Рыдания юноши стали тише.
— Там внизу так страшно… страшнее быть не может.
— Ты что-то сказал, парень, — напомнила Рейчел. — Что-то о королевском советнике. О Саймоне. Повтори, что ты сказал.
Юноша широко раскрыл полные слез глаза.
— Прейратс убил его. Саймона и Моргенса. Он, пришел туда с солдатами. Моргенс сражался с ним, но покои его сгорели дотла, вместе с доктором и Саймоном.
— А откуда ты это знаешь? — сказала она с некоторой резкостью. — Тебе-то откуда это может быть известно?
— Прейратс сам это сказал! Он навещает Инча. Иногда он просто хвастает, как, например, убийством Моргенса. Иногда он помогает Инчу… мучить людей, — Джеремии было трудно говорить. — Иногда… иногда поп… забирает людей с собой. Они не в-в-возвращаются. — Он задыхался. — И там… там еще другое происходит, там, внизу. Другое… Ужасное. О Господи, пожалуйста, не отсылайте меня назад! — Он обеими руками схватил руку Рейчел. — Прошу вас, спрячьте меня!
Рейчел пыталась скрыть, как она потрясена. Она сознательно отгоняла от себя все мысли о Саймоне и эти новые откровения до тех пор, пока не сможет обдумать их в уединении. Но несмотря на умение владеть собой, Рейчел почувствовала, как по ней пробегает волна ненависти, такой, какой она в жизни своей не испытывала.
— Мы им тебя не отдадим, — сказала она. Ее уверенный тон не допускал никаких противоречий, и было ясно, что любому, рискнувшему пойти против ее воли, придется плохо. — Мы… мы… — Она на миг растерянно остановилась: что они смогут сделать? Они не могут надолго спрятать юношу здесь, в комнатах для прислуги, раз он удрал из королевской кузницы под Хейхолтом.
— Что там было еще? — спросила Джил. Ее карие кошачьи глаза смотрели недоуменно.
— Помолчи-ка! — сказала Рейчел резко, но Джеремия уже начал отвечать.
— Я н-не знаю, — промолвил он. — Там есть… тени, которые двигаются. Просто тени, без людей. И вещи — вдруг есть и вдруг их нет. И голоса… — Его передернуло, а глаза его устремились в темноту в углу комнаты. — Голоса, которые плачут и поют и… и… — Глаза его снова наполнились слезами.
— Хватит, — сказала Рейчел строго, недовольная собой за то, что позволила юноше говорить так много. Ее подопечные обменивались взглядами, встревоженные, как испуганные овцы.
Элисия! — подумала она. Мне не хватает, чтобы этими рассказами отпугнули от замка последних моих девиц.
— Слишком много слов, — сказала она вслух. — Парню надо отдохнуть. Он так умаялся и намучился, что уже заговаривается. Пусть поспит.
Джеремия слабо покачал головой:
— Нет, я говорю правду, — сказал он. — Не отдавайте меня им!
— Не отдадим, — сказала Рейчел. — Если нам не удастся тебя спрятать, мы подумаем, как тебя спровадить из Хейхолта. Сможешь отправиться к своим, где бы они ни были. Мы тебя убережем от этого одноглазого дьявола Инча.
— ..И Прейратса, — полусонно пробормотал Джеремия, которым снова овладевала дремота. — Он… разговаривает… с голосами…
Через мгновение юноша уже спал. Страх, казалось, уже не так сильно искажал его изможденное лицо. Рейчел смотрела на него и чувствовала, как сердце ее в груди превращается в камень этот чертов поп Прейратс! Этот убийца! Какую еще чуму он хочет навлечь на их дом, какой еще нечистью наполнить ее любимый Хейхолт?
А что он сотворил с ее Саймоном?
Она обернулась, чтобы строго взглянуть на своих испуганных подопечных.
— Теперь вам лучше поспать, сколько удастся, — проворчала она. — Немножко волнения совсем не означает, что с восходом солнца полы не нужно будет мыть.
Когда они забрались в постели, она задула свечу и легла, чтобы домыслить свои нерадостные мысли. А ветер снаружи искал пути, чтобы пробраться внутрь.
Утреннее солнце поднялось над серым одеялом облаков. Оно пролило рассеянный свет на колышущиеся луга Верхних Тритингов, но не смогло поднять сырость с безграничных просторов прерий и вересковых зарослей. Деорнот промок до пояса и устал от ходьбы.
Тритинги не остановились, чтобы перекусить, а просто на ходу пожевали сушеного мяса и фруктов из седельных сумок. Пленникам никакой еды не предложили, им был разрешен краткий отдых в середине утреннего пути, во время которого Деорнот и Джошуа тихо расспросили остальных о Воршеве. Никто не видел, как она ушла, хотя Джулой сказала, что разбудила Воршеву при первых звуках подъезжающего патруля.
— Она родилась в этих местах, — напомнила колдунья принцу. — Я бы о ней не слишком беспокоилась. — Однако ее собственное лицо при этом носило все признаки тревоги.
Хотвиг и его команда подняли отряд Джошуа после слишком короткого отдыха, и поход возобновился. С северо-запада подул ветер, сначала легко, а потом сильнее, так что ленточки на седлах тритингов трепыхались, как вымпелы на турнире, а высокие травы сгибались почти до земли. Пленники тащились вперед, дрожа в своей промокшей одежде.
Вскоре они увидели признаки жилья: маленькие стада, пасущиеся на холмах под наблюдением верховых. Когда солнце поднялось ближе к зениту, стада, мимо которых они проходили, стали многочисленнее и встречались чаще. Наконец, путники последовали за извивами одного из притоков Имстрека через огромное скопище животных. Огромное стадо, казалось, простирается от горизонта до горизонта и состоит в основном из обычных коров. Но они обнаружили, что в нем также встречаются лохматые бизоны и быки с длинными витыми рогами, которые поднимали головы, чтобы бросить затуманенный взгляд на проходящих мимо пленников, и продолжали солидно жевать.
— Заметно, что народ здесь не придерживается рекомендаций Джулой насчет потребления овощей, — заметил Деорнот. — Здесь на копытах мяса хватит на весь Светлый Ард. — Он с надеждой взглянул на своего принца, но улыбка Джошуа была усталой.
— Много больного скота, — заметила Гутрун. Во время частого отсутствия мужа она твердой рукой правила хозяйством Элвритсхолла и по праву считала себя знатоком домашних животных. — Посмотрите, для такого стада здесь и телят мало.
Один из наездников, прислушивавшихся к разговору, презрительно фыркнул, показывая отношение к мнению пленников. Другой всадник, однако, кивнул и сказал:
— Плохой год. Многие коровы гибнут при отеле. Другие едят, но жира не набирают. — Борода тритинга затрепыхалась на ветру. — Плохой год, — повторил он.
Тут и там посреди огромного стада стояли повозки, окруженные заборами из наскоро вбитых кольев. Деревянные повозки с огромными высокими колесами сильно отличались друг от друга. Некоторые были высотой в два-три человеческих роста — прямо дома на колесах, с деревянными крышами и окнами со ставнями, — другие выглядели как кровати, поставленные на колеса, а над ними высилось нечто вроде шатра из ткани, трепетавшей и хлопавшей на сильном ветру. Дети играли за оградами или бегали среди двигающегося дружелюбного скота. В некоторых загонах паслись лошади, и не просто тяжеловозы или упряжные кони, но стройные, с буйными гривами, легкие и сильные на ногу, что было видно издалека.
— Ах, Боже, было бы у нас хоть несколько таких, — сказал с тоской Деорнот. — Но нам нечего предложить в обмен, а я так устал плестись пешком.
Джошуа взглянул на него с оттенком горького юмора:
— Нам повезет, если мы уйдем отсюда живыми, Деорнот, а ты надеешься обзавестись боевыми конями. Я бы лучше согласился на твой оптимизм, чем на их коней.
По мере того как пленники и их надсмотрщики продолжали путь к югу, отдаленные повозочные лагери стали гроздьями соединяться, как грибы после обильного дождя. Группы всадников въезжали и выезжали из этих поселений. Сопровождавшие пленников перекликались с некоторыми из них. Вскоре повозки стали располагаться так близко друг к другу, что пленники, казалось, идут через город без дорог.
Наконец, они достигли большого форта, ограда которого была украшена узорами из блестящего металла и полированного дерева. Все эти украшения гремели на ветру. Большинство всадников откололось от отряда, но Хотвиг и шесть-семь других провели группу Джошуа через двухстворчатые ворота. Внутри форта было несколько отдельных загородок. В одной из них располагались десятка два хороших лошадей, в другой — полдюжины толстых лоснящихся телок. В отдаленной загородке стоял огромный жеребец, в его косматую гриву были вплетены красные и золотые ленты. Эта громадина не двинулась и не подняла опущенной головы, когда они шли мимо: жеребец чувствовал себя монархом, который привык, чтобы на него глазели, но не привык разглядывать других. Люди, сопровождавшие Джошуа и его отряд, почтительно подняли руки к глазам, когда подошли ближе.
— Это талисман их клана, — заметила Джулой, ни к кому в частности не обращаясь.
В конце ограждения возвышалась огромная повозка на широких колесах с толстыми спицами. Знамя с изображением коня развевалось над крышей. Перед ней стояли двое: крупный мужчина и девушка. Девушка заплетала длинную бороду мужчины в две толстых косицы, спускавшиеся ему на грудь. Несмотря на возраст, — а он казался человеком, прожившим не менее шестидесяти лет, — его черные волосы лишь слегка тронула седина, а фигура его выглядела сильной и мускулистой. В руках, унизанных кольцами и браслетами, он держал чашу.
