class="p1">Уилмот поднялся из-за органа и добавил свои более сдержанные поздравления.
– Это будет первая церемония в этой церкви, – сказал доктор. – Мы хотим пожениться без промедления.
– Нет, – возразил Филипп. – Первыми будут крестины моего сына.
– А мы не можем его покрестить, – добавила Аделина, – пока из Ирландии не приедут мои родители.
Доктор Рамзи свирепо посмотрел на Уайтоков.
– Вы хотите сказать, что моя свадьба должна быть отложена, чтобы дать возможность покрестить вашего ребенка?
– Мне очень жаль, – подтвердил Филипп. – Боюсь, именно так.
– Значит, вы считаете, что вы владеете этой церковью? – воскликнул доктор, покраснев еще больше.
– Ну, не совсем так…
– Полагаю, что мы с Лидией можем обвенчаться где-нибудь в другом месте, – сказал доктор. – Церковь есть и в Стэде.
– Не стоит обижаться, – заметил Филипп.
– Я не обижаюсь. Я просто поражен, что мне предлагают отложить свадебную церемонию из-за крещения младенца.
Аделина скрестила руки на груди и повернулась к доктору лицом.
– Я бы решила, – заметила она, – что если вы привели ребенка в этот мир, то вы, наверное, должны проявить к нему хоть немного внимания.
Доктору Рамзи нечего было на это ответить. А Аделина продолжила:
– И, насколько я знаю Лидию Базби, ей нужно время для подготовки, а вовсе не бежать к алтарю, будто в этом есть срочная необходимость.
И Рамзи снова не нашелся с ответом.
И когда они стояли, уставившись друг на друга, то и не подозревали, что ее нерожденный сын женится на его нерожденной дочери и они станут родителями будущего хозяина Джалны.
Неловкую ситуацию разрядил выход Конвея, Шолто и Мэри из ризницы. Шолто сразу же поднялся на кафедру и с ханжеским выражением лица произнес нараспев:
– В начале сотворил Бог Кортов.
– Сойди оттуда, молодой негодник, – сказал Филипп. Но Шолто продолжал:
– И увидел Бог, что Корты хороши. Затем сотворил Уайтоков. И сын Уайтоков посмотрел на дочь Кортов и понял, что хоть она и некрасива, но здорова, и взял ее в жены.
При этих словах из ризницы вышел и мистер Пинк. Он подошел к Шолто сзади и, приподняв за шиворот, опустил с кафедры на пол.
– Твое счастье, мой мальчик, что церковь еще не освящена, – сказал он. – Но теперь я должен сурово осудить тебя за то, что ты глумишься над Священным Писанием.
– Мистер Пинк, вам стоило прийти раньше и послушать, как мы с Филиппом поем гимн! – воскликнула Аделина, стараясь отвлечь внимание от проступка брата.
Уилмот, пришедший ей на помощь, добавил:
– У органа отличный звук, сэр. Хотите послушать, как я на нем играю?
В ризнице стал громко пилить один плотник, в притворе застучал молотком другой. Мир был восстановлен.
XXIII. Различные события
Родители Аделины приехали через три недели. Они как раз успели к церемонии освящения новой церкви. После службы епископ переночевал в Джалне. Был устроен грандиозный званый ужин, и соседи пребывали в радостном возбуждении. Все сошлись во мнении, что церковь красива, епископ приветлив, а мистер Корт и миссис Гонория Корт – самые воспитанные, добродушные и приятные люди, каких только можно себе представить.
Похвалы заслужил и брат Аделины Эдмонд Корт, сопровождавший родителей без предупреждения. Похоже, у них и не было времени о нем написать, потому что леди Гонория решила взять его с собой в последний момент. Если Конвей, совсем не такой привлекательный, подцепил вполне обеспеченную канадскую девицу, леди Гонория не видела причин, почему бы Эдмонду не найти жену получше. Он был полной противоположностью братьям, уже находившимся в Джалне: смуглый и красивый, похожий на Аделину. Эдмонд был очень любезен по отношению к Филиппу, но тот не мог отделаться от ощущения, что шесть родственников жены в доме одновременно – это слишком много.
Через несколько дней после приезда Ренни Корт слег в постель с приступом люмбаго. Он так громко жаловался и так убежденно считал, что ему пришел конец, словно был первым в мире страдальцем от этой болезни. Однако, когда приступ его оставил, он вполне исцелился. Он спустился по лестнице, поддерживаемый с одной стороны леди Гонорией, а с другой – Аделиной, и они медленно прошли по холлу до столовой. Ренни всем телом опирался на них, время от времени стеная от боли. Остальная семья, изобразив на лицах сочувствие, отправилась следом. Но как только он уселся за стол перед тарелкой с жареной перепелкой на тосте и бокалом отличного кларета, он снова стал самим собой. Он снова радовался всему. Если раньше он отзывался о Канаде пренебрежительно, то сейчас взял свои слова обратно. Джална была чудом достижений. Когда Ренни достаточно оправился, чтобы осмотреть поместье вместе с Филиппом, то захлебнулся в похвалах заведенному в хозяйстве порядку. Он ничего так не любил, как правильный порядок; Филипп был вынужден признать, что все предложения, сделанные тестем, оказались превосходными.
Что касается леди Гонории, этот визит оказался для нее сплошным счастьем. Видеть, как славно устроилась дочь, которую она опасалась встретить в дикой глуши, было радостью. Удовольствие доставляло ей и воссоединение с младшими сыновьями, несмотря на то, что прежде они принесли ей немало волнений. Счастьем стали для нее и внуки. Гасси была такой умной, такой женственной, что бабушка считала ее приятной собеседницей. Конечно, она с характером, но у кого из Кортов нет характера? Гасси и Николас часто заслуживали взбучки. Но какие они были милые! А Эрнест был прелестный мальчик. Казалось, он знал, что будет центром внимания на следующем званом вечере.
С приобретением нового зуба, этого чуда зуболечения, сама леди Гонория, казалось, помолодела. Она скорее походила на сестру Аделины, чем на ее мать. В бодрящую октябрьскую погоду, когда деревья пылали багрецом и золотом, она осматривала цветочный бордюр и будущий огород. Козочка, на шею которой она некогда повесила колокольчик, казалось, ее помнила, поскольку за леди Гонорией следовала повсюду. Что до церкви, то леди Гонория никогда не уставала ее украшать. Перед отъездом она вышила напрестольную пелену с рисунком из лилий и красивую епитрахиль для мистера Пинка. В Джалне она из собственных скудных средств заказала темно-красную большую подушку и четыре подушечки для коленопреклонения для скамьи Уайтоков. Иногда они с Августой вместе ходили в церковь и радостно по ней гуляли. Гасси стала такой умницей, что ей во всем можно было доверять. Когда девочка выросла и даже когда состарилась, то прекрасно помнила дружеское общение с бабушкой и ее чудесную улыбку.
Джална была полна жизненных сил, и Эдмонд Корт внес в это немалый вклад. У него оказался талант вызывать бодрость в других. Он
