Провожая Фролова к взятому напрокат у начальника базы роскошному элекару, он услышал от Бориса Аркадьевича: «Думаю, все будет в порядке». – «И я так думаю. Я своих родителей знаю…» Фролов посмотрел на него, забросил подаренное отцом чучело ондатры на заднее сиденье, сел за руль. Низ подставки чучела украшала ядовито-зеленая надпись: «Знатоку пушной фауны на память». «Это что!.. – проговорил Фролов. – В аналогичных обстоятельствах навязали мне как-то в подарок роботронный буфет-самоход. Куда ни выйду – этот проклятый ящик за мной своим ходом… Решил я его утопить. Столкнул в Ангару – уплыл он. А потом случился у нас пикник на реке, по течению ниже. Вошел я в тайгу сухостоину для костра завалить, и вдруг откуда ни возьмись мой „утопленник“! Ступоходы мхом обросли, ящик – поганками. „Привет, – говорю, – кикимора болотная!“ Он голос узнал, обрадовался да как припустит за мной, гремя посудой… Так что я из-за вашего брата в переплеты и посерьезнее сегодняшнего попадал. Я не в претензии, была бы польза. Ну… до встречи в Иркутске?» – «До встречи!» – «Салют, курсант!» – «Салют, Борис Аркадьевич!»
Да, своих родителей он знал и на расширенном семейно-родственном совете не очень-то волновался. Дядя Степан, брат отца, инженер-генетик, недоумевал: «Ничего не понимаю. В нашем роду, насколько я могу припомнить, авиаторов не было!..» Тетя Аня, жена дяди Степана и сестра матери, специалист по бытовой роботронике, все понимала, кроме одного: «Мне одно неясно: кто позволяет руководству Иркутского вуза эксплуатировать потенциалы детской романтики?» Мать безмолвствовала. Ей, школьной учительнице, все было ясно с самого начала: сын покидает родительский дом… «Не наступайте вы ему на ноги! – кипятилась Ольга. – Пусть идет своей дорогой. Свернуть заставите – он возненавидит здесь все и вся, попомните мое слово. Из любви к авиации он же меня, сестру родную, можно сказать, чуть замуж не выдал за курносого Потапова!» – «Прекрасная была бы партия, – сказал дядя Степан, но тут же съежился под Ольгиным взглядом. – Ну ладно, Оленька, ладно. Ты у нас человек взрослый, самостоятельный». – «А ты, Андрей, – спросил отец, – тоже мнишь себя самостоятельным, взрослым?» – «Нет еще…» – «И сочтешь себя обязанным подчиниться решению семейного совета?» – «Да. Но я не буду обязан считать неправильное решение правильным». – «Где логика?» – «Отец, ты мне рассказывал, что наши предки – тобольские казаки. Помнишь?» – «Да. Ну и что?» – «А то, что казаки с детства учились верховой езде, с малых лет хорошо владели оружием, парусом, веслами». – «Теперь иные времена. Парни твоего возраста прежде всего должны овладевать знаниями». – «Овладевать знаниями меня приглашают в летно-инженерный вуз». – «Не рано ли?..» – «Овладевать знаниями?» – «Я имею в виду: не рано ли ты выбрал профессию?» – «Вспомни свое детство, о котором ты мне рассказывал». – «Ну, знаешь… детская возня с животными – это совсем не то, чем я сейчас занимаюсь как профессионал. А ведь ты – в свои-то четырнадцать лет! – уже пилотируешь турболеты!» – «Отец, а кто тебе говорил, что будущая моя профессия – пилотировать турболеты?» – «Н-не понял…» – «Я буду пилотировать космические корабли!»
Этот день запомнился ему на всю жизнь. «Слышала, Таня, ответ сына?» – спросил отец. «Ответ не мальчика, но мужа…» – сказала мама и вдруг заплакала. Все оцепенели. Раньше никто не видел ее плачущей. Он бросился к ней, обнял, но не мог произнести ни слова – перехватило горло. «Ничего, Андрюшенька, это я так… – Мама улыбнулась сквозь слезы. – Очень внезапно ты повзрослел. Мы с отцом не успели к этому подготовиться, извини…» – «А не слишком ли, Таня? – Отец поднял бровь. – Мы, давшие ему жизнь, должны перед ним извиняться?..» – «Должны. И за себя, и за всех дающих жизнь, которые судят о жизни как о предмете. А она ведь явление, Вася!» Отец так и замер – с поднятой бровью. Мама выпрямилась, машинально поправила белую шаль на плече. «Муж мой любезный… В нашем скворечнике вырос орленок. Мы не поняли этого и предлагаем ему ловить мошек вокруг зверофермы. А он уже в небе». – «Выходит, Танечка, мы и предлагать ему теперь ничего не смеем?» – «Орлы мух не ловят, Вася!»
Как издревле повелось на Руси, благословили родители доброго молодца на дела богатырские. Провожали его так, словно не в Иркутск ему предстояла дорога, а куда-то за тридевять земель. А потом он настолько часто бывал дома (каникулы, праздники, отпуска), что родителям уже не приходило в голову жаловаться на свою родительскую судьбу. Иногда они наведывались к нему в Иркутск. Наведывался и Олег Потапов, но каждый раз бывший стажер с огорчением узнавал, что у Олега и Ольги все по-старому. Три года у них ничего не менялось, и наконец Олег не выдержал – подался на Камчатку пилотом в отряд вулканологов. И вдруг – точно обухом по голове – сообщение: Олег погиб. Он не поверил. Невозможно было в это поверить. Он обратился в деканат, получил трехдневный отпуск, вылетел в Петропавловск-Камчатский. Навел справки. В вестибюле госпиталя увидел Ольгу и по ее лицу догадался: Олега хоть и вырвали из лап клинической смерти, но дела плохи. «Оля, как он?» – «Плохо, Андрюша. Самое страшное позади, но… сильнейший токсикоз, ожоги. Лицо, глаза…» – «Как случилось?» – «Он и еще один, вулканолог… не успели взлететь. Накрыло их неожиданным выбросом из какой-то боковой трещины – раскаленные газы…» Увидеть Олега ни ему, ни Ольге не разрешили. «Вот подготовим его к свиданию – тогда пожалуйста, – сказал главный врач. – Зрение восстановим, лицо сделаем красивее прежнего. Весь будет как новенький. А теперь – по домам, молодые люди, по домам. Единственный способ помочь ему – не мешать». Он вернулся в Иркутск. А Ольга осталась. Насовсем.
Она и Олег пригласили его на свадьбу весной. Самое напряженное время учебы… Он не мог прилететь – отпуск ему не дали. А когда он, поздравляя молодую пару по видеотектору, увидел лицо Олега крупным планом – сделал над собой усилие, чтобы не выдать смятения чувств, и втайне был рад, что с отпуском ничего не вышло. Нет, лицо Олега не было уродливым – медикологи постарались. Но это был другой человек. Даже голос… Дикция изменилась. Только жестами «новый» Потапов напоминал прежнего. «Вот ведь, курсант, натура людская, – сетовал Олег, когда они наконец встретились. – Всю жизнь мечтал иметь такой профиль. А заимел, глянул в зеркало – на медикологов кидаться стал: „Сдирайте все напрочь! Лепите мне мою родную курносую физиономию!“ Ну, они, конечно, Ольгу на помощь. Она меня увидела – как заплачет! „Не надо, – говорит, – Олежек, ничего менять. Я тебя и таким… красавчиком всю жизнь любить буду. Сына тебе подарю. Курносенького!“ Вижу я, что ей здорово не по себе, и наотрез от ее любви отказываюсь, недоумок. Дошел до того, что руки хотел на себя наложить. А Оля – ни шагу назад, стоит на своем. Благодаря ей смирился я со своим новым фасадом, привыкаю». Слушая Олега, он думал, как мало, оказывается, знает сестру. Великое чудо – русская женщина…
* * *Три коротких гудка. Андрей поднял глаза на часовое табло: девять утра корабельного времени, смена орбитальных вахт.
– Тринадцать-девять. Пилотажную рубку. Без обратной видеосвязи.
Бокал в руке вспыхнул радугой искр – перед столом возникло яркое стереоизображение двух пилотов-стажеров. Тяжелая экипировка (золотистые панцири противоперегрузочных костюмов и шлемы) делала парней похожими на крабов, угнездившихся в малахитовом футляре ложемента-спарки. У обоих позы и выражения лиц одинаковые, в глазах любопытство, рты приоткрыты. Андрей усмехнулся – Титан произвел на молодежь сильное впечатление. По лицам, шлемам и панцирям ползли багровые отсветы. Да, красочный лик Титана способен потрясти кого угодно. Тем более на сфероэкране как бы распахнутой в пространство пилотажной рубки.
– Вахта, связь.
Глаза вахтенных метнулись по сторонам в поиске изображения говорящего. Ложемент-спарка блеснул наклонными цилиндрами амортизаторов, моментально совершил на поворотном круге полный оборот для обзора. Секундное замешательство. Привыкшая к видеосвязи молодежь чуточку растерялась.
– Пилотажная рубка «Байкала», вахта радиус-хода…
– На вахте?
Узнали голос – и едва ли не хором:
– Первый пилот-стажер курсант Алексей Медведев!
– Второй пилот-стажер курсант Олег Казаков!
Постарался придать голосу твердость и строгость:
– Первому доложить параметры орбитального хода.
Было видно, как стажеры ищут на сфероэкране и обшаривают глазами подвижные строчки цифро-буквенных формуляров полетной экспресс-информации. Медведев докладывал громко, с удовольствием и в основном грамотно.
– Хорошо, – похвалил Андрей. – Но много. Скажем, радиационная обстановка на витке – забота не наша, предоставим это координаторам. Казаков, скорость сокращения дистанции между «Байкалом» и орбитальной базой?
