– Колян, – раздался сзади глуховатый голос.
Федор обернулся. У скамейки стоял Крот. Вид у него был унылый. Он с прищуром посматривал вокруг – создавалось впечатление, будто он только что выбрался из норы.
– Ты уже пришел? – выразил легкое удивление Радченко. – Ну что ж, нам пора.
С недавних пор Федор Угрюмов стал тяготиться обществом Коляна и всякий раз выискивал предлог, чтобы сократить общение с шефом. Когда Колян сказал, что ему нужно идти, Федор едва сдержал вздох облегчения.
– Да, мне тоже нужно идти. На наши магазины, которые на Красной Пресне, наехали какие-то отмороженные. Надо бы посмотреть, кто такие.
– Разберись, – согласился Колян. – Люди ведь так противно устроены: пока им дырок в башке не наделаешь, ни за что не поймут. Так что езжай и без пары трупов не возвращайся.
– Постараюсь, – оценил юмор своего шефа Угрюмый.
– Да, кстати, у меня на Пресне тоже имеется одно небольшое дельце. Подбросишь?
– Разумеется, – едва скрыл разочарование Угрюмый.
У «Форда» их поджидали Серый с Цыганом. Это был неприятный сюрприз, но Угрюмый старался не напрягаться и вести себя как можно естественнее. Он небрежно махнул рукой в знак приветствия и уже распахнул дверь, как вдруг услышал голос Коляна.
– Если не возражаешь, пускай машину Крот поведет, а мы с тобой на заднем сиденье устроимся. Мне тебе кое-что сказать нужно. Заодно на город посмотришь, а то, знаешь ли, как упрешься в баранку, так, кроме дороги, ничего и не видишь. На тротуарах такие киски встречаются!
Федор пожал плечами:
– Ладно, пускай рулит.
Как ни прислушивался Угрюмый к интонациям Коляна, но не обнаружил в них ничего зловещего – обыкновенный начальственный треп с заявками на демократичность. Что поделаешь, волна перемен коснулась и криминальных структур.
Николай плюхнулся на заднее сиденье. Рядом скромно, словно и не хозяин тачки, устроился Угрюмый. За год он успел проехать на своей иномарке около тридцати тысяч километров, но на ее заднем сиденье ехал впервые. Дорога отсюда выглядела совершенно иной.
Третьим сзади сел Цыган. Угрюмый почувствовал себя стесненным и незаметно подвинулся.
– Послушай, Колян, куда мы едем? Это же дорога не на Пресню, – через некоторое время спросил Федор, выдав себя беспокойными нотками в голосе.
– Успеешь ты на свою Пресню, мне тут еще в одно место нужно заскочить. Если хочешь, можем пойти вместе.
Цыган зловеще помалкивал. Угрюмый не переваривал этого типа и ощущал кожей его ответную ненависть. Была бы воля Федора, так он бы посадил этого злодея с лошадиной улыбкой пожизненно под крепкий замок и выводил бы на свет Божий только для того, чтобы попугать непослушных малышей. Цыган представлял собой классический образчик уголовника со стажем – худощавый, как высушенная вобла, с темной обветренной кожей, которая, казалось, помнила едва ли не все зоны России. Характерные глаза, настороженные и недоверчивые, словно видевшие в каждом «кума», от которого следовало ждать очередной накачки, а то и водворения в карцер. Люди, не знавшие Цыгана, от его взгляда начинали невольно ежиться, словно чувствовали на шее обжигающее прикосновение стального лезвия.
Цыган в бригаде Коляна был чем-то вроде психологического оружия. У него напрочь отсутствовали тормоза, и на противника он порой производил ошеломляющее впечатление. Так, например, во время напряженного разговора он мог неожиданно издать истерический вопль, порвать на себе рубашку и обнажить грудь со множеством татуировок, рассеченных страшными шрамами. Цыган не однажды рассказывал, что шрамы он заработал в славной драке, когда держался один против пятерых, вооруженных ножами. Действительность была до смешного банальной: просто однажды по пьяному делу он свалился на груду битого стекла.
– Хорошо, я пойду с тобой, – охотно согласился Угрюмый, придавая своему голосу беспечность и втайне радуясь, что неприятному соседству пришел конец.
Автомобиль въехал во двор. Место было тихое, даже глухое, ни одной живой души поблизости, словно в окружающих домах вымерли все живые существа.
Колян распахнул дверцу и бросил Кроту:
– Поднимемся все. Машину пока запри.
– Хорошо. – Крот заглушил двигатель.
Цыган, скаливший золотые зубы в нехорошей улыбке, напоминал Бармалея из сказки. Злодейское выражение его лица Угрюмому не понравилось. Впрочем, стоит ли обращать внимание на такие мелочи – мало ли какая гнусная мыслишка точит параноидальный мозг блатного.
– Колян, тут братва с Северо-Запада подъезжала, С ними законный был, хотели переговорить с тобой, – догнал Крот удалявшегося Радченко.
Николай неожиданно остановился и, повернув к Кроту злое лицо, процедил:
– Послушай, Крот, не надо меня разочаровывать. Я уже начинаю жалеть о том, что ты здесь. Посмотри на Цыгана, разве он будет играть по чужим правилам? И не подумает! Мы пришли сюда для того, чтобы победить. Мы придумали игру, которой до нас не существовало. Поэтому они должны играть по нашим правилам!
– Колян, они были с законным.
Радченко разгорячился не на шутку:
– Такое впечатление, что ты по-прежнему паришься в чалкиной деревне. Окстись, парень! Мы на воле! Здесь нет ни законных, ни смотрящих, ты сам себе голова! Если оглядываться на каждого хмыря с авторитетной наколкой, то можно вообще остаться без штанов. Ты думаешь, они о тебе заботятся? – Колян почти кричал, но в окнах не дрогнула ни одна занавеска. – Нет, о себе в первую очередь, чтобы мошну набить до отказа. Чтобы «капусты» хватило на всех красивых баб да чтобы еще оттянуться где-нибудь на Гавайях по полной программе. И чтобы можно было за один вечер спустить пятьдесят тысяч баксов в каком-нибудь казино, а потом в приятельской беседе обмолвиться, что сегодня в карты он проиграл целый «Мерседес». Они ни хрена работать не хотят! А мы пашем, вот поэтому и деньги имеем. Обо всех этих законных забудь! Пускай у дураков голова пухнет от ненужных вопросов. Для меня что законный, что черт, все едино!
Неожиданно Радченко замолчал, потом вдруг улыбнулся и примирительно произнес:
– Я вижу, что ты от зоны еще не отошел. Ладно, привыкнешь. Пойдем в дом, чего стоите? Люди сейчас бдительные стали, еще ментов позовут.
Колян уверенно зашагал в сторону подъезда.
– И вот еще что, – Колян обождал, пока Крот приблизится к нему, и процедил сквозь зубы: – Никаких переговоров с законными не вести! Мы не миротворческая организация и не Красный Крест. Мы пришли сюда побеждать. Вычислишь горлопанов и перестреляешь, как куропаток. Ты меня понял, Крот?
– Разумеется, Колян, – отозвался Крот несколько бодрее, чем следовало бы.
Радченко задержал на нем тяжеловатый взгляд – не издевка ли? Убедившись, что Крот полон почтения, Колян хмуро бросил:
– Пошли.
Они бодро поднялись на третий этаж. Николай остановился перед высокой дверью, обитой темно-синим дермантином, и уверенно нажал на кнопку звонка. Послышалась заливистая соловьиная трель.
С полминуты в квартире царила тишина. Создавалось впечатление, будто чья-то злодейская рука свернула тоненькую шейку лесному вокалисту. Неожиданно за дверью послышался шорох. Еще секунд двадцать визитеров внимательно изучали через глазок, а затем брякнула цепочка, лязгнул замок, со скрежетом отворился второй, и только после этого дверь гостеприимно распахнулась.
На пороге стоял Горыныч, оскалив в хищной улыбке крупные зубы. Вот это был настоящий сюрприз! Угрюмый почувствовал, что веко его задергалось от нервного тика.
– Ну что ты замер? – почти по-отечески подбодрил Радченко Угрюмого. – Проходи, а то стоишь, как не свой.
Колян уверенно вошел в роль хозяина – отстранил плечом Горыныча и тяжело затопал по дубовому паркету. Угрюмого несильно подтолкнули, и он переступил через порог.
Череда неприятных сюрпризов продолжалась – из комнаты навстречу Федору вышла Надежда. Другая – не ослепительная и уверенная в себе королева, которую он оставил в Таежном, а поломанная судьбой баба с перекошенным от страха ртом. Казалось, со дня их последней встречи прошло не меньше двадцати кошмарных лет.
– Кажется, все действующие лица в сборе, – торжественно произнес Колян. – Чует мое сердце, что нас ожидает интересное представление. Не дергайся, Федор! Отсюда можно выбраться только в разобранном состоянии.
Как бы в подтверждение его слов зловеще брякнула на закрывшейся двери стальная цепочка. Пространство вокруг Угрюмого замкнулось. Теперь он прекрасно понимал, что чувствует мышь, оказавшись наедине с голодной кошкой.
– Колян, ты о чем, в натуре?
Угрюмый сделал над собой усилие и попытался выглядеть браво: голос его зазвучал неестественно молодцевато, а губы растянулись в беззаботной, как ему показалось, улыбке.
