— Давненько я здесь не был, — сказал он многозначительно. — Знаешь это место, сынок?
Дикарь помотал головой, хотя начал кое о чем догадываться.
— Неразговорчивый ты парень. Совсем как мой старый друг Валет…
Телохранители переглянулись. Один из них красноречиво почесал себя подмышкой, где висела кобура. От старого маразматика можно было ожидать чего угодно.
— Кстати, ты не вспомнил, где взял пистолетики? — продолжал тот. — А я вот пытаюсь понять, кто же мог их украсть. Ну ничего, придем на место — вспомнишь. Это я тебе обещаю… Что стоите?! Ломайте дверь, дармоеды!
Забитая досками задняя дверь поддалась после двух сильных ударов.
Чтобы вкатить инвалидное кресло, ее пришлось выломать полностью. К тому времени снаружи уже стемнело, а внутри дома не было видно собственных рук.
— Толку от вас, придурки… — бормотал старик, щелкая зажигалкой и доставая откуда-то из-под полы свечу размером с палку колбасы. В первые годы своего правления ему казалось, что вымещать злость на подчиненных не очень-то умно, однако затем он убедился: хорошего отношения люди не понимают и не ценят. А ближе к старости ему вообще стало все равно.
Из-под колес с писком брызнули мыши. Старик засмеялся и поднял свечу повыше. Оранжевый свет упал на дырявый потолок. Потревоженные голуби подняли базар. В углах и норах поблескивали мышиные глазки. Пахло гнильем и запущенным птичником.
Внутри дом еще сильнее пострадал от времени и непогоды. Пол вспучился, стены, подвергавшиеся многолетним атакам дождя и талой воды, покрылись трещинами, штукатурка осыпалась. Полуразвалившаяся мебель загромождала проход. Катить кресло со стариком оказалось совсем не просто. Телохранителям пришлось заниматься этим вдвоем, а кое-где переносить его через завалы. Дикарь помогал им или делал вид, что помогал, выбирая удобный момент, чтобы схватить чужую пушку. Но те двое были настороже; случай не представился, и, может быть, это к лучшему. А вскоре дикаря так захватила «экскурсия», что он уже и не помышлял о заварушке.
Обер-прокурор притормозил возле окна, выходившего на площадь. Отсюда открывался прекрасный вид на ночной город. Он сливался с чернотой неба, а огни были лишь немного ярче звезд. От противоположной стороны площади начиналась прямая улица, по которой некогда притопали Каратель и его напарник, чтобы покончить с Гришкиной шайкой.
— Вот здесь он и лежал, когда я вошел, — нарушил молчание старик. — Очень гордый. Очень мертвый. Ему казалось, что он самый лучший. Наверное, очень удивился, когда получил пулю в глаз. Хотя вряд ли. Не успел… Думаешь, ты стрелок? — Он внезапно взбесился, нацелившись пальцем в Джокера. — Ты щенок, мать твою! Сколько человек ты убил? Ни одного? Сосунок. Все вы сосунки! Вот в наше время…
Дикарь слушал его с кривой ухмылочкой. Теперь он просто ждал. Он понял, о ком шла речь. Если ему и не хватало ума, то с интуицией все было в порядке.
Но его тоже охватывало нездоровое возбуждение. Он оказался совсем близко от разгадки настолько важной тайны, что это перечеркивало случившиеся с ним неприятности и заставляло пренебречь даже угрозой смерти.
61. БУНКЕР
Обер-прокурора буквально распирало от воспоминаний. Он вспоминал, как никто долго не решался войти в дом Начальника, а вот он, священник, вошел первым — потому что доверял своему напарнику. Знал, что тот не подведет. И тот не подвел…
Потом трупы вынесли из дома и положили на площади ровными рядами. Для опознания. Правда, среди них не хватало одного — самого главного. О том, куда он подевался, знали только священник и ведьма. Может быть, догадывался вездесущий Чарлик… (И сейчас обер-прокурор в который уже раз подивился предусмотрительности старушки. Неужели та сумела заглянуть в будущее на много лет вперед?)
А спустя еще час была предпринята попытка выкурить из церкви судью Чреватого. Тут вышла промашка. Судья оказался крепким орешком, но и церкви в старину строили крепко. Поэтому большая часть здания уцелела после взрыва. От судьи и пятерых прихожан не осталось ничего такого, что можно было хотя бы соскрести совочком.
Народ, охваченный эйфорией освобождения, не придал этому особого значения. Вскоре отстроили новую деревянную церковь, а священник в течение последующих трех десятков лет пользовался непререкаемым авторитетом. Потом очевидцы его подвигов и успехов начали потихоньку вымирать; подрастало племя молодое, незнакомое…
Вот дерьмо! Почему ничего нельзя удержать? Ручонки слабеют, мозги разжижаются, и власть ускользает, как угорь… если вдруг не случается очередного катаклизма. Надо уметь воспользоваться ситуацией! Обер-прокурору казалось, что он умеет.
Он еще раз поздравил себя с верным ходом. Джокер появился как нельзя кстати. Вместе они зададут перцу соплеменникам! Повеселятся напоследок. А там можно и подыхать. Не забыть бы только выстроить себе мавзолей. Чтобы помнили, сукины дети…
Обер-прокурор очнулся и осознал, что начал дремать, убаюкиваемый собственными мыслями — приятными или не очень. Место и время для этого он выбрал самые неподходящие. Телохранители, по-видимому, уже решали, что с ним делать дальше — везти обратно или дать проспаться. Дикарь терпеливо ждал. Свеча сгорела на одну треть.
По правде говоря, обер-прокурор плохо ориентировался внутри полуразвалившегося дома, но не подавал виду. Все было обставлено как прогулка с назидательной целью. Минут через пятнадцать компания наконец очутилась перед запертой дверью бункера.
За дверью находилось помещение, в которое священник сумел попасть только после смерти Начальника. Святая святых. То, что не должно быть разрушено ни при каких обстоятельствах. Долгое время бункер казался попу чем-то вроде Черной Комнаты из детских страшилок: детство проходит, а затаенные страхи остаются. И вдобавок никогда не знаешь, что находится внутри комнаты на самом деле…
Прежде чем открыть замок ключом, который священник бережно хранил сорок с лишним лет, не рассчитывая когда-нибудь им воспользоваться, он еще раз покосился на своих телохранителей:
— Не передумали, сосунки? Последнее предупреждение!
— Имеем приказ… — забубнил тот, что был повыше.
— Ладно, ладно, слышали, — отмахнулся обер-прокурор и начал ковырять ключом в замке.
Ключ был необычным — трубка с прорезями, из которых в определенном порядке выдвигались ступенчатые язычки. По причине избытка загустевшей смазки замок долго не поддавался. Старик взглядом попросил у дикаря помощи, словно не доверял своим парням, и тот обхватил своей рукой его сухую лапку. Вместе они протолкнули ключ глубже; затем он со скрежетом провернулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
