У концепции коллективной безопасности есть несколько роковых недостатков. Первый заключается в том, что когда Уоллдавия или любое другое государство ввязывается в войну, оно тем самым расширяет масштаб агрессии и усложняет обстановку, потому что при этом оно: 1) безвинно убивает массы гражданского населения Граустарка и 2) увеличивает налоговое насилие в отношении граждан самой Уоллдавии. Более того, 3) в наше время, когда граждан однозначно отождествляют с их государством, Уоллдавия подставляет своих жителей под ответный удар бомбардировщиков или ракет Граустарка. Таким образом, вступление правительства Уоллдавии в войну ставит под угрозу сохранение жизни и собственности собственных граждан, о защите которых вроде бы должно заботиться правительство страны. Наконец, 4) при этом граждане Уоллдавии подвергаются более массовому призыву в ряды вооруженных сил.
Если такого рода меры коллективной безопасности действительно будут применены повсеместно, так что все Уоллдавии мира будут втягиваться в каждый локальный конфликт, расширяя и углубляя его масштабы, у каждой местной перестрелки появится перспектива превращения в общемировую бойню. У концепции коллективной безопасности есть еще один существенный порок. Идея вступления в войну для прекращения агрессии явно перенесена в международное право из сферы бытовых отношений между людьми. Смит избивает Джонса — он совершает агрессию против него. Прибывает полицейский наряд, чтобы спасти потерпевшего, осуществляется полицейская операция для прекращения агрессии. Подчиняясь логике этого мифа, например, президент Трумэн настаивал на том, что американское участие в Корейской войне представляет собой полицейскую операцию в рамках коллективных усилий ООН по прекращению агрессии.
Но термин «агрессия» имеет смысл только на уровне личных отношений между Смитом и Джонсом, так же как и термин «полицейская операция». Эти термины не имеют никакого смысла, когда речь идет об отношениях между государствами. Прежде всего, когда правительства вступают в войну, они тем самым сами осуществляют агрессию против не участвующего в войне гражданского населения, т.е. фактически становятся массовыми убийцами. Правильной была бы такая аналогия: Смит избивает Джонса, полиция спешит ему на помощь и, пытаясь образумить Смита, бомбит городской квартал и убивает тысячи людей либо поливает пулеметным огнем толпу невиновных горожан. Это намного более точная аналогия, потому что именно так поступают все воюющие правительства, а в XX веке они делали это в грандиозном масштабе. Но если полиция ведет себя подобным образом, она сама становится преступным агрессором, и зачастую намного худшим, чем Смит, напавший на Джонса.
Но у аналогии с межличностным конфликтом есть еще один глубокий порок. Когда Смит избивает или обворовывает Джонса, есть все основания видеть в этом агрессию против личности или прав собственности потерпевшего. Но когда государство Граустарк вторгается на территорию государства Белгравия, недопустимо говорить об агрессии в подобном смысле. Дело в том, что, с точки зрения либертарианца, ни одно правительство не имеет права говорить о своем суверенитете в отношении данной территории или претендовать на собственность в ее отношении. Когда государство Белгравия утверждает свои права собственности на национальную территорию, это совершенно другая ситуация, чем когда мистер Джонс заявляет права на свою собственность (хотя его притязания тоже могут оказаться незаконными, а собственность — краденой). Ни у одного государства нет никакой законной собственности, а его территория является результатом агрессии и насильственного завоевания. Поэтому вторжение Граустарка оборачивается схваткой между двумя группами воров и агрессоров, и единственная проблема заключается в том, что у обеих воюющих сторон страдает ни в чем неповинное гражданское население.
Помимо этого общего разъяснения правового статуса правительств нужно иметь в виду, что государство-агрессор зачастую оправдывает свои действия против жертвы достаточно правдоподобными — в контексте системы наций-государств — причинами. Можно себе представить, что Граустарк пересек границу Белгравии, потому что столетием ранее последняя вторглась в Граустарк и захватила его северо-восточные губернии. Обитатели этих губерний в культурном, этническом и языковом отношении — настоящие граустаркцы. Теперь Граустарк вторгся в соседние пределы, чтобы наконец воссоединиться с братским населением потерянных столетие назад губерний. Кстати говоря, в этой ситуации либертарианец, резонно осуждая оба правительства за участие в военных действиях и убийство гражданского населения, будет на стороне Граустарка, имеющего притязания более справедливые — или, точнее, менее несправедливые. Можно сформулировать ситуацию следующим образом: если бы случилось невозможное и обе страны смогли бы вернуться к средневековым методам войны, когда: a) оружие было настолько маломощным, что гражданское население не несло материального и иного ущерба, б) в военных действиях участвовали наемники, а не массовые армии, формируемые на основе всеобщей воинской повинности, и в) войны финансировались за счет добровольных взносов, а не за счет налогов, тогда либертарианец мог бы безоговорочно поддержать притязания Граустарка.
Среди всех недавних войн этим трем критериям более всего отвечает справедливая война Индии за освобождение Бангладеш, имевшая место в конце 1971 года. Государство Пакистан было создано как последний ужасающий подарок Британской империи Индийскому субконтиненту. При этом доминирующую роль в новом государстве получили пенджабцы, проживающие в Западном Пакистане, а подчиненное положение заняли более многочисленные и трудолюбивые бенгальцы, проживающие в Восточном Пакистане (впоследствии Бангладеш), и пуштуны, заселяющие северо-западные районы, граничащие с Афганистаном. Бенгальцы стремились обрести независимость, и в начале 1971 года им удалось получить большинство на парламентских выборах, после чего парламент был распущен, а пенджабские войска приступили к массовым убийствам гражданского населения Восточного Пакистана. Вмешательство Индии помогло силам, боровшимся за независимость Восточного Пакистана. Хотя во время войны возросли налоги и усилилась воинская повинность, индийская армия не использовала оружия против гражданского бенгальского населения. Напротив, имела место настоящая революционная война бенгальского населения против пенджабских оккупантов. Индийская армия воевала только с пенджабскими солдатами.
Этот пример указывает на еще одну характеристику военных действий: революционная партизанская война может в большей степени соответствовать либертарианским принципам, чем война между государствами. Просто в силу объективных обстоятельств партизаны защищают гражданское население от государственного хищничества. В силу этого партизаны, живущие в той же стране, что и враждебное им государство, не могут использовать оружие массового уничтожения, в том числе ядерное. Кроме того, поскольку партизаны полностью зависят от поддержки и помощи гражданского населения, им приходится заботиться о непричинении ему вреда и воевать исключительно с государственным аппаратом и вооруженными силами. Таким образом, партизанская война возрождает древнюю почтенную доблесть — разить врага и щадить мирных жителей. Партизаны, стремящиеся заручиться любовью масс, зачастую воздерживаются от налогообложения и воинского призыва, полагаясь исключительно на добровольную помощь людьми и снаряжением.
Либертарианские особенности партизанской войны характерны только для революционных сил. Что же касается контрреволюционных сил государства, это совсем иная история. Государство, как легко понять, не может для решения своих проблем взрывать ядерные бомбы на собственной территории, а потому оно ограничивается массовым террором — убийствами, запугиванием и зачистками гражданского населения. Поскольку партизаны вынуждены завоевывать поддержку большинства, государству приходится предпринимать усилия для запугивания этого населения или загонять его в концентрационные лагеря, чтобы лишить партизан всякой поддержки. Такую тактику использовал испанский генерал Вейлер-и-Николау по прозвищу «мясник», который пытался разгромить силы кубинских повстанцев в 1890-х годах. И точно так-же действовали американские войска на Филиппинах, а британские — в войне с бурами. Той же логике подчинена злополучная политика «стратегических деревень» в Южном Вьетнаме[3*].
Либертарианская внешняя политика, таким образом, далека от пацифизма. В отличие от пацифистов, мы не считаем, что никто не имеет права обращаться к силе для самозащиты. Мы утверждаем только то, что ни у кого нет права призывать на военную службу, взимать налоги, убивать или использовать насилие для самозащиты. Поскольку все государства возникли в результате захвата своих нынешних территорий и существуют за счет агрессии против своих подданных, а войны между государствами сопровождаются убийствами невинного гражданского населения, такие войны всегда несправедливы, хотя некоторые из них несправедливее, чем другие. Партизанская война против государства, по крайней мере в принципе, может отвечать либертарианским критериям справедливой войны, поскольку она направлена исключительно против вооруженных сил и государственного аппарата, и при этом партизаны опираются на добровольную поддержку населения.
