— Понятия не имею. А тебе не кажется, что тебе уже хватит?
— Все путем, — возразила я. — Я в полном порядке. Мне никогда лучше не бывало. А каково это — быть генератом?
— Неплохо, — ответил он, делая еще глоток вина. — Всегда есть шанс получить новую роль, если ты достаточно усерден и постоянно участвуешь в Программе по обмену. Семьи у меня нет — может, и к лучшему.
— Моя мамаша — посмешище, а отца просто не существует, — поделилась я. — Он странствующий по времени рыцарь… не смейся… а еще у меня два брата. Оба живут в Суиндоне. Один — священник, а другой…
— Кто?
Мне снова стало не по себе. Может, из-за вина. Я посмотрела на руку.
— Я не знаю, что он делает. Мы много лет не разговаривали.
Снова «обратный кадр», на сей раз Крым.
— Бутылка пуста, — пробормотала я, пытаясь налить вина.
— Ты бы сначала пробку вынула, — заметил Арнольд. — Позволь мне.
Он взял штопор и после упорных трудов вытащил пробку. Думаю, он был пьян. Некоторые люди удержу не знают.
— Как тебе Кладезь? — спросил он.
— Нормально, — ответила я. — Потустороннику тут очень неплохо живется. Никаких счетов оплачивать не надо, всегда хорошая погода и, что лучше всего, никакого «Голиафа», стряпни моей матушки или ТИПА.
— ТИПА умеет стряпать?
Я по-дурацки захихикала, он тоже. Через пару секунд мы оба истерически хохотали. Я сто лет так не смеялась.
Смех оборвался.
— А над чем это мы?
— Не знаю.
И мы снова расхохотались.
Я отдышалась и отпила еще вина.
— Ты танцуешь?
Арни озадаченно глядел на меня несколько мгновений.
— Конечно.
Я взяла его за руку и повела в гостиную. Нашла пластинку и поставила на проигрыватель. Положила ему руки на плечи, а он обнял меня за талию. Ощущение было странное и почему-то неправильное, но мне было все равно. Я сегодня потеряла хорошего друга и заслуживала небольшого расслабона.
Заиграла музыка, и мы начали медленно танцевать. Раньше я много танцевала — наверное, с Филбертом.[79]
— Для одноногого ты хорошо танцуешь, Арни.
— У меня две ноги, Четверг.
И мы снова расхохотались. Я припала к нему, он оперся на софу, чтобы не рухнуть. Пиквик посмотрела на нас с отвращением и встопорщила перья.
— У тебя тут, в Кладезе, есть девушка?
— Нет никого, — медленно ответил он.
Я потерлась своей щекой о его щеку, нашла его губы и поцеловала очень ласково и бесцеремонно. Он начал отстраняться, но затем перестал и ответил на поцелуй. Ощущение оказалось до опасного приятным. Я не понимала, почему так долго оставалась одинокой.
Он оторвался от моих губ и отступил на шаг.
— Четверг, это все неправильно.
— Да что тут может быть неправильного? — спросила я, глядя на него и покачиваясь. — Хочешь пойти посмотреть мою спальню? Там такой классный потолок!
Я споткнулась и вцепилась в спинку дивана.
— Ну что уставилась? — спросила я Пиквик, сердито глядевшую на меня.
— У меня в голове стучит, — пробормотал Арнольд.
— И у меня тоже, — ответила я.
Арнольд склонил голову набок и прислушался.
— Не, это не в голове, это в дверь.
— Это двери восприятия, — заметила я. — Или небес и ада.
Он открыл дверь, и вошла очень старая женщина в синем бумазейном платье. Я начала было хихикать, но заткнулась, когда она подошла ко мне и отняла у меня стакан.
— И сколько ты уже выпила?
— Два? — ответила я, опираясь на стол.
— Две, — поправил Арни. — Бутылки.
— Два, — ответила я. — Ящика. — И снова захихикала, хотя на самом деле ничего смешного не было. — Слушай, бумазейная тетка, — погрозила я пальчиком, — лучше верни мне стакан!
— А о малыше ты подумала? — ответила она, грозно глядя на меня.
— Каком таком малыше? У кого малыш? Арни, у тебя малыш есть?
— Дело обстоит хуже, чем я думала, — пробормотала она. — Такие имена, как Аорнида и Лондэн, ничего тебе не говорят?
— Ни-че-го, — ответила я. — Но если хочешь, я выпью за них. Привет, Рэндольф.
Рэндольф и Лола стояли в дверях и с ужасом смотрели на меня.
— Ну? — сказала я. — У меня что, еще одна голова выросла или как?
— Лола, принеси ложку, — сказала бумазейная тетка. — Рэндольф, тащи Четверг в ванную.
— Зачем? — удивилась я, сползая на пол. — Сама дойду.
В следующий момент перед глазами у меня возникли задники Рэндольфовых ботинок и пол гостиной. Затем лестница с высоты его плеча. Меня снова разобрал смех, но остальное теряется в тумане. Я помню, как кашляла и блевала в унитаз, а затем, когда меня уложили в постель, разрыдалась.
— Она умерла. Сгорела.
— Я знаю, милая, — сказала старушка. — Я твоя бабушка, помнишь?
— Ба? — всхлипнула я, внезапно узнав ее. — Прости, что я назвала тебя «бумазейной теткой»!
— Все в порядке. Может, и хорошо, что ты выпила. Сейчас ты заснешь, а во сне тебе предстоит сражаться со своими воспоминаниями. Поняла?
— Нет.
Она вздохнула и отерла мне лоб маленькой розовой ладошкой. От этого мне полегчало, и я перестала плакать.
— Держись, дорогая. Не теряй головы и будь сильнее, чем когда-либо прежде. Встретимся утром на том берегу.
Бабушкино лицо начало расплываться, меня охватила дремота, и я погрузилась в глубины подсознания.
Глава 27
Маяк на краю моего сознания
Семейство Аид, насколько я знаю, состояло (по старшинству) из Ахерона, Стикса, Флегетона, Коцита, Леты и Аорниды — единственной девочки. Их папаша скончался давным-давно, оставив маменьку в одиночку справляться с юными и злобными отпрысками. Некогда Влад Цепеш отозвался о них как о «невероятно отвратительных». Семейка Аид жирела на всяких извращениях и преступлениях различной степени ужасности. Одни совершались ради щегольства, другие полусерьезно, иные — с ленивым пренебрежением ко всему. Лета, белая ворона семейства, вряд ли был жесток но натуре вообще, но остальные с лихвой его уравновешивали. В свое время мне выпало уничтожить троих из них.
ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ Аидская семейка
За спиной разбилась о скалы волна, обдав меня холодными брызгами и клочьями пены, и я вздрогнула. Я стояла на скалистом выступе посреди беспросветной бурной ночи, а передо мной возвышался маяк. Ветер выл и стонал вокруг башни, молнии били в крышу. Очередной разряд в облаке искр ушел по громоотводу в землю, оставив по себе едкий запах серы. Маяк был чернее обсидиана, и при взгляде наверх мне показалось, будто вращающаяся среди больших линз дуговая лампа висит прямо в воздухе. Свет парил в угольно-черной темноте, не освещая ничего, кроме вздыбленного злого моря. Я покопалась в памяти, но не обнаружила ничего — прошлое просто исчезло. Меня вынесло на самый одинокий аванпост моего подсознания, остров без воспоминаний, где не было ничего, кроме того, что я видела, ощущала и обоняла в это мгновение. Но чувства меня не покинули, и я ощущала опасность и подозревала какую-то цель. Я понимала, что должна победить — или потерпеть поражение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
