— А что является целью их деятельности?
— Власть. Необязательно явная. Она может быть и опосредованной. История знает случаи, когда им удавалось достичь своих целей в отдельных местах. И всегда это оборачивалось чудовищной резней. Члены Ордена не останавливались перед массовыми убийствами и уничтожением всех, кто представлял или мог представлять угрозу их планам. Нет ни одного преступления, на которое не пошел бы любой из них для достижения поставленной цели.
— Допустим, брат Иан. Как умно сказал один из известных мне полководцев, — обвожу глазами собравшихся, — для любой войны нужны только три вещи: деньги, деньги и деньги. Откуда берут деньги Молчащие братья? Где и как они вербуют своих сторонников? Где их обучают? Где и каким образом варят свои зелья?
— Увы, — разводит руками монах, — ни на один из этих вопросов у меня нет сейчас ответа. Считалось, что последние Молчащие братья были уничтожены более ста лет назад одним из Серых рыцарей. Ему тогда удалось собрать армию, окружить замок, в котором скрылись последние представители этого Ордена, и взять его штурмом. Все захваченные в замке люди были им казнены. Собственноручно.
— Это сколько ж голов он срубил?
— Около двухсот.
— Ничего себе! — качаю я головой. — У него крыша после этого не съехала? Или там одни головорезы были, и совесть его после не мучила?
— Нет. Там были и женщины. Слуги и служанки. Солдаты, оборонявшие замок. Была также и семья хозяина замка. Серый рыцарь не пощадил никого. Что сталось с ним после, никто из нас не знает. Ночью он ушел из лагеря, и больше никто его не встречал. Но сейчас, оглядываясь назад, я не могу бросить в него камень. Благодаря его страшному поступку мы получили сто лет спокойствия. И я не могу его осудить.
Некоторое время все молчат. Я тоже не нахожу слов. Впервые одна из возможных сторон моей деятельности предстала передо мной таким жутким образом. В душе я, пожалуй, понимал мотивы, которые двигали моим предшественником. У него не было никакого другого способа полностью искоренить эту страшную заразу. Смог бы я, окажись вдруг на его месте, совершить что-то подобное? Ответа у меня не было. Именно сейчас я вдруг ощутил жуткую глубину той пропасти, которая пролегла между мною и любым из присутствующих. Встань перед кем-либо из них столь сложная задача, всегда есть возможность если и не спихнуть ее на другого, то хотя бы посоветоваться. И, в крайнем случае, разделить ответственность. Советоваться, в принципе, мог и я. А вот делить ответственность было не с кем.
— Да, брат Иан… умеете вы настроение поднимать…
— Увы, милорд, такова суровая правда, — разводит руками монах.
— Ну, будем надеяться, что хоть здесь обойдется без массовых казней. Замок — наш, и из противников тут присутствуют всего двое, которые где-то спрятались. Еще двое уже лежат на леднике, один сбежал. Больше никого подозрительного здесь нет. Во всяком случае — мы не нашли.
— Вместе поищем, милорд. И не только здесь.
— Кстати, — вновь берет слово хитропоп, — что у вас тут за интересная находка?
Мы с Лексли переглядываемся. Гонец, отправленный к епископу, в тайной комнате не был и должен был передать лишь то, что нами обнаружены некие предметы и вещи непонятного назначения. Для их изучения мы просили прислать самых опытных специалистов из епархии отца Варшани. Даже прочти перехваченное послание кто-либо посторонний, это мало что ему бы дало.
— Это надо видеть своими глазами, святой отец, — встаю из-за стола. — Вы готовы?
— Да, — пожимает он плечами. — Можем идти прямо сейчас.
— У вас есть с собой что-нибудь подобное? — выкладываю на стол перчатки, подаренные мне Мирной.
Третий из монахов, доселе сидевший молча, осторожно берет их со стола, осматривает и кивает:
— У нас есть такие вещи.
— Потрудитесь взять их с собой…
Приглашаю всю группу на выход и, пропуская монахов вперед, придерживаю за локоток барона.
— Лэн, — смотрю я ему в глаза, — то, куда мы сейчас отправляемся, может быть причиной серьезного потрясения.
Он молча глядит на меня.
— Барон, не подумайте, что я сомневаюсь в вашей храбрости… просто… это нечто большее, чем…
Чем что? Как найти слова, чтобы не обидеть этого, симпатичного мне, дядьку?
— … чем просто смерть…
— Милорд, — тихо и очень серьезно говорит мне он, — дав мне право стать первым около вас, вы не оставили мне выбора.
— Сейчас можно выбрать, Лэн. Поверь, это не будет трусостью! Просто… не каждый человек сможет остаться человеком после увиденного там.
— Сандр, — берет он меня за руку, — я не молод и видел многое… И кое-что предпочел бы забыть навсегда. Но бог рассудил иначе — память моя тверда, как и раньше. Никто из нас не должен колебаться на своем пути, сколь труден и опасен бы он ни был. Ты сам это видел?
— Да.
— И не сошел с ума?
— Нет. Если и я поддамся такой слабости… то кто, кроме нас, спасет этот мир?
Барон кивает. Поднимает со стола свой шлем и надевает его.
— Милорд, прошу разрешения сопровождать вас.
— Прошу вас, барон, быть моим спутником.
Проходя мимо тумбочки, прихватываю с нее пару фляг с настойкой. Есть у меня ощущение, что лишними они сегодня не будут.
Выходим во двор. Научные монахи уже успели покопаться в своем багаже и теперь готовы следовать за нами.
Глава 18
Путь до мастерской Мирны не занял много времени. Вот и входная дверь. Около нее пост — десяток солдат. Проходим дальше. Вот и тайная дверь в стене, здесь помимо солдат присутствуют два Кота.
Подойдя к двери, командую: «Коты — со мной, прочим — обеспечить охрану двери. Сюда входить только в случае крайней необходимости, да и то, если на нас будет совершено нападение».
— Как мы об этом узнаем, милорд? — совершенно спокойно спрашивает меня седоусый десятник, командовавший здесь баронскими солдатами.
Разумный вопрос. Это уже я, лопух безмозглый, сразу не сообразил. Поворачиваюсь к Лексли.
Увидев в моих глазах невысказанный вопрос, он кивает.
— Сейчас подойдут еще трое Котов. Они пройдут с нами дальше вглубь, оставаясь стоять так, чтобы видеть и слышать друг друга. В случае необходимости один из них успеет выбежать назад и вызвать подкрепление.
Теперь все готово, и мы можем двигаться дальше.
Входим в коридор. Он не слишком узок, и идти тут можно достаточно свободно. Где-то наверху неведомые строители пробили в толще камня узкие шахты. Надо полагать, в них установлены зеркала или что-то наподобие этого, ибо через неравные промежутки коридор освещен. Не слишком хорошо, но пока можно идти, не пользуясь фонарями или факелами.
Коридор идет вниз, слегка заворачивая направо. По мере того как мы спускаемся, шахт-осветителей становится меньше, и вскоре мы выходим на небольшую площадку. На полках здесь стоят фонари и лежат связки факелов. Может быть, я и параноик, но после возвращения снизу каждый фонарь в свое время прощупал Рунным клинком — опасался отравы. Трудно, что ли, добавить какой-нибудь гадости в масло?
Киваю всем сопровождающим на полки.
— Прошу! Внизу не так уж и много света, так что выбирайте, кому и что больше подойдет.
Один из монахов-спецназеров достает откуда-то огниво и помогает зажечь фонари. Предусмотрительный товарищ, я вот как-то лопухнулся на эту тему!
Еще поворот, и вот перед нами дверь. Сейчас она закрыта.
Оборачиваюсь и оглядываю всех своих сопровождающих.
— Прошу быть предельно внимательными! Надеть перчатки тем, у кого они есть. Голыми руками ничего не трогать и вообще — быть максимально осторожными! Мы почти ничего не знаем о том, что здесь находится, и были тут всего один раз. Хозяева этого места могли оставить тут всякие неприятные сюрпризы для незваных гостей.
Отец Варшани кивает. Он уже в достаточной степени заинтригован, и на его лице явственно видно желание поскорее открыть эту дверь.
— Все готовы? Тогда — пошли.
Толкаю массивную дверь, и она неожиданно легко открывается.
Сразу за порогом начинается большое помещение. Откуда-то сверху падает рассеянный свет, освещая его, но дальние углы все-таки скрываются в темноте. Но даже и того, что можно рассмотреть, оказывается вполне достаточно, чтобы шокировать моих спутников.
Окружая невысокий постамент в центре помещения, по кругу равномерно расставлены столбы. И почти на каждом из них висит человек… Здесь преимущественно дети, начиная с десяти-двенадцатилетнего возраста, и молодые девушки. Мужчин мало, в первый наш визит сюда мы насчитали всего человек десять. И это, как правило, зрелые, крепкие люди.