свой рассказ всегда с загадочной фразы: «Я дал Героя Советского Союза Машерову и принял в партию Якуба Коласа».
Что касается Машерова, то роль Климова заключалась в оформлении наградных документов, поскольку партизанская бригада, которую возглавлял Петр Миронович, действовала как раз на Виленщине. С Якубом Коласом Климов находился в эвакуации и частенько заходил к народному поэту в гости отведать спирта-сырца, который доставал его сын Данила, работавший в оборонной химической лаборатории. Припомнив Коласу о том, что в трудной для него момент первый секретарь КП(б)Б Пантелеймон Пономаренко спас его от расплавы Лаврентия Берия, убедил, что в годы тяжелейших для родины испытаний вступление народного песняра в партию стало бы вдохновляющим примером. Не могу утверждать, что Якуб Колас подавал заявление о приеме в партию с таким же горячим желанием, как это делал я в 1938 году, во время боев на Халхин-Голе. Но на открытом партийном собрании редакции газеты «Советская Белоруссия», состоявшимся 3 марта 1943 года в Москве, кандидатом члены ВКП(б) его приняли. Рекомендации поэту дали Михаил Лыньков, Иван Климов и Константин Бударин.
Разговаривал Климов в присущей ему агрессивно-грубоватой манере.
- Василий Иванович, ты кого хочешь в тюрьму посадить?! Толочко - бывший партизан, герой, можно сказать, а ты его за решетку!
- Иван Фролович, вы же знаете, горком партии не вмешивается в работу правоохранительных органов. Суд во всем разберется. Если Толочко только подписывал незаконные ордера и не брал за это взяток, никто его сажать не будет. Я дам всего лишь моральную оценку поведению коммуниста.
- Можно подумать, ты не знаешь, что наши суды никакого независимого следствия не ведут. Просто переделывают партийные решения в приговоры. Подумай хорошенько о том, что и как сказать! Никто тебя ведь за язык не тянет. Если разобраться, ты ведь в этой истории тоже не ангелом выглядишь.
Если звонки Климова я еще как-то мог понять, желая защитить Толочко, он не мог напрямую повлиять на решение суда, даже занимая столь высокД пост, то позиция председателя Верховного суда БССР Алексея Бондаря меня откровенно удивила. Он заходил ко мне в горком дважды. Приносил мне дела.
- Василий Иванович, почитай. Это поможет тебе глубже вникнуть в дела, дать ему более беспристрастную оценку.
- Алексей Георгиевич, не хочу я ничего читать. С точки зрения партийной морали все и так предельно ясно. А какую дать ему правовую оценку, это уже ваше, суда, дело.
- Но суд же не может не прислушаться к мнению партии!
- Может. Если даже самый отъявленный негодяй не совершил противоправных поступков, зачем его сажать в тюрьму!
В самый канун партконференции, в выходной день, я захотел еще раз внимательно прочитать текст подготовленного выступления. Чтобы никто не отвлекал, решил сделать это в горкоме. Только зашел в кабинет, звонит постовой:
- Василий Иванович, к вам заместитель прокурора города и начальник милиции.
- Пропустите.
Заходят Долбик и Пискарев. С прокурором города у меня отношения не складывались, в 1930-е годы он был прокурором Слуцкого района. По его вине были репрессированы десятки невиновных людей. И хотя об этом было хорошо известно, ему каким-то образом удавалось уходить от ответственности. Я терпеть не мог этого человека. Он чувствовал мое отношение к себе и старался делать всякие пакости. Не успеет исполком принять какое-нибудь постановление, прокуратура опротестовывает его.
- Василий Иванович, надо как-то выручать ребят!
- Поймите меня правильно, я не могу поступить иначе. Даже если бы и хотел, замять скандал уже невозможно. Задом только раки ходят. Об этом я сказал и заместителю Председателя Верховного Совета, и Председателю Верховного суда. Так что, извините, продолжать разговор на эту тему считаю бессмысленным.
Долбик и Пискарев ушли ни с чем. Что касается Пискарева, это был честный, глубоко порядочный человек, профессионал в своем деле, никогда не допускавший отступлений от закона. Того же требовал и от своих подчиненных. Не сомневаюсь, что пойти ко мне его заставили.
Партконференция состоялась. Присутствовало более четырехсот человек, в том числе секретари ЦК КПБ, включая Машерова. Но он не выступал. Разумеется, больше всего всех интересовало, что я скажу с скандале со взятками.
Несмотря на мощный прессинг, который длился не один месяц, я своей позиции не изменил ни на йоту. Сказал о том, что думал. Что поведение замешанных в деле о взятках лиц, несмотря на их прошлые заслуги, считаю несовместимым со званием коммуниста.
Прения проходили бурно. Практически все выступающие позицию горкома поддержали. Ждали выступления секретаря ЦК КПБ Алексея Смирнова, который должен был обозначить позицию Бюро ЦК КПБ, а не исключено и ЦК КПСС, поскольку он был протеже Брежнева, работал при нем в Днепропетровске первым секретарем обкома комсомола. К большому удивлению, больной темы Смирнов не коснулся вовсе. А давая оценку деятельности горкома за отчетный период, покритиковал за недостаточное внимание к развитию физкультуры и спорта. Откровенно говоря, это меня задело. Именно в этот период в Минске были построены Дворец водного спорта и еще несколько бассейнов, доступных не только для профессиональных спортсменов, но и для всех желающих. Активно развивались спортивные базы предприятий.
Слушая прения, я незаметно следил за реакцией Машерова. Понятно, что текст своего выступления Смирнов с ним согласовал. Но его лицо непроницаемым.
Не могу утверждать со всей уверенностью, но думаю, что Петр Миронович на тот момент попросту не знал, что со мной делать. Навернякв, ему советовали от меня избавиться, перевести на какую-нибудь менее значимую должность, как обычно поступали со строптивыми. Но, надо отдать ему должное, если, оценивая руководителя, приходилось выбирать между послушанием и профессионализмом, Машеров всегда отдавал предпочтение второму. Мне кажется, что он решил посмотреть, какие будут результаты выборов в городской комитет партии.
Доклад мандатной комиссии о результатах голосования был встречен бурными аплодисментами. За меня было подано 97 процентов голосов, лишь 3 процента воздержались или были против. Это и решило мою судьбу. На пленуме вновь избранного горкома на пост первого секретаря была предложена лишь одна кандидатура - Шарапова. Самовыдвиженцев не нашлось. Проголосовали единогласно…
«Вы о нас, сыновья, забывать не должны»
В середине 1960 годов во взрослую жизнь вступило поколение детей вернувшихся с войны фронтовиков, и тема патриотизма зазвучала с новой силой. В 1964 году с триумфом прошел по киноэкранам страны двухсерийный художественный фильм «Живые и мертвые», снятый по повести Константина Симонова и ставший для большинства зрителей настоящим откровением; еще никто и никогда не говорил о наших потеря в начальный период войны
