Экбаллиум! экбаллиум! От и до, от банка до бардака, я же вам обещал, от банка до бардака, с дубовой банкетки или из-за махонького секретера, или с мраморной доски мраморного надгробья, надгробья Эрвелино, от банка до бардака, возвещаю вам, кто же кудахчет от банка до банкета, от банкета до бардака? Ах, в банке под завязку банкнот! Что на блюдечке, что на плато. В ломбарде национальная собственность. В борделях или универмагах — женщины со своими дочерьми, на банкетках, нарумяненные по всем канонам, с пробой на лепиздочках и сердечках, потом, перед присяжными, отдувающиеся за коррупцию магистратов, советников, маршалов, адмиралов и мясников.
* * *
Набросанный сыростью и грибами на одной из стен дворика высокий силуэт косматого человека с тремя руками, в зависимости от дневного света то очень явственный, то затушеванный, вынуждал меня к обходным маневрам и разнообразным уловкам. Я всегда, стараясь не смотреть прямо на него, обстреливал его первым — влажной землей, сухим голубиным пометом, козявками, всем, что ни попадется под руку, — и оскорблял его, как только мог. Если же он был невидим, я пользовался этим, чтобы выскоблить раствор, поцарапать кирпичи, расширить трещины там, где он, сплошь изъеденный паразитами, появлялся, развертывая на костях своих свою кожу.
Не было ли подобного типа во дворе и у остальных?
Вне досягаемости чудовища, восседая на маленьком стульчаке, я царил в закутке общей комнаты столько времени, сколько мне хотелось. Мне хотелось, чтобы это время было бесконечным, мне под стать, целиком в моем распоряжении.
Мой старший брат работал по заказу на радио, чей зеленый огонек поблескивал в полутьме. Кто-кто шевелился в полутьме? Неужели все тот же дворовый призрак, шлепающий вялыми ногами по балатуму[59]?
В буфете стояла зеленая коробка моего отца (живого в нас) с мылом, бритвой, помазком, одеколоном. В определенные часы мы вдыхали ее квинтэссенцию.
Я покидал стульчак по доброй воле и оставлял свою царственность в пластмассе ночного горшка. Не знаю, что осталось от этого стульчака сегодня. Мы отколупывали от него щепу и лучину, стремясь разжиться шильцами и крохотными стрелами. Он мало-помалу исчез, фрагмент за фрагментом, как стол, как синий блейзер, потом зеленый. Дни были коротки, а дел уйма.
Раздвинув гармошкой чрево рукодельного столика, можно было обрести сокровище.
Звезда первой величины
Есть все основания полагать, что со смертью легендарного Жерома Лендона (2001) не закончится эпоха Les Éditions de Minuit, замечательного издательства, равного которому не отыщется не только во Франции, но и, наверное, по всему миру. На счету этого флагмана интеллектуальной литературы два нобелевских лауреата, становление «нового романа», определившие эпоху философские бестселлеры («Анти-Эдип» и «Грамматология», «Состояние постмодерна» и «Распря»), поразительный по сю пору бестселлер («Любовник» Маргерит Дюрас), Гонкуровская премия отвергнутого всеми дебютанта (Жан Руо)…
Не роняет честь издательства и более молодое поколение «авторов Minuit». Такие замечательные прозаики, как Жан Эшноз, Жан-Филипп Туссен, Жан Руо и Эрик Шевийяр, безусловно входящие в число самых интересных и оригинальных писателей последних десятилетий прошлого века, достаточно хорошо известны и российскому читателю. Однако рядом с ними работают и другие молодые и не менее интересные мастера, тексты которых, собственно, и собраны в настоящей книге (ну да мы еще вернемся к принципам ее составления).
К феномену Les Éditions de Minuit можно подходить двумя совершенно разными, противоположными, казалось бы, способами. Видеть в нем либо полуслучайно сложившееся идеальное издательство, которое, не возникни оно, следовало бы выдумать, либо точку кристаллизации, естественно и неотвратимо родившуюся в перенасыщенном новыми тенденциями литературном бульоне. И обе точки зрения, конечно же, совершенно справедливы. Первая находит свой язык в дискурсе историческом, вторая — в, если угодно, философском, но, пожалуй, неоспоримо, что точку пересечения двум этим линиям обеспечил «человеческий», чисто человеческий фактор — личность бессменного главного редактора — «генерального президента-директора издательства, „Минюи“» — Жерома Лендона.
Итак, знакомая триада: история, смысл и способная свести их воедино личность.
Историческая справка. Подпольное издательство «Минюи» (Les Éditions de Minuit — Полночное или Полуночное издательство) было основано в 1942 году в Париже публиковавшимся у «Галлимара» писателем Пьером де Лескюром и художником-иллюстратором Жаном Брюллером; тогда же родилась и знаменитая эмблема, пятиконечная звезда с буквой М, гордо пронесенная издательством на своих скромных обложках через все эти годы. В условиях оккупации первая же книга «Минюи», «Молчание моря», избравшего себе псевдоним Веркор Брюллера, выпущенная 20 февраля 1942 года тиражом около четырехсот экземпляров, стала настоящим событием и привлекла к сотрудничеству с новым издательством многих известных литераторов; среди оказывавших помощь в подборе рукописей следует упомянуть, в частности, Жана Полана и Поля Элюара. К концу войны издательство опубликовало двадцать пять книг; среди их авторов, подчас скрываясь под псевдонимами, были Арагон, Мориак, Элюар, Маритен, Жид. Вопреки ожиданиям основателей «Минюи», после освобождения маститые авторы вернулись к своим довоенным издателям, не слишком доброжелательно настроенным к новым конкурентам, и судьба «Минюи» в непростых экономических условиях оказалась под вопросом. После ссоры между основателями, уже весной 45-го из издательства уходит де Лескюр. Из-за беспощадной позиции признанного глашатая Сопротивления Веркора в отношении «литературного коллаборационизма» издательство вскоре оказывается в изоляции, что вкупе с рядом убыточных изданий усугубляет его непростое положение. При том, что здесь публикуется ряд значительных авторов (в основном с подачи Жоржа Ламбриша, неброского писателя и в будущем влиятельного редактора, в послужной список которого входят издательства «Грассе» и «Галлимар» и знаменитый журнал «Нувель ревю франсез»); в 1947 году это, среди прочих, Жорж Батан, Артур Миллер и Дилан Томас, в 48-м — Пьер Клоссовски и Карл Ясперс), тиражи книг остаются невысокими: как хорошо известно, неоспоримые назавтра классики отнюдь не обеспечивают сегодня высоких продаж.
В 1948 году, вслед за чередой убыточных начинаний, Веркор оставляет издательство. Заручившись финансовой поддержкой своей семьи, руководство берет на себя двадцатитрехлетний Жером Лендон, участник Сопротивления, на протяжении полутора лет возглавлявший до этого в «Минюи» производственный отдел. Тесно сотрудничая поначалу (вплоть до 1954 года) с Ламбришем, в свою очередь близким к «серому кардиналу» «Галлимара» Полану, он публикует целый ряд «рискованных» книг, которые «Галлимар» издать не дерзнул; среди них «Лотреамон и Сад» и «Вечная канитель» Бланшо, «Сегодня вечером, Роберта» Клоссовского, «Проклятая доля» и «Аббат С» Батая. Публикуется и направленный против литературных чисток памфлет самого Полана «Письмо директорам Сопротивления». Но эти приветствуемые критикой книги не выправляют финансового положения издательства, а их авторы остаются на контракте в «Галлимаре».
Все меняется с появлением Сэмюэля Беккета. После череды отказов, с несгибаемым упорством собираемых по парижским издательствам Сюзанной Беккет, именно юный Лендон приходит в восторг от двух первых романов знаменитой беккетовской трилогии и — символическая деталь — практически одновременно с переездом издательства на новое место, в живописный (говорят, здесь раньше был бордель) старый дом на улице Бернар-Палисси в Сен-Жермен-де-Пре (где «Минюи» пребывает и поныне), на свой страх и риск издает в 1951 году «Моллоя», а вслед за ним и «Малон умирает». Встреча писателя с издателем оказалась решающей для обоих: великий ирландец наконец обрел надежного и чуткого издателя[60], а тот, благодаря первому настоящему «автору „Минюи“», не только познал подлинный успех (выпавший чуть позже на долю «В ожидании Годо»), но и, что главное, нащупал вектор развития своего издательства. В стороне от ориентированных на «широкие читательские круги» торгово-издательских конгломератов наподобие несравненного «Галлимара» возникает «полюс новизны», независимое издательство, готовое публиковать не укладывающиеся в прокрустовы рамки общепринятого тексты, руководствуясь своей интуицией и невзирая на личность автора — будь то дебютант вроде Роб-Грийе или Бютора или такой давно «засвеченный», но, казалось бы, неудачливый, слишком сложный автор, как Клод Симон.
Особую роль в ряду получивших от «Минюи», сиречь Лендона, шанс на успех писателей сыграет дебютант, замеченный по статье, посвященной «В ожидании Годо» (пошла цепная реакция!), молодой инженер-агроном Ален Роб-Грийе, чей первый роман «Резинки» выходит в 1953 году. Дело даже не в том, что за свою следующую книгу, «Соглядатай», он уже через два года получит достаточно престижную Премию критиков и в том же году сменит Ламбриша на посту литературного консультанта издательства. Если эти книги и принесли своему автору определенную — далеко не однозначную — известность, то главным образом он прославился благодаря многочисленным и достаточно амбициозным и провокативным выступлениям в прессе в качестве глашатая новой литературной школы, решающий вклад в «раскрутку» которой внес ее откровенный недоброжелатель, литературный обозреватель «Монд» Эмиль Анрио, окрестивший ее в мае 1957 года в своей рецензии на опусы Роб-Грийе и Саррот «новым романом».
