С дымящейся чашкой чая в одной руке и сигаретой в другой (да, я все еще курю!) я слежу, как программа Outlook загружает в мой компьютер новые электронные письма. На мой почтовый ящик пришло двадцать три сообщения. Я открываю сначала самые старые, постепенно приближаясь к последним. На большинство отвечаю сразу же. И не могу поверить своим глазам! После стольких недель молчания сегодня в четыре утра Макс прислал письмо. Мое сердце забилось, во рту сразу стало сухо, и я обожгла пальцы, когда тушила сигарету. Открываю письмо. Там только одна строчка:
Очень хотел бы, чтобы ты это прочла.
М-да, кроме этой строчки здесь и читать больше нечего. Я закрываю письмо и вижу, что следующее послание тоже от Макса. Он забыл присоединить файл. Обычно длинные письма я распечатываю, чтобы потом сесть и спокойно их прочитать. Но сейчас у меня нет сил терпеть. Пока принтер выплевывает распечатку, я уже начинаю читать.
– Привет, привет!
Вбегает сияющая Клаудия. Она подпрыгивает от радости и целует фотографию своего малыша. Сегодня утром, ни свет ни заря, она съездила к гинекологу и прошла ультразвуковое обследование.
– Не могу поверить, что в моем животе растет маленькое существо. Ведь почти ничего не видно! – Она приподнимает кофточку и демонстрирует плоский живот. – Юрген вне себя от счастья. Он долго смотрел на экран, ни за что не хотел уходить и сказал, что нам тоже нужно купить такой аппарат, чтобы мы могли, когда захотим, смотреть на ребеночка.
Я рассмеялась:
– Дороговато будет.
– Не знаю, но, по-моему, сейчас он узнает цены или смотрит, есть ли что-нибудь подходящее на Ebay. Короче, у нас дома будет собственный ультразвуковой бейби-телевизор.
– Ага, и ты весь вечер лежишь на спине, по животу размазан гель, и это только чтобы Юрген посмотрел на ребенка. Максимум через полчаса тебе надоест.
– Ой, я об этом и не подумала. Да, перспектива не очень-то!
В дверь гордо вплывает Андреа. Она в превосходном настроении.
– Что у вас за посиделки? – удивляется она. Клаудия показывает ей снимок и опять начинает танцевать от радости.
– Если не перестанешь скакать, твой ребенок или выпадет, либо превратится в кенгуру.
В кухне, где я готовлю эспрессо, слышны их смех и беззаботная болтовня. И вдруг наступает мертвая тишина.
– Зуза, – кричит Андреа, – это что такое? У нее в руках две страницы письма.
– Это от Макса. Я его не читала, кроме первых строчек, потому что прибежала Клаудия со своим снимком, а потом ты, и я о нем забыла.
Андреа с недоверием смотрит на меня и спрашивает:
– Можно мне почитать?
– Я думала, вы больше не общаетесь. – На кухню входит Клаудия.
– Так и было. До сегодняшнего дня.
– И что ты будешь делать? – спрашивает Андреа, помахивая письмом.
– Если б я знала… Может, мне вообще ничего не надо делать. Мне бы для начала сесть и спокойно прочитать, что там написано.
– Мы оставляем тебя в покое, пойдем погуляем немного. А позже встретимся в нашем ресторане, и ты все расскажешь, идет? – Андреа в нетерпении.
– Да, пожалуйста, – отвечаю я немного раздраженно. Через десять минут я остаюсь одна и беру письмо в руки.
И Я знаю, что расстаться, наверное, лучшее для нас и что наша любовь не может решить все проблемы. Что мы провели с тобой чудесные дни. Наши ночи я никогда не забуду, каждой нашей встрече я радовался как ненормальный, но сегодня я знаю и то, что мы должны, по не можем быть вместе.
Я делаю большой глоток воды, закуриваю и читаю дальше:
Я чувствую, как сильно тоскую по тебе, по той близости, которая была между нами. Мне так не хватает твоей страсти, твоего тепла, твоей нежности, твоего чувства юмора. И я замечаю, что люблю тебя больше, чем думал. Любовь к тебе не погасла и еще не догорела, но у меня есть и свои страхи, и свои опасения. Я пытался восстановить отношения с бывшей женой, но понял, что она меня больше не привлекает. По инициативе Оттильды из платонического наше общение стало половым. Но я не знаю, зачем мне это. Потому что все мои мысли – о тебе.
Ледяная рука сжала мой желудок, и вдруг подступила тошнота. Я прикуриваю еще одну сигарету, отчего становится только хуже. Это так похоже на то, что я переживаю столько недель подряд, – на злую, беспощадную, ужасную тоску. Но и на надежду, что не все еще потеряно…
Разве ты не понимаешь, что ты моя героиня, моя богиня… Мой север и юг, запад и восток… Ледяная вершина Эвереста и пышущая жара Сахары… Рыба в реке и птица в небесах… Ты была, есть и, наверное, всегда будешь: the one and only,[27] моей самой большой любовью. Хотя именно этого я боюсь как огня. Ко всем, кто будет после тебя, я буду несправедлив. Я буду любить их только наполовину, а любить наполовину – все равно что быть наполовину беременной, наполовину – все равно что ничего! Конечно, ты была не только солнцем, но и дождем. Не только летом, но и зимой, ураганом страсти и ночами сомнений. Ты была моим праведным гневом и слепой ревностью. Ты была женщиной, в которой мне хотелось спрятаться, укрыться, уснуть, стать с тобой единым целым. Да, ты была штормом в открытом море и домашним уютом вечером у камина. Ты была для меня всем. Всем и даже больше, но, похоже, ты этого так и не поняла!
Господи! Я откладываю письмо и радуюсь, что кроме меня здесь никого нет. Что мы оба за дураки! Я не могу изгнать его ни из головы, ни из сердца и тешу себя надеждой, что, если еще чуть-чуть потерпеть, рана затянется сама собой. Он трахает всех подряд, типично по-мужски, и пытается завязать как можно больше новых романов, только чтобы забыть обо мне и лишь бы не быть одному. Мне сейчас больше всего хочется схватить телефонную трубку, позвонить ему, услышать его голос и надеяться, что все снова станет хорошо. Но я этого не делаю! Проходят минуты, я снова берусь за письмо:
Меня бесила мысль, что в твоей жизни я на вторых ролях. И не было никаких – прямых или косвенных – подтверждений тому, что в конечном итоге ты выберешь именно меня. Скорее наоборот. Ты объяснила мне четко и ясно, что я не должен на тебя давить, иначе ты уйдешь. И в те редкие часы, когда ты была моей, я не хотел делить тебя с кем-то еще. Поэтому некоторые вещи произошли так, как произошли.
Это я понимаю. Но почему он ни разу этого не сказал? Разве не изменила бы я свое поведение? Или я такая эгоистка, что меня бы это не тронуло?
Другие женщины сделали меня мягче. Но с тобой вновь ожило прежнее, я стал вести себя так, как лучше бы не вел.
