пожал плечами. Он не хотел тратить время на разговоры, он хотел смотреть, впитывать в себя это зрелище. Другое человечество! И притом технологически развитое. Это было невероятно. Как было бы здорово обменяться знаниями с их физиками, биологами…
Биологами.
Да, вот что ему нужно! Робота касались уже несколько глексенов. Наверняка какие-то клетки их кожи отслоились и остались на корпусе робота; наверняка из них можно выделить ДНК. Это будет доказательство, которое арбитр Сард не сможет проигнорировать! Глексенская ДНК: она докажет, что всё происходящее на экране – реальность. Но…
Не было никаких гарантий, что портал останется открытым надолго или откроется в следующий раз. Но по крайней мере, его оправдают, а Даб и Келон избегнут увечья.
– Вытягивай робота назад, – сказал Адекор.
Дерн посмотрел на него.
– Что? Почему?
– На нем, вероятно, осталась глексенская ДНК. Мы не должны её потерять, если портал вдруг закроется.
Дерн кивнул. Адекор смотрел, как он идёт через комнату, подбирает с пола оптический кабель и осторожно тянет за него. Адекор повернулся к квадратному монитору. Ближайший к роботу глексен – с коричневым цветом кожи, вероятно, мужчина – изменился в лице от неожиданности, когда робот дёрнулся вверх.
Дерн потянул ещё. Коричневый глексен теперь оглядывался через плечо, видимо, на кого-то у себя за спиной. Он что-то крикнул, потом кивнул, услышав ответный крик. После этого он ухватился за нижнюю часть шасси робота, болтающегося теперь над полом на высоте человеческого роста.
Ещё один мужчина-глексен вбежал в поле зрения камеры. Этот был ниже ростом и с более светлой кожей – почти такой же светлой, как у Адекора, хотя глаза были… странные – тёмные и полускрытые под веками необычной формы.
Коричневый глексен посмотрел на новоприбывшего. Тот энергично мотал головой – но не коричневому. Нет, он смотрел прямо в объектив камеры робота и делал быстрые движения обеими руками, вытянув их вперёд ладонями вниз и размахивая ими перед собой вверх-вниз. И всё время кричал, повторяя снова и снова один и тот же слог – «Стой! Стой! Стой!»
Конечно, подумал Адекор, им тоже нужно материальное доказательство того, что они видели; разумеется, они не хотели терять робота. Он повернул голову и крикнул Дерну:
– Тяни сильнее!
* * *
Мэри всё-таки нагнала Понтера на дальнем краю здания, за помещениями, где шахтёры переодевались в рабочую одежду. Понтер стоял на краю пандуса, ведущего к входу в подъёмник. Клеть могла находиться где угодно, даже на самом глубоком уровне в 7400 футах под землёй. Понтер, похоже, уговорил оператора вызвать клеть прямо сейчас, но ей потребуется несколько минут, чтобы добраться до поверхности.
Ни у Понтера, ни у Мэри не было здесь никаких полномочий, а плакаты с правилами безопасности были развешаны повсюду: уровень производственного травматизма на «Инко» был рекордно низким. На Понтере уже были надеты бахилы и каска. Мэри отошла в сторону и тоже облачилась в бахилы и каску, взяв их с обширного стеллажа у стены. Потом вернулась к пандусу и встала рядом с Понтером, который притоптывал ногой от нетерпения.
Наконец клеть прибыла, дверь открылась. Внутри никого не было. Понтер и Мэри вошли, оператор пять раз прожужжал зуммером – знак того, что клеть пойдёт без остановок, и она рывком пришла в движение.
На пути вниз не было никакого способа связаться с пультовой Нейтринной обсерватории, да и вообще с кем угодно, кроме оператора подъёмника, которому можно было сигналить, нажимая кнопку зуммера. Во время их безумной поездки от университета Мэри едва сказала Понтеру пару слов – частично из-за того, что нужно было сосредоточиться на управлении машиной, частично из-за того, что сердце у неё колотилось едва ли не чаще, чем поршни двигателя.
Но сейчас…
Сейчас, пока подъёмник опускается на милю с четвертью под землю, им ничего не нужно было делать. Понтер, вероятно, кинется бежать, как только клеть остановится на отметке 6800 футов, и она не могла его в этом винить. Если он будет дожидаться её, то на пути в три четверти мили до каверны нейтринного детектора он потеряет несколько драгоценных минут.
Мэри смотрела, как мимо пролетает уровень за уровнем. В принципе, это было завораживающее зрелище, которого она никогда раньше не видела, но…
Но это был её последний шанс поговорить с Понтером. С одной стороны, спуск под землю, казалось, отнимал непозволительно много времени. С другой – часов, дней, может быть, даже лет могло не хватить ей, чтобы высказать все, что она хотела сказать.
Она не знала, как начать, но знала, что никогда не простит себе, если не скажет ему сейчас, не даст ему понять. Он не собирался исчезнуть в доисторических временах; он отправится вбок, а не назад. Завтра будет завтра и для него, а десятая годовщина их первой встречи наступит одновременно на обеих Землях – хотя он скорее отметил бы сотый месяц или что-то вроде того. И Мэри была уверена, что он будет вспоминать и беспокоиться, чувствовать грусть, пытаясь собрать свои эмоции и её, пытаясь понять, что произошло и, не менее важно, что не смогло произойти между ними.
– Понтер, – сказал она. Она сказала это тихо, а подъёмник лязгал громко. Возможно, он не услышал. Он смотрел на дверь клети, бездумно следя за убегающей вверх скальной стеной.
– Понтер, – сказала Мэри погромче.
Он повернулся к ней; его бровь взлетела вверх. Мэри улыбнулась. Когда она увидела это впервые, то опешила от неожиданности… теперь уже привыкла. Различий между ними оказалось существенно меньше, чем сходств…
Тем не менее всё это время меж ними зияла пропасть – не из-за того, что они принадлежали к разным видам, и скорее просто из-за того, что он – мужчина. И даже более того. Не просто мужчина, а квинтессенция мужественности: мускулистый, как Арнольд Шварценеггер, волосатый, бородатый, невероятно сильный, грубый и неуклюжий одновременно.
– Понтер, – сказала она в третий раз. – Я… я хочу тебе кое-что сказать. – Она замолкла. Часть её кричала, что лучше не облекать это в слова, бросить, оставить, как множество других вещей, так и не сказанных, не озвученных. И конечно, оставался шанс, что, когда они доберутся до детекторной камеры – а до неё всё ещё далеко, ещё несколько минут спускаться, а потом идти пешком, – портал, магическим образом открывшийся между мирами, уже снова будет закрыт, и она снова будет видеть Понтера каждый день, но уже открыв перед ним свою душу, ту эфемерную сущность, которая, как она верила, есть у них обоих и в отсутствии которой у кого бы
