Совсем не те верования, учившие печь блины, прыгать через костры, гонять по полям русалок, резать перед идолом баранов, а то и людей. Все это было какое-то не настоящее, мелкое, игрушечное. Или грязное. Душа чувствовала – настоящая Вера должна быть неизмеримо выше, чище, величественнее… Летопись рассказывает, будто к Владимиру приходили разные прововедники – мусульмане, иудеи, латинские и греческие миссионеры. Они объясняли преимущества своих религий, а государь взвешивал и выбирал. Потом отправил посольство по разным странам, чтобы проверило на местах, чья вера лучше. Хотя воспринимать всерьез подобную историю не стоит. Это чисто литературный прием, «бродячий сюжет». Он встречается в преданиях многих народов, чтобы объяснить, почему была принята такая религия, а не иная.
Владимиру вовсе не требовалось созывать и выслушивать мудрецов. С мусульманами он общался во время похода в Волжскую Болгарию. Конечно же, князь интересовался их верой. С евреями он имел дело и в Киеве, и в Тмутаракани. Но симпатий к иудеям явно не испытывал, оборвал их радужные мечты, связанные с Таманско-крымской Хазарией. А в христианскую церковь Владимира когда-то водила святая Ольга, христианками были четыре его жены, причем две принадлежали к Восточной Церкви, а две к Западной. У них имелись духовники, князь знал особенности их богослужения.
Но самого по себе « выбора веры » не было и не могло быть . Вера – не товар. Ее не выбирают, как на базаре, торгуясь и прицениваясь, какая лучше и выгоднее. Она всегда одна! И принимают ее только одну, принимают не расчетами, а душой и сердцем. Авторы XI в., русский митрополит Иларион и Иаков Мних, были по времени гораздо ближе к Владимиру, чем Нестор, насобиравший в летопись старые легенды. Оба описывали, что обращение великого князя произошло именно таким образом: «Без всех сих притече ко Христу, токмо от благого смысла и разумения». Без миссионеров, уговоров, своей волей [128, 144]. Господь Сам открылся князю в душе, и Владимир принял Его, «притече ко Христу». Как раз из-за этого св. Владимира, как и св. Ольгу, Церковь признала равноапостольными…
Однако перед государем встал такой же вопрос, как перед его бабушкой: откуда принимать крещение? Вопрос, в котором переплелись и духовные, и политические проблемы. Номинально Церковь еще считалась единой, но Западная и Восточная ее половины все сильнее расходились. За два десятилетия до крещения Руси, в 967 г., римский папа Иоанн XIII издал буллу, подтвердившую запрет богослужения на славянском языке. Мало того, возбранялось ставить священников «из русского и болгарского народа». Такая церковь для нашей страны абсолютно не подходила.
Принять крещение от болгар? После того, как византийцы захватили Восточную Болгарию, политический вес Охридской патриархии очень снизился, в христианском мире она оказалась изолированной. Да и вообще Западная Болгария далеко не дотягивала до былого Болгарского царства. Ее разъедали внутренние смуты. Не без влияния византийцев знать строила заговоры, поднимали мятежи сербы, хорваты, албанцы. Следовало подумать над дальнейшей стратегией Киева. Продолжать войну в союзе с болгарами – значило увязнуть в их дрязгах. В отличие от Святослава, Владимир хорошо понимал: русским на Балканах делать нечего. Он уже получил все, что требовалось стране, выход к морю. Оставалось лишь закрепить успех. Добиться, чтобы Византия смирилась с приобретениями Руси, перешла на другой уровень отношений, не как с «варварами», а с великой и уважаемой державой. А крещение открывало путь к такому повороту.
Момент выдался исключительно благоприятный. В Италии греков били немцы, на Балканах – болгары. А в 986 г. восстал лучший военачальник Варда Склир, занял восточные провинции и провозгласил себя императором. Против него использовали другого популярного полководца, Варду Фоку. Он бунтовал еще при Цимисхии, находился в ссылке. Его выпустили, обласкали, и Склира он победил. Но тут же объявил императором… себя. Его армия двинулась на Константинополь и вышла на азиатский берег Босфора – столица лежала напротив, отделенная только проливом. И вот тут-то к царям Василию и Константину прибыло русское посольство. Владимир предлагал мир, дружбу, выражал желание креститься. Но выдвинул требование – выдать за него греческую царевну Анну [57].
С точки зрения византийцев это была неслыханная дерзость. В их политических трактатах и наставлениях особо предостерегалось: императорам ни в коем случае нельзя родниться с другими монархами, чтобы они не поставили себя на равную ногу с империей. Анна была младшей сестрой Василия и Константина. Когда она была еще маленькой, германский император Оттон I посватал ее за своего сына, будущего Оттона II. Он получил грубый отказ. Ответили, что он «король варваров», а «рожденная в пурпуре» не может быть женой «варвара». Потом плели интриги против Святослава и пообещали выдать Анну за болгарского царя Бориса. Его надули, привели в Константинополь пленным. Царевну пробовал сватать за сына и король Франции Гуго Капет. И еще одним претендентом выступил Владимир.
Но ситуация была критической, нужно было цепляться за любой шанс. Василий и Константин согласились на все, подписали договор. Ответное посольство на Русь возглавил митрополит Феофилакт. Великий князь немедленно прислал корпус из 6 тыс. отборных воинов. Они неожиданным десантом высадились под Хризополем (Скутари), погромили лагерь Варды Фоки и заставили его отступить от Константинополя. В Киеве митрополит Феофилакт окрестил Владимира. Князь недвусмысленно принял имя Василия. Такое же, какое носил император. Но и само имя в переводе с греческого означает «царь», «император». Однако византийцы были верны своим политическим традициям. Владимиру втолковывали, что он стал вассалом Константинополя, присвоили ему невысокий придворный чин стольника, а вопрос о браке попытались замять. Опасность миновала, зачем же выполнять невыгодные обещания?
Что ж, вассала и стольника князь пропустил мимо ушей, пусть тешатся. Но интересы государства он готов был отстаивать жестко. Когда выяснилось, что греки водят его за нос, преподал им запоминающийся урок. В 988 г. мощный русский флот подошел к Херсонесу. Город окружали неприступные стены, со скифских времен еще никто не сумел взять его. Но Владимира трудности не смутили. Его войско обложило крепость и с суши, и с моря. Русичи начали насыпать высокий вал, чтобы с его гребня взойти на стены. А государь доходчиво объяснил горожанам, что будет стоять хоть три года, но Херсонес возьмет.
Столь долгой осады не потребовалось. Херсониты жили по соседству с русскими, хорошо знали их, и многие были готовы передаться Владимиру. Священник Анастас на стреле перебросил из города записку, указал, где проходят водопроводы. Перекрыли воду, и Херсонес сдался. А великий князь пригрозил византийским властителям: «Сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Василий и Константин пребывали в полном шоке: Владимир мог снова соединиться с болгарами, да и мятеж Варды Фоки еще не был подавлен. Пришлось исполнять договор. Анна, несостоявшаяся невеста трех монархов, была истинной «ромейкой». В 25 лет оставалась в девицах, сидела взаперти во дворце, но отъезд к «варварам» считала трагедией. Безутешно рыдала, причитала, что ее «заживо хоронят». А что поделать? Посадили на корабль, утешали только тем, что она жертвует собой ради спасения империи: «Может быть, обратит тобою Бог Русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны».
В Херсонесе ее торжественно встретили жених, войско, горожане. Митрополит обвенчал Владимира и Анну, русская дружина приняла крещение. В «вено» за невесту князь вернул грекам захваченный город. А для себя, на память, забрал понравившиеся статуи коней – украсить собственную столицу. Взял и «святые иконы, и честные кресты, и священные сосуды церковные, и прочую священную утварь, и святые книги», обеспечил всем необходимым рождающуюся Русскую церковь. В свите Анны прибыл большой штат «царевниных» священников. Разумеется, они были не случайными людьми. Их специально подобрали и готовили, чтобы через церковь регулировать князя, подчинять Русь византийскому влиянию. Владимир об этом прекрасно догадывался, но он переиграл Константинополь. Забрал с собой многих священников и диаконов из Херсонеса. Они-то будут служить честно. В общем, князь четко разграничил: вера – это одно, а политика – увольте, совсем другое.
Сразу же по возвращении из Крыма Владимир разрушил столичное капище. Идолов изрубили и сожгли, истукан Перуна протащили по улицам и скинули в Днепр. Чтобы не пристал к берегу, дружинники провожали его до самых порогов. А на 1 августа 988 г. (по другим источникам 989 г.) назначили крещение Киева. Разумеется, не все русичи были готовы превратиться в христиан. Но этот акт нельзя было назвать и насильственным. Владимир, поднявший Русь из развала и одолевший всех ее врагов, приобрел у подданных высочайший авторитет. Если уж такой властитель обратился к христианскому Богу, может ли он ошибаться? Нет, до сих пор он всегда был прав.
