— Нет! – воскликнула пленница. – Он не такой!
— Ты уверена?
— Да!
— Думаешь, он согласился бы приехать в Балгас, пообещай я тебя отдать?
— Не сомневаюсь!
— Вот и славно!
Мада встала. Рома мгновение смотрела недоуменно, затем вскочила и сжала кулаки.
— Ты!.. Только посмей! Я тебя убью!
Жрица сделала знак страже. Та подскочила и завернула пленнице руки за спину.
— Отстегайте ее плетьми! – велела Мада. – Она говорила дерзко с Великой Матерью. Но не перестарайтесь. Я пообещала, что она будет жить, и мое слово нерушимо. После наказания отведите ее к кожевникам, и пусть она скребет там шкуры. Свою миску похлебки и кость с мясом надо заслужить. Я не держу в Балгасе бездельников!
* * *
— Славное вино! – сказал Марцелла, ставя чашу. – Оно благоухает во рту и наполняет нутро теплом. Тело размягчается и тяжелеет, а на сердце становится радостно. Благодарю!
— Выпей еще! – предложила Октавия, берясь за кувшин.
— Нет! – покачала головой сенатор. – Еще одна чаша, и мне захочется спать. Ты ведь позвала меня не за этим?
Взгляд гостьи стал жестким, и верховный понтифик поразилась перемене, произошедшей с еще мгновение назад казавшейся благодушной гостьей. «С ней нельзя хитрить, – поняла жрица. – Будет только хуже».
— У меня к тебе разговор, достопочтенная.
— О чем?
— О будущем Ромы.
— С каких пор тебя это интересует? – усмехнулась Марцелла. – К чему тебе волноваться о будущем? Ты верховный понтифик, самая богатая женщина в Паксе. У тебя подвалы, полные золота, и сотни слуг, готовых выполнить любое твое желание. Чего тебе не хватает?
— Власти.
— Для чего? – насторожилась сенатор.
— Чтобы спасти наш мир. Мы вымираем. Год от года «фармацевта» привозят все меньше пришлых. Демидий и треспарт рождается недостаточно. И так будет, пока Рома правит нынешний принцепс.
— Почему?
— Флавия и ее хромая наставница желают, чтобы в Пакс ввозили только светлокожих мужчин. Но таких в мире людей найти трудно. В то время как есть тысячи других – смуглых и даже чернокожих. Однако они сильны и здоровы.
— Нолы не захотят их, – покачала головой Марцелла.
— Можно заставить! – раздула ноздри Октавия. – Подумай сама! Разве имеет значение цвет кожи воинов? Или это мешает им держать в руках меч? Получив этих мужчин, мы вырастим тысячи воинов, и сармы забудут дорогу к Рому. Мы раздавим их и втопчем в грязь.
— Не хочу иметь дочь с черной кожей! – фыркнула гостья.
— И не нужно, почтенная! – улыбнулась Октавия. – Лучшие люди Рома, к которым ты, несомненно, принадлежишь, будут по–прежнему выбирать. Для вас найдутся голубоглазые и светлокожие. Через пятнадцать–двадцать лет даже не придется заглядывать в записи храма, чтобы определить высокий род. Будет видно издалека.
— Хм! – сказала Марцелла. – Неплохо придумано. Чего ждешь от меня?
— Ты самая влиятельная в сенате, к тебе прислушиваются. Поговори с сенаторами.
— А дальше?
— Сместите Флавию.
Сенатор бросила на понтифика цепкий взгляд.
— Хочешь занять ее место?
— Да! – кивнула Октавия. – Понимаю, что ты, да и многие другие не отказались бы от этого кресла. Но главный над «фармацевта» будет разговаривать только со мной. Он сам там сказал. Поэтому просто сместив принцепса, вы ничего не добьетесь – все останется, как прежде.
— А что выиграю я? – сощурилась Марцелла. – Чем это мне выгодно? У меня есть земли и нолы, обрабатывающие их. Мои сундуки полны золота, а слуг в доме столько, что я не в состоянии запомнить их имена. Что ты можешь мне предложить?
— Мужчину, молодого, красивого и сильного. Или двух, если пожелаешь.
— Я в состоянии заплатить лупе! – пожала плечами Марцелла.
— Ты брала их?
Гостья кивнула.
— Осталась довольной?
Марцелла покачала головой.
— Не удивительно, – усмехнулась Октавия. – Лупы, принимая женщин, думают лишь о деньгах. Своей обязанностью они считают дать семя, остальное их не заботит. Было ли с ними приятно, или же нет, не их печаль. В то время как ласки мужчины способны вознести женщину на вершину блаженства.
— Это не более чем миф! – хмыкнула гостья.
Октавия хлопнула в ладоши. Дверь отворилась и в комнату вошла Касиния. Ее сопровождали двое молодых мужчин. По знаку понтифика они подошли ближе и сбросили с себя одежды.
— Посмотри на них! – сказала Октавия. – Как они молоды и красивы! Их фаллосы крепки, как железо, и они неутомимы в ласках. Хочешь испытать? Выбирай любого! Или сразу обоих.
— А как с этим? – гостья указала на бронзовый браслет ближнего мужчины.
— Они будут молчать. Я – тоже. Кто смеет бросить обвинение достопочтенной сенатору?
— Хорошо! – согласилась Марцелла.
— Позволь, госпожа!
Один из мужчин приблизился к гостье, и ловко стащил с нее паллу, а затем – и тунику. Склонившись, он стал лизать соски полных грудей. Другой тем временем, раздвинув сенатору ноги, и запустил руку в промежность. Марцелла прерывисто задышала и стала постанывать.
— Я оставлю вас, – сказала Октавия и вышла. Вслед за ней из комнаты выскочила Касиния.
— Не подведут? – спросила жрица, когда они оказались за дверью.
— Не сомневайся, Великая! – склонилась та. – В своем мире, с их слов, они снимались в «порно». Так у них называется представление, в котором мужчина публично ласкает женщину. Они сказали, что могут довести до любовного экстаза любую.
— Это всего лишь слова! – отмахнулась Октавия.
— Я проверила! – ощерилась помощница. – Они не врут.
Жрица бросила на нее пристальный взгляд. «Если им удалось это с Касинией…» – подумала она, как тут из-за дверей донесся страстный вопль. Он повторился, затем еще и еще… Не приходилось сомневаться: так может кричать только обезумевшая от страсти женщина.
— Я же говорила! – ухмыльнулась помощница.
— Что они попросили? – спросила Октавия.
— По два золотых.
— Всего-то? – удивилась жрица.
— И еще позволения время от времени совокупляться со жрицами – по их выбору. Они сказали, что им этого очень хочется.
— Пусть! – согласилась Октавия. – Но только так, чтобы другие мужчины не знали.
Касиния склонила голову. Тем временем вопль за дверью стал непрерывным и внезапно оборвался. Жрица с помощницей замерли. Отворилась дверь, и в коридор, на ходу поправляя туники, выскользнули мужчины. Поравнявшись с Октавией, они поклонились.
— Проводи! – велела жрица Касинии и отправилась в комнату. Гостью она застала уже одетой, правда, небрежно. Марцелла возлежала на лектусе и потягивала из чаши вино. Октавия молча устроилась напротив.
— Ты не солгала, – хрипло сказала сенатор, ставя на стол чашу. – Ты отдашь мне этих двоих, если стаешь принцепсом?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
