— Много лет назад, — ответил он. — Много-много лет назад. Это часть Кетувима, писания, которое должны прочесть все молодые евреи. А что?
— Это пророк, да? Он предсказывал будущее?
— Вот те на! — воскликнул лекарь, сев на скамейку и теребя худыми пальцами раздвоенную бороду. — Вы, христиане, утверждаете, что пророки предсказывали будущее, но на самом деле они не делали ничего подобного. Они просто предостерегали Израиль. Они говорили нам, что если мы не исправимся, то нас постигнет смерть, разорение и ужас. Это были проповедники, Томас, просто проповедники, видит Бог, и они были правы насчет смерти, разорения и ужаса. Что касается Даниила… Он был странный, очень странный. Его голова была наполнена мечтами и видениями. Он был опьянен Богом.
— Но не кажется ли тебе, что Даниил предсказал происходящее сейчас?
Мордехай наморщил лоб.
— Если Бог пожелал от него этого, то да, но с чего бы Богу желать это? И я допускаю, Томас, что Даниил мог предсказать происходящее теперь здесь, во Франции, но какой интерес это могло представлять для Бога Израиля? Кетувим полон фантазий, видений и таинств, и вы, христиане, видите в нем больше, чем когда-либо видели мы. Но стоит ли принимать какое-то решение только потому, что когда-то давным-давно Даниил наелся тухлых устриц и перед ним возникли яркие видения? Нет, нет и нет. — Он встал и поднял к свету бутыль с мочой. — Верь тому, что перед твоими глазами, Томас, тому, что пахнет, что ты можешь слышать и ощущать на вкус, что можешь увидеть и потрогать. Прочее опасно.
Томас взглянул на мессира Гийома. Он полюбил этого француза, чья загрубевшая в боях внешность скрывала доброе сердце, и знал, что влюблен в его дочь, однако у него был более важный долг, долг верности.
— Я не могу сражаться против Англии, — сказал он, — как и вы не можете поднять копье против короля Филиппа.
Мессир Гийом только пожал плечами.
— Тогда сражайся против Вексиев.
Но Томас не мог чуять, слышать и ощущать на вкус Вексиев, он не мог видеть их и потрогать. Он не верил, что южный король пошлет свою дочь на север. Не верил, что Святой Грааль укрыт в каких-то еретических крепостях. Он верил в силу тисового лука, натяжение пеньковой тетивы и мощь стрелы с белым оперением, поражающей врагов короля. Думать о темных владыках и еретиках было все равно что заигрывать с безумными видениями, терзавшими его отца.
— Если найду человека, убившего моего отца, — уклонился он от предложения мессира Гийома, — я убью его.
— Но будешь ли ты искать его?
— Где же мне его искать? Где вам его искать? — спросил Томас и сам же ответил: — Если Вексии действительно еще существуют, если они в самом деле хотят уничтожить Францию, то с чего бы они начали? Пошли бы в английское войско. И я буду искать их там.
Такой ответ был отговоркой, но он отчасти убедил мессира Гийома, который ворчливо признал, что Вексии в самом деле могли присоединить свои силы к Эдуарду Английскому.
В ту ночь путники нашли пристанище в руинах сожженной фермы. Они собрались вокруг небольшого костра и поджарили подстреленного Томасом кабана. Латники относились к чужаку настороженно. Он был одним из ненавистных английских лучников, чьи стрелы пробивали даже латы. Не будь он другом мессира Гийома, они бы отрезали ему указательный и средний пальцы в отместку за все те неприятности, которые стрелы с белым оперением доставляли французским всадникам, а так приходилось относиться к нему со сдержанным любопытством.
После ужина мессир Гийом сделал знак Элеоноре и Томасу, чтобы они отошли с ним. Его оруженосец был начеку, и мессир Гийом отвел их подальше, на берег ручья, где со странной торжественностью взглянул на Томаса.
— Значит, ты покидаешь нас, — сказал он, — и будешь сражаться за Эдуарда Английского.
— Да.
— Но если увидишь моего врага, что будешь делать?
— Убью его, — сказал Томас.
Стоявшая чуть в стороне Элеонора внимательно смотрела и слушала.
— Он будет не один, — предостерег мессир Гийом, — но ты клянешься мне, что он и твой враг?
— Клянусь, — сказал Томас, удивленный, что нужно задавать такой вопрос.
Мессир Гийом протянул ему правую руку.
— Ты слышал про братство по оружию?
Томас кивнул. Титулованные рыцари часто заключали такие договоры, давая клятву помогать друг другу в бою и делиться добычей.
— Тогда я клянусь тебе в братстве по оружию, — сказал мессир Гийом, — даже если мы будем сражаться на разных сторонах.
— И я клянусь в том же, — неловко произнес Томас.
Мессир Гийом отпустил его руку.
— Что ж, — обратился он к Элеоноре, — я обезопасил себя от одного проклятого лучника. — Потом помолчал, не отрывая глаз от девушки, и вдруг сказал: — Я снова женюсь и снова заведу детей, и они будут моими наследниками. Ты понимаешь, о чем я, верно?
Стоявшая с опущенной головой Элеонора быстро взглянула на отца и опять потупилась. И ничего не сказала.
— А если у меня милостью Божьей будут еще дети, — проговорил мессир Гийом, — что останется тебе, Элеонора?
Она чуть заметно пожала плечами, словно говоря, что этот вопрос не представляет для нее большого интереса.
— Я никогда ничего у вас не просила.
— А чего бы хотела попросить?
Девушка посмотрела на рябь на воде и немного погодя ответила:
— То, что вы и так мне давали. Доброту.
— И больше ничего?
Она помолчала.
— Я бы хотела называть вас отцом.
Мессиру Гийому как будто стало неловко от такого ответа. Он посмотрел на север.
— Вы оба незаконнорожденные, — проговорил он после небольшой паузы, — и я завидую этому.
— Завидуете? — спросил Томас.
— Семья — она как берега у реки. Берега не дают реке менять русло. А незаконнорожденные прокладывают собственный путь. Они ничего не ждут и могут двигаться, куда хотят. — Мессир Гийом нахмурился и бросил в воду камешек. — Я всегда думал, Элеонора, что выдам тебя за кого-нибудь из своих латников. Твоей руки просил у меня Бенуа, и Фосса тоже. Тебе пора замуж. Сколько тебе лет? Пятнадцать?
— Пятнадцать, — кивнула девушка.
— Ты зачахнешь так, девочка, если и дальше будешь ждать, — угрюмо проговорил мессир Гийом. — Так кого же ты выберешь? Бенуа? Или Фосса? — Он помолчал. — Или предпочитаешь Томаса?
Элеонора ничего не сказала, и Томас тоже молчал в смущении.
— Хочешь ее? — грубо спросил его мессир Гийом.
— Да.
— А ты, Элеонора?
Она посмотрела на Томаса, потом снова взглянула на ручей и просто ответила:
— Да.
— Конь, кольчуга, меч и деньги — приданое моей незаконнорожденной дочери, — сказал Томасу мессир Гийом. — Береги ее, иначе снова станешь моим врагом.
