К концу лета 1923 г. экономическая ситуация в Кёльне еще более ухудшилась. Новый урожай не принес ожидаемого улучшения положения: цены, даже с учетом индексации, непрерывно росли, особенно на картофель. На оккупированной территории вспыхивали волнения, полиция не справлялась с беспорядками. В Золинген пришлось послать английских солдат. Последней каплей стала стачка берлинских печатников в начале августа. Станки остановились, банкноты из центра перестали поступать в Кёльн, местные служащие, трамвайщики, строители, медсестры, не получавшие своей ежедневной зарплаты, отказались выходить на работу. Это была катастрофа. В городе начали ходить слухи, что для Кёльна лучше всего было бы получить статус «вольного города». В Рейнланде вновь оживились сепаратисты.
В августе 1923 г. пало правительство Куно, и канцлером стал Штреземан. Для Рейнланда первые шаги нового кабинета обернулись худшей стороной: министр финансов Лютер дал понять, что там не должны больше рассчитывать на автоматическое продление субсидий. Еще раньше Аденауэр уже подумывал о возрождении идеи Рейнско-Вестфальской автономии внутри рейха. Демарш Лютера менял всю ситуацию: рейнландцев буквально толкали в объятия сепаратистов.
21 октября люди из «Движения за свободный Рейнланд» под руководством Лео Деккера захватили ахенскую ратушу и провозгласили «Рейнландскую республику». Через два дня другие авантюристы, Йозеф-Фридрих Маттес и Адам Дортен, возглавили захват зданий в Висбадене и Трире, затем последовали такие же акции в Майнце и Бонне. Беспорядки охватили Кобленц — резиденцию верховных комиссаров. В Кёльне пока было спокойно, но и там ситуация грозила взрывом. По всему Рейнланду были развешены плакаты, извещавшие о французской поддержке сепаратистского движения, что и без того ни у кого не вызывало сомнений.
Аденауэр и нацизм
Отношения Аденауэра с нацистами не сложились. Дело было не в том, что Гитлер плохо относился к нему и отметал всякую возможность сотрудничества. Напротив, есть свидетельства, что фюрер отзывался об Аденауэре как о «человеке способном», хвалил его за «упорство», чуть ли не восхищался его градостроительными проектами и даже выражал сожаление, что «политическая некомпетентность» кёльнского бургомистра помешала развитию конструктивных отношений между ними.
Однако пути Аденауэра и Гитлера никогда не пересекались не только в плане налаживания политического взаимодействия, но и в прямом смысле слова. Хотя Гитлер в начале 1933 г. дважды посетил Кёльн, а Аденауэр регулярно бывал в Берлине на заседаниях прусского Государственного совета, они ни разу не встретились, несмотря на то что возможности для встречи были.
Переговоры Папена с Гитлером 4 января 1933 г. в Кёльне прошли без участия первого лица города. С точки зрения Гитлера, присутствие Аденауэра дало бы даже определенные преимущества: он был не только бургомистром Кёльна, но и председателем прусского Государственного совета, и заручиться его поддержкой не помешало бы. По мнению Аденауэра, доводов за его участие в переговорах было никак не меньше: он сам выступал за включение нацистов в правительство — сначала Пруссии, а затем и всего рейха, так что имело смысл познакомиться и завязать отношения с тем, кто, как предполагалось, станет главной фигурой будущей германской политики.
Вероятно, Гитлер все-таки решил, что ему стоит иметь дело только с Папеном.
В начале февраля 1933 г. Аденауэр осознал иллюзорность своих представлений о том, что с нацистами можно найти общий язык. Действия нового правительства явно лишали его почвы под ногами. 4 февраля декретом Папена было распущено городское собрание Кёльна. 12 марта, спустя неделю после общегерманских выборов, жители города отправились на выборы нового состава высшего органа местного самоуправления; новые депутаты должны были выбрать и нового бургомистра. У Аденауэра на этот раз не было никаких шансов быть переизбранным.
После прихода Гитлера к власти Аденауэру стало небезопасно оставаться в Кёльне. В апреле 1933 г. он обратился к старому приятелю еще по гимназии аббату бенедиктинского монастыря Мария Лаах Ильдефонсу Хервегену с просьбой разрешить ему пожить некоторое время в монастыре, где он и оставался до января 1934 г. Затем Аденауэр снял квартиру в Бабельсберге, но в «ночь длинных ножей», 30 июня 1934 г., был арестован. Через несколько дней его освободили, однако придирчивые нападки властей не прекращались, и Аденауэр вынужден был скитаться по различным католическим пансионатам до лета 1936 г. После провала покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. он вновь был арестован и помещен в концлагерь. Впрочем, никаких доказательств причастности экс-бургомистра к заговору обнаружено не было. В ноябре 1944 г. его выпустили на свободу. В марте 1945 г. американские танки ворвались в Рендорф, для семьи Аденауэра война закончилась, а он вновь был назначен бургомистром Кёльна. Но в октябре британские власти отправили его в отставку. Казалось бы, политическая жизнь Аденауэра окончательно завершилась, но уже в феврале 1946 г. его избрали председателем Христианско-демократического союза (ХДС) всего Рейнланда.
На развалинах рейха
В июле 1946 г. Аденауэр уже практически не имел соперников в борьбе за власть в ХДС, где его авторитет был почти непререкаемым. Может создаться впечатление, что это далось Аденауэру легко, но это далеко не так: непрерывные разъезды в старом «хорьхе» с засыпающим на ходу от усталости водителем, речи и выступления на митингах, на заседаниях различных партийных органов, Зонального совета, на встречах с англичанами — все это требовало огромного напряжения сил, а для человека, уже перешагнувшего 70-летний рубеж, граничило с чудом. Можно только поражаться тому, как ему удалось все это выдержать и не сломаться, тем более что в это время он переживал и личную трагедию — тяжелую болезнь супруги.
Весьма позитивно была воспринята им речь Госсекретаря США Джеймса Бирнса, произнесенная в Штутгарте 6 сентября того же года. По благожелательному тону она резко отличалась от того, что немцы прежде привыкли слышать от союзников. Госсекретарь заявил, что главное желание США — помочь немецкому народу войти в «сообщество свободных наций земного шара». Примерно такой же характер носило заявление, которое сделал министр иностранных дел Великобритании Эрнст Бевин. Пожалуй, единственным диссонансом прозвучало решение французского правительства о фактической аннексии Саарской области.
Для Аденауэра вывод из этих событий был ясен: Германия скоро обретет более или менее независимый статус, и тем более важно, чтобы она подошла к этому рубежу уже сформировавшейся в духе его собственных представлений и образов. Другими словами, борьба и еще раз борьба, и не только с лидером СДПГ Шумахером и его партией, но и с теми политиками в собственной партии, которые хотели сдвинуть Германию «влево».
В апреле 1947 г. предстояли выборы в ландтаг земли Северный Рейн-Вестфалия, и обострение отношений между правыми и левыми в ХДС могло стоить партии многих голосов электората. Два человека — Иоганнес Альберс от левого профсоюзного крыла и Роберт Пфердменгес от правого, представлявшего банковские и промышленные круги, — принялись под руководством Аденауэра за выработку компромисса. В начале февраля 1947 г. результат их творчества был представлен на обсуждение руководства ХДС британской зоны. Оно состоялось в маленьком городке Ален в Вестфалии и закончилось единодушным одобрением представленного документа, который получил название «Аленская программа».
Это была программа весьма радикальных экономических и социальных преобразований. Важнейшие ее положения предусматривали перевод угольной промышленности в общественную собственность, введение антимонопольного законодательства и право рабочих на соучастие в управлении предприятиями. Аденауэр пошел на принятие этих положений с единственной целью — утихомирить левых в своей партии. Тем, кто его знал, было ясно, что, как только пройдут выборы, он сделает все, чтобы нейтрализовать Аленскую программу и ее радикальное содержание. Так оно и произошло.
Главный соперник Аденауэра в годы становления ФРГ Курт Шумахер обладал такой же, как и он, сильной волей и был таким же, как и он, антикоммунистом. Шумахер был антиподом Аденауэра не только как личность, но и как политик. Социалист сугубо марксистского толка, он в то же время являлся ярым антикоммунистом и националистом, приверженцем единой, сильной и централизованной Германии. Свои взгляды Шумахер имел обыкновение выражать почти в истерической манере, что позволило многим британским офицерам в частных беседах сравнивать его как оратора с Гитлером. С другой стороны, он был в достаточной степени реалист, чтобы понять, что главная массовая база СДПГ всегда была на востоке — на территории, которая вошла в советскую зону, и что раскол Германии чреват проигрышем для социал-демократического электората. Аденауэр, кстати, понимал это не хуже, но выводы оба соперника делали разные: Аденауэр был за создание Рейнско-Вестфальского государства, ориентированного на Запад, Шумахер — против.
