Кто-то помог, предотвратил, не позволил Тайре уйти — дай Бог ему счастья и сил….
Дальше ошарашенный Стив смотрел, но не видел; чувствовал, но пребывал в не понятном для него самого оцепенении. Бродящая без направления девушка-тень — его захлестывали ее отчаяние и боль — ей больше не нужно есть, спать, говорить. Человек ли она или уже нет? Кто, зачем? Почему год?
Он находился в шоке.
Год в Коридоре — это долго?
А она училась, познавала, не сдавалась. Искала, наблюдала, думала, исследовала. Первая попытка понять, что есть пришедшая во сне Карта и как с ней работать? Первый встреченный ею дух, оказанная ему помощь, принятая в ответ благодарность. Ни дней, ни ночей — лишь туман и сон на земле. А потом поднятый с земли камень — как она радовалась! И он захлебывался восторгом вместе с ней — прорыв, это же прорыв!
И вновь дом Кима — уже ненастоящий: книги, поющая трава, пустое кресло и оранжевый, заливающий комнату свет, постоянное одиночество, блуждание и возвращение. Шуршащие под пальцами страницы, тихие голоса из камина, спокойный сон. Она дома, по крайней мере, в его подобии — нет, в Коридоре, но все же среди знакомых стен, и выход есть, есть — записка! Он видел ее своими глазами:
«Путник… встреча… судьба… Ищи его, Тайра… Твой Учитель».
И она искала. Искала. И нашла.
История закончилась.
Тайра — настоящая, живая, не иллюзорная — стояла посреди призрачной комнаты Кимайрана, а та медленно таяла, превращалась в привычный туман, уходила, а вместе с ней таяла спящая на досках, прижавшаяся щекой к обложке черноволосая девушка. Неслышно складывал в коробку прокрученные ленты Коридор-киномеханик, закрывал занавес, гасил один за другим невидимые фонари кинозала.
— Вот так. — Произнес тихий голос, и Стив не сразу понял, что на этот раз он звучит не в его голове — больше нет, — а снаружи.
Тайра опустилась на песок, поджала под себя ноги, посмотрела в сторону и тяжело, протяжно вздохнула.
Стив не стал ничего говорить — подошел к ней, сел на землю рядом, притянул к себе и принялся ласково гладить черные спутанные волосы. Прижал теснее, когда женское тело вздрогнуло и раздался тихий и потерянный всхлип, крепко обнял и принялся покачиваться.
— Видишь? Ничего не получилось. Даже помереть — и то не получилось…
— И хвала Создателю, что так.
— Ничего не получилось… Ни Кима спасти, ни Коридора избежать, ни выбраться из него. А я ведь столько читала…
— Т-с-с…
Он укачивал ее, словно ребенка из прошлого, — ту самую маленькую девочку, что силой отняли у родителей, — а все потому, что мир другой, законы другие, чуждые ему так же, как вделанные в хребет крылья. Может, и хорошо, что сам он не помнит своего прошлого? Может, там тоже вот так, страшно? Перед глазами все еще стояли улицы жаркого Руура, палящее солнце и почему-то разрисованный квадратами пол открытой тюрьмы-загона. Ужас… Что же это за ужас?
— Ты не плачь. У тебя много получилось на самом деле. Не сдаться получилось, выжить, дальше двигаться, искать выход…
— Но не нашла ведь.
— Еще пока нет, но найдешь. Найдем. Ты теперь не одна.
Сказал и понял, что не соврал. Их теперь двое, действительно двое. Что-то изменил в его душе ее рассказ, что-то перевернул. Заставил дрогнуть стабильные пласты, размягчил их, сдобрил чужими чувствами, и теперь Стив, осознанно или нет, желал подарить все накопившееся в его душе тепло другому человеку — Тайре, которую знал всего-ничего — второй день.
— А все книги там остались… Я читаю, но взять с собой не могу, как не могу и выйти. Ким — ты же видел теперь — он хороший был, очень хороший!
— Да, и мудрый.
Лагерфельд подивился чувству, что на короткий момент накрыло его с головой: жаль, что у него самого не было такого вот Кима — наставника, учителя, второго по-своему отца… Но был Дрейк, и он многое сделал, многому помог и поспособствовал. Как редко он, оказывается, ценил его по достоинству …
— Я тебя поэтому веду, понимаешь?
— Понимаю.
Еще чуть-чуть, и он вновь прослезится сам. Нет, Стив никогда не отличался жесткостью характера, а тут и вовсе размяк. Похоже, окончательно и бесповоротно. Как теперь выпустить ее из рук — девчонку, которая не успела пожить, а лишь просуществовала столько лет во мраке и без радости? Она мечтала о столь малом: о траве, о цветке на подоконнике, о тишине, в которой можно читать и не бояться, что тебя оторвут криком «Где мой обед, сутра?! Ты еще не прибралась?» Да он сам бы нашел путь в Архан, чтобы придушить Раджа, если бы тот благополучно к этому моменту не скончался — вот нашел бы, слово чести и обещание воина, а такому не просто можно верить — нужно. И не смотрите, что тихий, не смотрите, что доктор…
— Я понял, Тайра. Я все увидел, и мне нужно подумать. Спасибо, что рассказала все, — это важно.
Легкое, почти невесомое тело на его руках притихло — прохладная кожа, пыльная изодранная вместо одежды тряпка, объемная шевелюра и яркие, горящие, как драгоценные камни, глаза. Не девушка — котенок. А уж какие способности… Куда ему? Со своей нейрофизиологией.
— Ты не судишь меня?
— За что?
— За слабость.
— Я не видел слабости, я видел силу.
— Обманываешь. — Она попыталась отстраниться, но он не позволил.
— Не обманываю, Тайра. Я никогда никого не обманываю. И тебя не буду.
Она какое-то время смотрела на него — прощупывала, пыталась понять, не скрывает ли истинных чувств — других, недобрых? — затем опустила голову, вновь притихла, доверчиво прижалась щекой к его куртке и зажмурилась.
* * *
— Мистерия — это место, где можно получить ответ. Ответ на любой вопрос, понимаешь? — Он говорил горячо, убежденно, чтобы она поверила — шанс есть. — Мы дойдем туда вместе, и ты спросишь, как вернуть душу.
— Но Коридор меня не пустит. Ты же видел, он не пускает…
— Ты еще не пробовала. А пока не попробуешь, не загадывай.
С того самого момента, как поведала свою историю, Тайра перестала щетиниться, скрываться, злиться и стала самой собой — напуганной, робковатой, но с проснувшейся в глазах надеждой. Нет, не с окрепшей еще верой, что все можно исправить, но хотя бы крохотной искоркой, ожиданием возможного чуда.
— И ты тоже идешь туда, чтобы задать вопрос? Какой?
Стив поболтал в руке фляжку с водой, поместил ее в сетчатый карман рюкзака и вздохнул.
— Я иду, чтобы спросить о том, как можно остановить разрушения в том мире, который я оставил за спиной. Мой мир рушится.
— Целый мир?
— Да, прямо, как в кино.
— Как где?
Ах, да… В ее мире нет кино, не изобрели. Он пояснил.
