Маслюков поддержал Катаева, но заметил, что военные на конкретные меры разоружения не пойдут. На это Зайков откликнулся так:
— А военные — это что, другое государство? И они всё поймут, если с ними говорить на одном языке! Там тоже отличные специалисты работают. Если будет полная уверенность в правильности нашей позиции — сумеем договориться и с министерством обороны. Но ошибки должны быть полностью исключены. Поэтому нужно прежде всего подумать, как исключить возможность ошибок.[117]
Далее привожу дословно запись В.Л. Катаева о развернувшейся борьбе:
«У Зайкова наш разговор на пятом этаже на Старой Площади закончился пониманием того, что первым шагом по практическому ограничению вооружений должен быть шаг по сокращению ракет средней дальности, даже если это будет по сути принятием предложений Рейгана о «нулевом варианте».
— Когда вы сможете подготовить необходимые документы? — Зайков делал на бумаге краткие записи.
Маслюков посмотрел в потолок, подумал:
— За две— три недели можно подготовить вопрос концептуально, но министерство обороны будет против.
— Пойду к Лигачёву — он на хозяйстве. Позвоним на юг Михаилу Сергеевичу, нужна его поддержка.
Зайков собрал свои записи и вышел.
— Трудно будет уговорить военных. — Маслюков воспользовался паузой, закурил. — Но это будет временно, дальше они сами поймут, что процесс неизбежен. Что от пропаганды надо когда— то переходить к практическим делам...
Появился Зайков, ещё в дверях поднял вверх бумажку с записями:
— Всё! Договорились! Михаил Сергеевич сказал: «Действуйте! Я вас поддержу!» К его приезду надо бы уже что— то подготовить. МИДу, Шеварднадзе я скажу. Чебрикову надо сказать. Но вот как быть с военными? — Зайков потёр лицо двумя ладонями. — Придётся брать огонь на себя. Ведь военные точно скажут: вот пришёл новый секретарь ЦК по оборонке, сам оборонщик, а, вместо укрепления, начал оборону разрушать... Эх!
Зайков махнул рукой, прошёлся возбуждённый по ковру, остановился передо мной:
— Всё! Готовь материалы, Виталий! — перешёл он на «ты», — твоему заведующему отделом я скажу. А мы тут ещё поговорим с Юрием Дмитриевичем. Будь здоров! — протянул он руку.
После беседы я сразу позвонил в МИД, пригласил к себе В.П. Карпова — ему придётся готовить предложения для Политбюро. Представил себе, какая реакция будет у военных. Пока их не надо возбуждать. Лучше, если решение по ракетам средней дальности прозвучит и поступит к ним в подготовленном виде.
Пришёл Карпов. Коротко поговорили. Для него эта новость была прямо личным подарком.
— Прекрасно! Наконец— то поняли! — Карпов всплеснул двумя руками. — Но ракеты средней дальности надо ликвидировать все. То есть — по сути нам надо принять «нулевой вариант» Рейгана.
— Ну, уж Вы сразу: «все»! Если мёд, то ложками! Давайте решим сначала по Европе. Здесь для нас наиболее опасный клубок ракетных проблем. Да и с военными предстоит работать. Не пойдут же они на ликвидацию сразу целого класса ракет.
— Виталий Леонидович! Не целого класса, а нескольких классов! И средней дальности и тактические ракеты надо ликвидировать. Вам — то, надеюсь, проблемы опасности этих ракет для СССР, да и для всех других стран, известны?
— Проблемы понятны. Меня не надо уговаривать. Я полностью за ликвидацию этой угрозы. Но надо, чтобы это поняли и приняли и военные, и наша промышленность — оборонка. Ракеты — то почти все новые — и под нож! Мы КБ торопили, руки выкручивали директорам заводов. Войска только — что освоили новые ракеты, ещё не все ракеты поставили на боевое дежурство. Оппонентов наберётся целая толпа.
— Будем работать с оппонентами. — Карпов откинулся на стуле, улыбнулся. Он, как боевой конь, был готов к атаке, бил копытами.
Видимо, через Зайкова информация дошла до Генерального штаба. Оттуда поступила просьба: собраться у первого заместителя начальника Генерального штаба В.И. Варенникова. Собрались пока в узком составе. Главным «нападающим» был Карпов. Он чётко изложил все доводы за ликвидацию ракет, говорил пока только о ракетах средней дальности. Военные пытались шумно и эмоционально парировать. Звучали слова «диверсия», «пятая колонна», «вспомните Хрущёва», «не с МИДа спросят за безопасность». Дискуссия переросла в открытую полемику, а затем и в перебранку между представителями МИДа и военными. Я пытался безуспешно притушить эмоции техническими доводами в пользу сокращения ракет. С дальнего конца стола стали слышны реплики: «... И ЦК туда же...»
Представители КГБ пока молчали, улыбались и свою позицию не проявляли.
Варенников внимательно следил за ходом спора, дал возможность всем «выпустить пар». Но своего мнения не высказал:
— Обсудили? Всем ясно — проблема есть. Видимо требуется время для проработки. — Варенников для убедительности постукивал ладонью по столу. — Дело серьёзное. Соберёмся ещё раз. Всё! Спасибо!
МИДовцы и военные продолжали доругиваться между собой ещё на выходе из кабинета. Ушли недовольные друг другом. Я не спешил уходить. Варенников тоже. Надо было поговорить.
— Валентин Иванович! Я всё же хотел поговорить по существу. Мы тут больше не обсуждали проблему, а обвиняли друг друга. Но не враги же мы своему государству.
Варенников молча кивнул.
— Просто, наверное, незаметно для всех настало то время, когда накопление ядерного оружия переросло свой безопасный уровень и зашло в зону, где оно — наше собственное оружие и американское — стало не средством сдерживания, а наоборот — средством повышенной ядерной опасности. И, в первую очередь, для СССР, а не для американце. Никто у нас над этим не задумывался. Считали: чем больше ракет — тем лучше. Наконец, созрели, разобрались. Решились сказать об этом руководству. И Рейган с его «нулевым вариантом» тут не причём. Это нам надо уходить от опасности, а не Рейгану...
Долгим был у нас тогда разговор. За полночь. У меня сложилось впечатление, что для себя Варенников эту проблему решил объективно.»
Вот такие вот дискуссии начались теперь под эгидой комиссии Зайкова. Думаю, это яркое и образное описание их начала, сделанное Виталием Катаевым, даёт хорошую возможность представить остроту и сложность начатых перемен.
Первым, что сделал Зайков, — он ввёл практику детального и всестороннего обсуждения проблем на Пятёрке с участием широкого круга как руководителей, так и экспертов. Теперь в них участвовали Соколов, Яковлев, Шеварднадзе, Добрынин, Чебриков, Маслюков и, порой, — до 30 специалистов. Если разногласия удавалось утрясти, то тут же, на Пятёрке, руководители подписывали Записку в ЦК и направляли её в Политбюро. Но если консенсуса достичь не удавалось, то документ отправлялся в Рабочую группу на доработку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
