тема. Но Театр имени МОСПС как будто не заметил ее. Он быстро разменял ее на иллюстративные картины и агитационные апофеозы под занавес. Театр так увлекся этим легким делом, что даже в тех случаях, когда к нему приходит вместе с пьесой большая глубокая тема, как это было в «Жизнь зовет» Билль-Белоцерковского, он останавливается перед ней, не находя точных слов в жестов, чтобы рассказать о ней зрителю.
3
Мы подходим к центральному производственному вопросу, имеющему большое значение в жизни сегодняшнего театра. Это — вопрос об актере.
С каждым годом повышается значение актера в создании современного проблемного спектакля. Чем дальше движется наша драматургия, чем глубже становится ее мысль и точнее язык, тем большая роль отводится актеру в сценическом выражении темы пьесы.
И это понятно. Тема в сегодняшней драме уже не выражается тезисом. Для того чтобы уловить ее на сцене, недостаточно придумать остроумную декорацию, одеть актеров в соответствующие костюмы, развести их по мизансценам, дать им для игры несколько характерных бытовых штрихов, а в финале спектакля вывести настоящих пионеров или отряд красноармейцев, которые прошли бы с барабанным боем по сцене или даже по зрительному залу, как это часто делает Театр имени МОСПС в своих спектаклях.
Тема становится сейчас многосторонней и объемной. Она требует тонкого инструмента для своего сценического воплощения, такого совершенного инструмента, каким может быть только человек-актер, притом человек-актер, умеющий задумываться над жизнью и над теми людьми, с которыми он сталкивается в произведениях драматурга.
Все крупные удачи советской драматургии и театра за последние годы связаны с именами актеров. Л. Леонидов в «Страхе», Б. Щукин в «Егоре Булычове», М. Астангов в «Моем друге», А. Коонен и М. Жаров в «Оптимистической трагедии» — эти актеры не просто удачные исполнители ролей. Они — выразители темы пьесы и спектакля в целом. Самый большой замысел драматурга может остаться сейчас не раскрытым, если он не найдет поддержки у актера: настолько усложнилась незаметно для нас ткань современной драмы.
И именно здесь заключается специфическая трудность в положении Театра имени МОСПС.
Свое отставание он не может решить одним только изменением метода и принципа составления репертуара, как он пытается это сделать за последние два года. Ему необходимо изменить
